Н. Матвеева "Я училась не мешкать в воротах."
Опубликовано в журнале Знамя, номер 1, 1996
Я УЧИЛАСЬ НЕ МЕШКАТЬ В ВОРОТАХ…
***
Я училась не мешкать в воротах.
Предугадывать силу обмана.
Я училась из водоворотов
Выбираться без точного плана.
Луч надежды и нить Ариадны
Ходят вместе в минуту крушенья.
Я училась во дни безотрадны
Находить в пустяках утешенье.
Я училась удерживать гневность
И гордыни припадок жестокий.
Я училась мечтаний напевность
Замыкать в надлежащие строки.
А унынию я не училась,
А унынье… само получилось.
9 авг. 95 года
Городская магнолия
…Там этажи, в которых
Бешеные конторы,
Американской Фортуны
Фокстротирующие весы…
(Надежда Матвеева-Орленева. — 1940-е гг.)
Лекция…
Фракция…
Фикция…
Акция…
Всесокрушающий Рынок!..
Но всё еще есть,
как ни странно, —
акация,
Смуглый песок и суглинок.
Улицы круче —
и снова наклонней…
В руках у прохожего свёртки…
Загнанная
городская магнолия
Тоже магнолия, всё-таки!
Пыль на цветах,
Предзакатное зарево…
Толстой листвы бушевание…
Тюль на окне взбеленился, —
И замерло
Чье-то — вверху — вышивание…
Город практический,
Капиталистический,
Не благосклонный к прогулкам.
Но… пролетает какой-то
мистический
Дух — по его переулкам…
Кажутся вдруг — деревенскими,
старыми
Ставен зеленые створки!
Мчат огнедышащими тротуарами
От карамели обёртки…
Голое небо — голее Монголии.
Город газеты печатает.
А в закоулках — бушуют магнолии,
Лавр и жасмины зубчатые…
Негоцианты не есть гиацинты.
Биржевики не пионы.
А всё-таки ветер сыграет на цитре
И вечер
Зажжет
Лампионы!
1960 — 95 гг. (февр.)
Разливная ложка
(Никель)
Уж если отражаться, то не в зыби.
Я в хлебный нож гляжусь — нельзя прямей.
Но отражаюсь… где-то на отшибе!
Как самый бедный родственник теней,
Не вхожий даже в ёмкость пристаней,
Где некая Николь, подобно рыбе,
Мелькнув, исчезла в никелевом сгибе,
— А, всё же, блики — всплыли же над ней!
Глухонемое (в шепоте ли, в крике ль)
Всё сущее, нырнув, уходит в никель,
Видна прогнутость комнаты дневной,
Шар — стул, блин — стол… А где же
мы?
«Пропали»,
(Как Меньшиков на выселках!) — в опале
У… нашей ложки, ложки разливной!
март 1989 года
Знали да забыли!
Не стоит понимать
уж чересчур впрямую
Улыбки-образы и выдумки творцов!
Суров «Холодный дом». Но я,
в конце концов
Еще и в «Ледяном», глядишь,
перезимую.
Не верь, что хижины
приниженней дворцов.
А там, где Россинант
нам кажет стать хромую,
Не нацепляй коню ослиных бубенцов:
Жизнь звездами ему еще усеет сбрую!
Не жди, чтобы попал Емелюшка
впросак.
Не думай, что Иван действительно
дурак!
Что Горбунок — урод (еще и
незаметный!).
Не верь, что всяк Илья — для сна
и забытья.
Что Муромцу Пророк не брат. И что
Илья
Обломов — не свершит свой подвиг
кругосветный…
1989 — 93 гг.
Львиная доля
В пустыни зеркале кривом,
Как ни крадись — придешь заметным.
Шакалы ходят вслед за львом,
(Как подражатели за мэтром,
Несущие за ним альбом,
Открытый записям заветным),
И, сев на хвост, следят за Этной
Зевка, рождающего гром.
Еще и сам сарданапал
Песков — к еде не приступал:
— Прочь, подлипалы, интриганы!
Но твари лезут! И, с боков,
Уж режут тушу ятаганы
Шакальих бритвенных клыков!
1968 г. и 9 апр. 95 г.
О гордых одиночествах обман
Убей, — а не понять мне вечных жалоб
На «разобщенность»! именно от тех,
Кто рыщет стаей… Аж поверхность
палуб,
Стогн, побережий, залов, — как на грех,
Толпой черна… Вон яблоко упало б, —
Да некуда! Что говорить! Орех
И тот бы не пробился, я сказала б,
Сквозь «разобщенных» охающий цех!
Не гоже человеку рыскать в своре.
«Разрозненность» — и та сгодится
вскоре
Нам более, чем общность, кучность,
B клан!
Травль и расправ, хотя бы, станет мене.
И лопнет с треском на вселенской сцене
О «гордых одиночествах» обман!
30 марта 1993 года
Парниковый эффект
А в прорву ада нет прямей дороги,
Чем путь через порубки и пожоги.
Какой же заручиться нам защитой?
Что делать человечеству и свету,
Чтоб океан Великий Ледовитый,
Встав на дыбы, не захлестнул планету?
«Что делать?» Лоб не подставлять
удару;
Волшебные твои леса, Европа,
Не дать пожрать Всемирному Пожару —
И да уйдешь Всемирного Потопа!
Что делать, чтобы локти не кусать бы,
Когда дотла последний лес дотлеет?
Не раздавать гектары под усадьбы —
И каждый куст, — увидишь! — уцелеет!
Всех шибче тот горит, всех глубже
тонет,
Кто беззаконье в мире узаконит!
21 марта 1993 г.
Разлом граната
Когда блестит разлом граната
Огранкой зёрен тёмно-алых,
Он схож (как с Кордовой Гранада)
С месторожденьем ценных лалов,
Пылающих пурпурновато
Сквозь дымку странных, небывалых
Слоистых скатов и провалов,
Облитых лавою заката.
Двойное дно в глазу кошачьем
Зовет пройтись по мхам зеленым.
А тут — как будто в сёдлах скачем
Мы к зёрнам неопределенным,
Но далека их середина
Почти, как Мекка и Медина!
11 марта 1994 года
Ни зверь, ни птица
Не существо, но и не вещество.
Энергия? Навряд ли. Ведь горенье
Среду свою снедает без зазренья!
А тут как раз — извечное даренье
Среде — среды… И прочего всего;
От озаренья — и до разоренья.
Не существо, но и не божество.
Не сон в цепях, но и не сплошь — полет
(Хотя порою чуткость придает
B Ему почти божественное зренье!)
Не прибыль в дом, — но и
не мотовство…
Нет ничего таинственней его;
Оно… — стихотворенье!
Догадка о сонете
Чрезмерно длинный стих — товар не
ходкий.
— А краток или нет сонет старинный?
— Что ж, — если он удачный, то —
короткий,
А если неудачный, значит — длинный.
21 марта 95 года
Чарльз Чаплин
Но кто же выслушает рваного такого,
Из грусти сделавшего свой авторитет?
(«Ключи от клуба») (1982 год)
Смех Чаплина подвел
черту под клоунадой
Всех клоунов на всё дальнейшее.
Ну что ж…
Где Маленький прошел,
— там супермен — хоть падай,
Но (как съязвил бы шкет) —
«Фиг — бомжа превзойдешь!»
Придумать усики другие, а не эти —
Попробуй кто-нибудь! Немыслим
новый трюк.
Так не почешется уже никто на свете! Никто — сползающих —
так не подтянет брюк!
Достигнуть Чаплина? Но… разве
из-под плетки?
Как подражать — людей затравленных
походке,
Их не любя? (При том — не вызвав
B град камней?)
Как вещь смонтировать,
чтоб чистым — в святотатстве,
Чтоб честным быть — во лжи,
несчастненьким —
в богатстве,
И, словом, — гением — в бездарности
своей?!
Ловцы оттенков
I
Поймите, — ухмыльнется мафия, —
Эротика и порнография
Между собою так же рознятся,
Как герцогиня и навозница.
Меж разнородными помоями
Оттенок существует якобы
Изысканнейший!
А по-моему,
Так все отбросы одинаковы.
«Из грязи в князи» путь —
коротенький.
Но разбираться не приходится:
В честь порно или в честь эротики
Зараза в городе разводится?
Довольно мразь водить под зонтиком
Из кружев! Лгать, губить и стравливать,
И… пушкинской анакреонтикой
Дома публичные оправдывать!
II
«Оттенки»? Век своим же баловням
Сулит погибель одинакую.
…Тут есть киоск. Я покупала в нём
Бумагу, перья, мелочь всякую.
Всё те же (а куда тут денешься?)
В покупках надобности вижу я,
Но… не могу склониться с денежкой
Перед витриною бесстыжею!
Всяк защищается по-своему
От загрязняющего века-то…
И как забыть о князе, коему
Степной завоеватель
Некогда
Велел склониться в целовании
Пяты у идола поганого?
Но плюнул князь в негодовании!
Хоть и подвергся пыткам заново.
30 июля 1995 года
Новые старые моды
I
Когда морей грозе — Елизавете
Отлили платье весом в добрый пуд,
Ей самые широкие на свете
Фасоны плеч понадобились тут.
И то сказать! Неправый, правый суд
Вела; плела иль рассекала сети, —
Всю Англию держали плечи эти
С чугунным гнетом бедствий,
войн и смут.
А ты что скажешь, наших дней мотовка?
Твой гардероб, — что? — к трону
подготовка?
Зачем, восстановитель старых мод,
Ты сшил ей королевские
надплечья,
Но не пришил к ним, (вот противоречье!)
Всю тяжесть королевскую
забот?
И вновь — старинность мод. Но нет
и речи,
Чтоб экс-картуз достался впрямь
Гаврошу,
И чтоб елизаветинские «плечи»
Несли елизаветинскую ношу,
И чтобы шляпы пасторской, — порошу
Ловящие, парящие далече
Поля, — приоткрывали бы при встрече
Благочестивца нам, а не святошу!
Мелькают перья, мантии, короны…
На что так дружно намекают сразу
Все эти замечательные лица?
На то, что все они — наполеоны
Святых елен? Но все, как по приказу,
Без Ватерлоо и без Аустерлица…
Народ
В одном саду полно теней бездонных,
В другом жарынь, зато растет инжир.
Есть авторы холстов непревзойденных
И книг бесценных, поразивших мир.
Иному же — вовеки не вписать
В художество ни линии, ни строчки,
Зато — без промедленья и отсрочки —
Он гибнущего бросится спасать!
Тоскуя по смычку, по эхолоту, —
Пойми ты! — нам не выйти к ним никак.
Но все мы (по божественному счету)
Суть моряки со скрипками в руках.
Мы — Голос! Мысль! Но цель
сверхчеловечка —
Не дать нам в жизни вымолвить
словечка.
1980 — 94 гг.
Новой Ксантиппе
Других судить по форме глаз иль пят —
Как не боишься ты, моя истица?
Нетрудно быть умней тебя стократ.
Гнусней же с виду — трудно уродиться!
8 авг. 95 г.
К спору о старом гербе
(впрочем, уже отшумевшему, но в котором
еще слышны просьбы автора к оппонентам —
не вторгаться в гербовое поле на тракторе!)
Обязан ли кузнец просить у нас прощенья
За то, что сталь ковал для нас веками он?
Крестьянин — должен ли нам делать возмещенье
За то, что хлебом нас он кормит испокон?
— Но серп, — ты говоришь, — комбайном заменен
И вышла кузница давно из обращенья!
(А я уж думала, — внушает отвращенье
Тебе любой металл; а хлеб тебе смешон!
Тогда не ешь его и не носи кольца).
Но ты сменил сюжет, и, «облу и огромну»
В герб, вместо молота, впереть способен… домну,
Комбайном заменив орудие жнеца!
Знай: буквоедства герб такого не прощает;
Не агрегаты он, а символы вмещает.
5 апр. 95 года
Яблоня
… Меркнут звуки.
Косой проскочил в буерак..
Один я стою на мосту
Тени празднуют во дворах
День померк
Груши черные — в белом цвету.
(Иван Киуру. «Восточный мотив» 1970-е гг.)
…Но она аромата почти лишена!
(Запах скатерти чистой — не в счет.)
Только пчелам известно, где прячет она
Тайно благоухающий мед.
Так мудрец расшифровывает письмена,
Каковых верхогляд не поймет.
Пчелы-ключницы! Их воркотня без
конца…
Их кушак, на котором ключей
Дивных связки звенят, —
от шкафца-поставца,
Где содержится славный елей…
Только ключницам-пчелам даетс легко
Запах яблони, скрытый от нас глубоко.
Осы жалят, как змеи! С той лютой тоски,
Что у них поставец пустоват.
Да и людям досадно, когда лепестки,
Хорошенько не пахнув, слетят!
И лежат у подножий белёных стволов,
Как письмо, с начертаньем невидимых
слов.
— Что мы в яблонях видим?
Лишь мельничный шквал
Лепестковый. Румяность.
Плоёность. Крахмал.
Чепчик горничных! Фартук стряпух!
Но из глаз наших (низко надув нас!)
пропал
Их высоко витающий дух…
(То ли наш — надзирающий — глаз —
задремал?
То ли их, — сокровенный, — потух?)
Можно, с яблони взяв, растереть
лепесток,
Чтоб дознаться — чем пахнет она?
Но бессмысленный опыт, как пытка,
жесток.
Да и грош откровенью цена!
Запах яблони в том,
Что, — цветок за цветок, —
Груш и вишен за нею несется поток;
Что она у весны — не одна!
Вечер близится.
Лето еще не прошло,
Но весна не вернется уже.
О, не жди, чтобы с яблонь (душистых
в душе!)
При тебе лепестки унесло!
Из садов,
где от яблонь покуда светло —
Поскорее — в ночь! по меже…
Ураган в безветрии
Давно, давно не бывало ветра с порывами.
Катили тучи, трясли групповыми гривами,
Гремели гривнами града, и снега белого
Горстями сыпали остро…
Но ветра — не было.
Так царь с колесницы мечет в народ дукатами
И люди верят, что будут теперь богатыми;
Кто схватит льдистое, кто — златое (под видом медного)…
В любой монете «ловили ветер»…
Но ветра не было.
Как долго не было, чтобы — вдруг — да — в лицо повеяло!
Была минута, когда я в это почти поверила!
А вы — не верьте, что это ветер; то был неведомый… —
Магнит ли? Радий? (Мятеж во аде?)
Но ветра не было.
А нынче к ночи вдруг зазвенело окно по-старому!
И сразу вспомнилось, как в трубе домовой постанывал;
Пугал — но с толком, стращал по делу, а не из прихоти!
Учил — не слушались… (Лишь рукавицей махнул при выходе!)…
Дуй, ветер, вей! Вороти надежду нам, неприкаянным!
Сдуй пыль, свей скверну с вещей! Рачительным стань хозяином!
Да не навей нам того глухого, того нелепого
Кошмара — снова! — где всё готово,
Чтоб ветра… не было!
…Как тихо, Господи! Потерпев кораблекрушение,
Без крика тонут… (Ведь не у каждого разрешение
На право голоса есть!) Но кто и зачем потребовал,
Чтоб ураганы громили страны,
А ветра — не было?!
апрель 1994 года