Дневник Вацлава Нижинского
Опубликовано в журнале Знамя, номер 2, 1996
Российская мегазвезда мирового балета
Дневник Вацлава Нижинского. Воспоминания о Нижинском.
М.: Артист — Режиссер — Театр, 1995. — 267 с. 5000 экз.
Все гениальное просто и в то же время непостижимо. Когда легендарного Нижинского спросили, трудно ли парить в воздухе во время прыжков, тот сначала не понял вопроса, а затем с обезоруживающей искренностью ответил: «О нет! Это не трудно, надо только подняться и на мгновение задержаться…»
Гений — явление загадочное, как верно подметил известный художник А.Бенуа, не поддающееся «естественным» объяснениям, и к тому же чрезвычайно редкое. «В жизни я встречал мало гениев, — признался как-то великий Чаплин, — и одним из них был Нижинский. Он зачаровывал, он был божествен… каждый его прыжок — полет в страну фантазии.» Так уж сложилось, что Россия, страна с гигантским духовным потенциалом и мощными культурными традициями, оказалась землей обетованной для балета — изящнейшего из искусств, замешанного на тяжком физическом труде. Она дала миру великих балерин и танцовщиков, талантливейших балетмейстеров и педагогов. Однако даже на этом фоне Вацлав Нижинский вошел в анналы всемирной истории мегазвездой международного масштаба.
Российский гений балета родилс в Киеве в 1889 году. Он был сыном и внуком польских танцовщиков, от которых унаследовал мятущуюся славянскую душу. Проблему национальной принадлежности Вацлав решил для себя сам раз и навсегда. «Я из поляков, — заявил он, — но сердцем я русский, так как был воспитан в этой дорогой мне стране, России… Я люблю Россию.»
Судьба не слишком благоволила к мальчику в начале жизненного пути: голодное детство; короткий период жизни в семье с обожавшей его матерью, униженной и брошенной отцом; казенна атмосфера театрального училища. Как свойственно большинству гениев, среди которых вундеркинды скорее исключение, чем правило, школьные успехи Нижинского по всем предметам, не касавшимся танца, были весьма посредственными. Да и на балетном поприще, вспоминает Т. Карсавина, сначала никто не мог распознать в нем гения. Сложно было предположить, что «мальчик неказистой наружности, скорее коротенький, с толстой шеей, неизящно торчавшей на плечах и несшей большую голову с довольно вульгарными, слегка монгольскими чертами лица», сумеет достичь феноменальных высот в балете и покорит своим искусством весь мир.
Но так произошло. По окончании Петербургского театрального училища Нижинский был принят в Мариинский театр, где вскоре стал любимым партнером божественной Анны Павловой, а затем и prima ballerina assoluta красавицы Матильды Кшесинской. В тот же период Вацлав встречает человека, сыгравшего роковую роль в его жизни, Сергея Дягилева. Чародей Дягилев открыл (ибо было что открывать) миру подлинного Нижинского: в простоватом и малопривлекательном юноше он обнаружил создание экзотическое, напоминающее эльфа, танцующего как «молодой бог». Пять лет любви и сумасшедших страстей связывали этих двух неординарных людей, потрясавших мир танца шедеврами: «Шехерезада» (1910), «Призрак розы» (1911), «Петрушка» (1911), «Послеполуденный отдых фавна» (1912, первая балетмейстерская работа Нижинского), «Весна священная» (1913, второй поставленный им балет). Дягилев предоставил Нижинскому возможность жить как «богу танца», не ведая о реальной жизни, не соприкасаясь с будничными заботами, полностью отдаваясь искусству балета. Фантастически талантливый менеджер в рамках собственной антрепризы занимался, говор современным языком, промоцией (т.е. пестованием и популяризацией) творчества своего гениального друга. А тот творил, творил как дышал — просто и необъяснимо, — поражая не только публику, но и коллег по «Русским сезонам» происходящими с ним метаморфозами. Обычно на репетициях роли ему не давались, свидетельствуют очевидцы. Он танцевал почти автоматически, точно и блекло. Но уже на генеральной Нижинский как бы пробуждался от летаргии, начинал думать и чувствовать. Окончательное же преображение происходило с ним, когда он надевал костюм. «Казавшийся апатичным Вацлав начинал нервничать и капризничать. Вот он превращается в другое лицо, видит это лицо перед собой в зеркале, видит себя в роли, и с этого момента он перевоплощается: он буквально входит в свое новое существование и становится другим человеком, притом исключительно пленительным и поэтичным.» Совершенство, с которым он танцевал на сцене сложнейшую партию Петрушки, потрясло даже автора балета И. Стравинского, наблюдавшего на репетициях странное невладение артиста ролью, точно он «не совсем понимал, что от него требовали». Последовавший шок был тем более велик, что «прыжки, в которых Вацлав не знал соперников, уступали здесь место драматической игре».
Однако союз Дягилева с Нижинским вскоре распался, два человека, не перестававшие втайне высоко ценить друг друга, были разведены враждой. Золоченая клетка, в которой держал артиста его страстный немолодой наставник, стала тесна Нижинскому, всегда стремившемуся прокладывать свой жизненный путь независимо от внешних влияний. Он был тихим, но на редкость упорным борцом.
В 1913 году произошла спонтанная, почти авантюрная женитьба Нижинского на боготворившей его талант Ромоле Пульски. Дальнейшее творчество артиста прошло под знаком любви-ненависти к Дягилеву и неистовой жажды «творить без передышки». Следует добавить, что зловещую роль в его судьбе сыграли так называемые «толстовцы» (два танцовщика-неудачника), восстанавливавшие Вацлава против театра, искусства. К слову сказать, они убедили его стать вегетарианцем и не есть мяса. Казалось бы факт, недостойный внимания, но в результате такой диеты постепенно слабели мышцы ног и Нижинский начал деградировать как танцовщик. В Лондоне он потерпел неудачу, нью-йоркского успеха «Тиля Уленшпигеля» оказалось недостаточно для возрождени его духа. Появились первые признаки болезни. Артист уехал лечиться в Швейцарию. Там, в отеле Сувретта-хаус в Сен-Морице, 19 января 1919 года Нижинский танцевал для публики в последний раз, «танцевал войну» — странно, трагично, гениально. «Публика сидела бездыханная, — вспоминала Ромола, — в испуге и изумлении».
С тех пор, вплоть до самой смерти в Лондоне 8 апреля 1950 года, Нижинский жил в сумерках болезни, поражавшей в той или иной степени многих выдающихся личностей — Шумана, Ницше, Мопассана, Ван-Гога и многих других. Искра божия, воспламеняюща гениальную душу, так часто опаляет ее, а порой сжигает дотла, что гений и страдание воспринимаются как синонимы. Истерзанные лекарями-шарлатанами, ослепшие в конце жизни Бах и Гендель; доходивший до грани самоубийства от постоянного шума в ушах Бетховен («спасение» пришло к нему лишь в виде полной потери слуха), страдавший помимо того множеством других заболеваний, сопровождавшихся мучительной болью, которую он заглушал алкоголем; физически немощный Паганини с целым букетом болезней, лечение которых привело его организм к хроническому отравлению ртутью, со всеми вытекающими последствиями; изнуренный недугами, в том числе и маниакально-депрессивным психозом, Россини, умерший от рака, — это лишь несколько трагических примеров того, что исключительный талант никогда не дается даром.
С началом болезни у скупого на слова Нижинского появилось страстное желание написать полуисповедь-полудневник, чтобы попытаться понять себя и, главное, объяснить себя миру, доказать, что он не сумасшедший, но избранник божий, клоун Божий, по его собственному определению. «Каждый должен признать свои ошибки, и вот я перед всеми наказываю себя, рассказывая мою жизнь».
Тетрадки с записями 1918—1919 гг. на русском и польском языках были случайно обнаружены среди детских альбомов дочери Нижинского Киры. Свою проникновенную, щемящую душу исповедь гениальный артист прятал от глаз лечащего врача, пытавшегос анализировать поток сознания вверенного ему пациента.
Лишенная средств к существованию Ромола Нижинская решает опубликовать 2/3 найденного текста под названием «Дневник Вацлава Нижинского». Для этого она заказывает английский перевод и делает купюры (Ромола опустила обширные фрагменты откровенных эротических признаний, стихов, рискованных описаний). Без них «Дневник» дает несколько одностороннее представление об авторе, мешает понять его болезнь. Тем не менее книга, изданная в Лондоне в 1936 году (то есть за 14 лет до смерти Нижинского), оказалась в центре всеобщего внимания. Общественное мнение посчитало, что Ромола была вправе, более того — была обязана предать гласности столь поразительный, волнующий документ.
В 1953 году парижское издательство «Галлимар» опубликовало «Дневник Вацлава Нижинского» в переводе с английского языка на французский. Именно этот галлимаровский текст положен в основу российского издания, дополненного воспоминаниями о Нижинском корифеев русского и мирового искусства. Шаг за шагом издательство «Артист. Режиссер. Театр» ликвидирует с помощью серии «Ballets Russes» досадные пробелы в нашем знании о таком многоликом и уникальном явлении, как Русский Балет.
А «Дневник Нижинского» продолжает жить собственной жизнью, его история на русскоязычном издании не заканчивается. После смерти Ромолы в 1978 году дочери Нижинского Кира и Тамара дали согласие на полный, без купюр, перевод записок отца, который и был осуществлен Кириллом Фицлионом бережно и тщательно, с соблюдением точной лингвистической структуры и достоверности. Эта полная версия «Дневника» вышла недавно во Франции в издательстве Actes Sud. Отрывки из нее звучали на фестивале в Авиньоне и в парижской Опера Бастий.
Последняя записна книжка содержит не публиковавшееся прежде письмо Нижинского Дягилеву, так никогда и не отосланное адресату, — пронзительное свидетельство любви и ненависти, страданий, скорби, обиды и боли того, чья рука ночи напролет настойчиво выводила: «Бог живет во мне. Я совершал ошибки и искупил их своею жизнью».
Г. Онуфриенко