Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 3, 2024
Елена ВЯХЯКУОПУС
Нейропсихолог, прозаик, публицист. Живет в Санкт-Петербурге и Хельсинки. Закончила факультет психологии МГУ. Публиковала прозу и публицистику в журналах «Звезда», «Нева», «Урал» и «Дружба народов». Автор романа «Из бездны с любовью». Лауреат премий журнала «Звезда» и издательства АСТ-Астрель. Журнал «Зинзивер» публиковал рассказы Елены Вяхякуопус «Психологи тоже люди» в 2020 году, № 2 (116).
О методах лечения страха
Как психолог научился бегать
Знакомый финский психолог рассказал. Зовут его Петри. Он получил в наследство довольно много леса, гектаров шестьдесят. В лесу надо поддерживать порядок, на место срубленных деревьев сажать новые — поэтому он каждый отпуск в своем лесу проводит. Конечно, собирает чернику и морошку, клюкву на болотах. Это ему помогает восстановить психику после клиентов — он в психиатрической поликлинике работает. И сам человек тонкий, интеллигентный и страшно нервный. Говорит, всегда ему хочется прервать клиента и заявить, что все это чепуха, а вот пусть клиент послушает про его фобии и комплексы. Особенно Петри боится быстрой ходьбы — ему кажется, что у него сразу случится растяжение левой связки, а потом он упадет и получит травму мозжечка. Поэтому он ходит, как черепаха, пряча голову в воротник и еле-еле перебирая ногами.
И вот один раз бредет Петри медленно-медленно по собственному лесу с ведрышком и мечтает о чем-то приятном. Но фобии и комплексы не дремлют, и вскоре его нежная психика начинает пугать сама себя: видится ему за кустами то волк, то медведь, под ногами — змеи, на ветках — клещи, в овраге — дедушка, который еще до войны повесился на цепочке от стенных часов. Вот сейчас дедушка выпрыгнет перед ним, взмахнет цепочкой с гиречкой и…
В общем, идет Петри все тише, вокруг все темнее и на душе у него все мрачнее, думает — дойду до поляны, ягод наберу и обратно.
И выходит на большую поляну, заросшую синей и белой ветреницей, беличьей ягодой, солнечным золотарником и пятнистой расторопшей. Птички чирикают, кузнечики стрекочут, красота.
Петри облегченно вздыхает, но вдруг справа раздается скрежет и взвизг. Он поворачивается и видит такую картину: на краю поляны два молодых человека крепкого телосложения, в темных куртках и темных шапках, пилят банковский автомат. А рядом на широкой просеке стоит машина без номеров. Петри оцепенело смотрит на них, они поднимают головы и видят его. И тоже остолбеневают.
Петри пытается думать, то бишь сообразить, что им сказать. Но ничего умного в голову, кроме: «руки вверх», «помилуйте, не оставьте моего кота сиротой» и «возьмите в долю», ему не приходит. Крепкие молодые люди тоже напряженно думают, один помахивая электропилой, второй долотом.
Ничего не придумав, мой коллега просто отступил назад и побежал со всех ног. Он бежал, как расстроенный заяц, два километра до дедушкиного дома, еле попал ключом в замок, забаррикадировал дверь комодом и лег под одеяло… А когда пришел в себя и ощупал левую лодыжку, то понял, что жив и здоров,
С тех пор Петри бегает по вечерам по центру Хельсинки, и я его часто вижу, когда хожу в гастроном.
Не дождутся
Рассказала знакомая учительница, с ее разрешения делюсь — случай интересный с научной точки зрения.
Учительница — дама исключительно интеллигентная, носит туфли на каблуках, шелковые блузки и блейзеры из тонкой шерсти. Говорит на правильном, даже изысканном литературном языке. Никогда ни с кем не ссорится и ко всем обращается на «Вы», даже к ученикам.
Она преподает литературу в старших классах. Вернувшись осенью на работу и увидев, что там все то же, что было весь прошлый учебный год — директриса с боцманским хриплым басом и красным носом, погруженые в виртуальный мир, хорошо знающие свои права и успешно избегающие всех обязанностей ученики, а также и коллеги, уставшие, задерганые, кашляющие и уже с сентября сорвавшие голос — увидев все это, учительница расстроилась, начала тосковать, перестала спать и решила, что непременно скоро уйдет на тот свет, потому что у нее и сердце бьется не так, как надо, и кашляет она ужасно, и руки и ноги у нее холодные, так что и заснуть не может.
Учительница перестает пить кофе, есть сахар и солить кашу. Ходит медленно, на второй этаж на лифте поднимается. Пьет валерьянку. Ничего не помогает.
Мучалась она месяц, три раза посетила врача, на третий раз врач закурил прямо в кабинете и сказал:
— Инесса Александровна, ко мне вам больше ходить незачем, я ничего у вас найти не могу, а вот запишитесь-ка вы к психологу, он вам поможет.
Учительница обиделась, но все же нашла психолога, рядом с домом, в частной клинике. Там обещали быстрое исцеление от всех проблем высоконаучными методами.
Вот приходит учительница на прием и видит, что психолог — совсем молодая девушка. В брючках, свитерке, личико юное. Психологиня робко смотрит на учительницу:
— Расскажите, что вас беспокоит.
— Меня все беспокоит, — сообщает Инесса Александровна. — Больше всего то, что сердце стучит, спина болит, ноги тянет. Врач ничего найти не может… Но я все время боюсь, что со мной случится вскоре что-то ужасное… Вот решила посетить вас, надеюсь, что как психолог научно поможете мне избавиться от таких мыслей…
Психологиня печально смотрит на учительницу, качает головой и говорит:
— Какой врач у вас странный… Видно, ничего не понимает… Конечно, с вами в любой момент может случиться что-то ужасное… Подумать только — сердце стучит! Ноги тянет! Ужас какой…
Учительница изумляется и спрашивает:
— Вы, милочка, совсем дура?
Встает и выходит из кабинета. Быстро идет домой, варит крепкий кофе, бухает в чашку пять кусков сахара, пьет и думает:
— Не дождутся!
И с того дня у нее все прошло. Она по-прежнему устает на работе, но спит хорошо, ходит быстро, и страшные мысли ее покинули. Почему — науке неизвестно.
Клин клином
Один из способов избавиться от навязчивого страха — придумать что-то пострашнее. Я этот метод нашла опытным путем двадцать пять лет тому назад. В бурную сентябрьскую ночь пошла ко дну «Эстония», которую я знала под именем «Васа Кинг», когда она еще была финской и ходила из Ваасы в шведский Умео. Я много раз видела этот корабль в порту Ваасы и мечтала на нем попутешествовать. После катастрофы, ужасающие подробности которой долго обсуждали в Финляндии, я решила, что никогда не поднимусь на борт никакого корабля.
Но весной меня пригласили в Париж провести семинары. Ехать нужно было срочно. Поразмыслив, решила все же добираться на корабле и поезде, так как я немного умею плавать, а вот летать, если выпаду из самолета, вряд ли смогу.
На дневном пароме из Турку в Стокгольм я первые два часа сидела у огромного окна в ресторане и следила за уровнем воды. Потом ко мне подсел молодой симпатичный врач из Петербурга, оказавшийся патологоанатомом. Всю остальную дорогу он развлекал меня рассказами о своей работе (они заслуживают отдельного рассказа).
Когда мы добрались до Стокгольма, я была уже запугана до предела, но счастлива, что снова стою на твердой земле.
Отделавшись от веселого патологоанатома, доехала на такси до вокзала и купила билет на поезд до Копенгагена. В те годы еще не было моста через море, и мне объяснили, что поезд переедет на датскую сторону в трюме парома. Это будет ночью и займет часа три.
Страшные картины замелькали передо мной, как в кино. Я видела, как волны накрывают корабль и мы идем на дно, и рыбки вплывают в окно вагона…
Выпив для храбрости бутылку сидра, я вышла на перрон. Поезд уже стоял. В купе у меня была верхняя полка. На нижней сидела старая шведка. Она выглядела точно, как баба Яга — растрепанные седые волосы, маленькие злобные глазки и острые белые, как у кошки, зубы. Она ухмыльнулась и просипела: Хейшей!
Я сразу поняла, что это шведская ведьма ночью меня зарежет, ограбит и съест.
Забравшись на свою полочку, я закрылась одеялом и начала вспоминать свою короткую, не лишенную приятности жизнь. Как жаль погибать такой молодой… Мне отсюда не выбраться… Сейчас меня съедят, а потом мы утонем… И вдруг ясная мысль пробралась в мою голову: если ведьма меня съест, то я не утону. А если я буду знать, что тону, значит, меня еще не съели.
Это соображение меня так развеселило, что я моментально заснула… и проснулась в Копенгагене. Шведская старушка протянула мне чашку кофе. Ее глазки светились голубым светом.
До Парижа я уже ничего не боялась. На Северном вокзале французский коллега, тюремный психиатр, очень смеялся над моим рассказом и сказал:
— Страх лечится быстрее всего другим страхом. Страдания от любви исцеляются только другой любовью, как говорят у нас в Париже.
— Да, сказала я. — Клин клином вышибают, как говорят у нас в Ижевске…
Методы решения межличностных проблем
Психологический треугольник
Одна моя коллега, брюнетка с бледным восковым лицом и красивым именем Диана, влюбилась в Эдуарда, мужа Ксюши, другой нашей коллеги. Он тоже был нашим коллегой. То есть все трое психологи. Причем, все — семейные психологи, специалисты по «выстраиванию алгоритма гармоничных отношений» в семье. Диана, кроме того, была еще и специалистом по «правильному разводу» и автором книги «Развод как безболезненно завершенный гештальт». Сама она замуж не выходила и была этим очень довольна. Ее гештальты всегда были в полном порядке.
Ксюша с Эдуардом тоже жили мирно и приятно, алгоритм в семье у них давно был выстроен до полной гармоничности. Ксюша, полная и мягкая блондинка, не умела готовить, зато покупала много готовых сырков в шоколаде и творожков с изюмом. Постепенно Эдуард сам научился варить щи и жарить котлеты. Так что в целом питание супругов сбалансировалось и доставляло обоим калории и удовольствие.
И вдруг — бац, у их коллеги Дианы случается ненормативный кризис в рамках ее социальной ситуации. Ее охватывает инсайт, то бишь внезапное прозрение и осознание, что причиной окрашивания ее эмоций в нежные пастельные тона является лицезрение усов персикового цвета и такой же шевелюры мужа Ксюши. Ей вообще с детского сада нравились блондины.
Как раз в это время, когда Диану постигает персиковый инсайт, Ксюша уезжает на два дня из Питера в Москву, на семинар «Как удовлетворенность браком меняется с течением времени?» Перед отъездом, стоя с чемоданчиком у порога, она говорит мужу:
— Ты поосторожнее с Дианой. Она сегодня на тебя смотрела, как кошка на мышку, намазанную валерьянкой.
— Ахахаха, — развеселился Эдуард, — Она в самом деле похожа на черную кошку. Всегда в черных платьях и черных чулках…
— Нечего разглядывать ее чулки, — строго заметила Ксюша. — Это может привести к неуправляемому всплеску феромонов.
— Не волнуйся, Асенька, если она на меня прыгнет, я ее проткну зонтиком.
Ксюша поцеловала его и вышла. Эдуард отправился на кухню разогревать котлету, но тут в дверь позвонили. Он открыл, и в его периферической нервной системе раздался всплеск феромонов. На пороге стояла высокая, тонкая Диана в коротком черном платье, черных чулках в сеточку и красных лодочках на высоких каблуках.
Что было дальше, мне рассказала Диана. Она утверждает, что от ненормативного кризиса не помнит, о чем они беседовали с Эдуардом, и также не знает, в какой момент и почему куда-то исчезло ее черное платье. Она думает, что все это произошло как-то очень быстро, примерно за шесть с половиной минут. Осознание социальной ситуации вернулось к ней, когда от двери раздался громкий голос Ксюши:
— Эдик, я забыла телефон!
Эдуард моментально и объективно проанализировал социальную ситуацию, схватил Диану в охапку и засунул ее в шкаф, закрыв шубой и плащом.
Ксюша вошла в спальню и прямиком направилась к шкафу, говоря:
— И плащ возьму на всякий случай…
С этими словами она открыла шкаф, взяла плащ, поцеловала Эдуарда в щеку и удалилась.
Через пять минут удалилась и Диана, а с ней и феромоны.
Эта история произошла год назад. Все трое моих коллег живут и работают по-прежнему. Диана ведет семинары «Счастливый брак: миф или реальность». Эдуард и Ксюша купили машину.
И вот недавно Ксюша спрашивает у меня:
— Скажи, что бы ты сделала, если бы вернулась домой с дороги, потому что забыла телефон, решила захватить плащ на всякий случай, открыла шкаф и увидела под шубой женскую ногу в черном чулке и красной лодочке?
— Я бы подумала, что сошла с ума и вижу галлюцинации, или что муж сошел с ума, проткнул кого-то зонтиком и спрятал тело в шкафу.
— И я так подумала, — улыбнулась Ксюша. — Поэтому ничего ему не сказала… Скорее всего, это была гипнопомпическая галлюцинация — в тот день я совсем не выспалась.
Как отделение острых психозов ездило в круиз
Молодой финский коллега со своим отделением острых психозов на прошлых выходных ездили на корабле в Таллин. Он в это отделение устроился месяц назад, полгода был безработным. Кроме как школьным психологом его никуда не брали, а в школу он идти не хотел. Говорил:
— Лучше я наемником пойду во Французский легион. Безопаснее…
И вдруг Юсси получает место психолога в городской больнице, в отделении острых психозов. Работа интересная, несравнимо спокойнее, чем в школе… Зарплата неплохая. Вот только начальница, главный психиатр, очень строгая. Говоря по-русски, мымра. Дама лет сорока, сухая, худая, голос прокуренный. Волосы, глаза, одежда и ботинки (туфель она не носит) — все одного сизого цвета. Если кто-то опаздывает на работу на пять минут, она после работы вызывает к себе в кабинет и прорабатывает полчаса. Хохочет сипло, как филин ухает. Все ее боятся, и пациенты тоже. Пациенты в бреду, привезенные на скорой, сразу замолкают, как только она вперится в них желтыми глазами.
Мой коллега Юсси ее очень боится и старается ей на глаза не попадаться. Тем более, что он пока находится на испытательном сроке и уволить его легко.
И вот на прошлой неделе поехали они, значит, в Таллин. Перед входом на корабль медбрат его предупредил:
— Сам видишь — обстановка аффективная. На семь медсестер, трех психологинь и начальницу нас с тобой двое. Будь осторожен! Главное, никого не провожай домой…
Про круиз и Таллин рассказывать нечего. Все прошло классически. Шесть часов пролетели незаметно, с пивом, водочкой, хохотом и танцами. Начальница с каждым часом становилась все веселее и поменяла цвет щек и глаз на бордовый. Она пригласила Юсси на медленный танец и посередине заснула. Юсси осторожно положил ее на диван…
Когда корабль причалил в хельсинкском порту, медсестры разбудили начальницу. Она заметила не успевшего спрятаться коллегу и вцепилась ему в руку сухой лапкой:
— Проводи меня домой!
Юсси перепугался. Лепечет:
— Извините, я тороплюсь… у меня… тетя приехала… из Лапландии…
— Доведи, — требует начальница. — Булеварди, сорок три. Второй подъезд. Третий этаж.
Видит мой коллега, что обстановка аффективная. Лихорадочно соображает, что делать. Выходят они с корабля, а тут трамвай. Поднимаются в вагон, двери закрываются, коллега затравленно озирается и видит, что в конце вагона дверь еще открыта… Он прислоняет начальницу к закрытой двери и говорит:
— Постойте тут минутку, я билет куплю…
Начальница упирается лбом в дверь, а он бегом в конец вагона и выпрыгнул…
В понедельник приходит он на работу, надеясь, что начальница вряд ли вспомнит про трамвай, и что он ее не проводил. Видит — начальницы нет. Приходит она только после обеда Под глазом огромный синяк, переднего зуба нет… Мой коллега чуть в обморок не упал от ужаса. Он сразу понял, что произошло. Трамвай доехал до следующей остановки, и дверь, в которую начальница упиралась лбом, открылась…
А начальница смеется и говорит:
— Хорошо мы в Таллин съездили! Надо будет в ноябре еще поехать…
В самом деле, не вспомнила про трамвай…
Профессор и зубы
Мой друг, профессор психологии, известный психотерапевт и преподаватель одного уважаемого вуза в молодости был нервным, чопорным, замкнутым и невероятно утонченным. И таким остался в шестьдесят лет. Жена у него тоже чопорная, но властная, по профессии психиатр. Как вы знаете, психологи боятся психиатров. Друг мой жену страшно уважает и никогда ни в чем ей не перечит. Несмотря на полное подчинение, он изредка ухитряется ей изменять. До позапрошлого года все эти дамы были его возраста или старше, романы длились примерно вечер, иногда два. Как я уже сказала, он человек нервный, а жена имеет большое преимущество как в профессии, так и в весе.
И вот в шестьдесят лет он влюбляется в студентку своего факультета. Ей двадцать три, у нее золотые волосы и детская шейка. Она смотрит на профессора сиреневыми очами сквозь очки в красной оправе и приоткрывает ротик, в котором видны белые ровные зубки. А во время просмотра историй болезни прижимается к нему коленкой. Профессор начинает делать гимнастику, перестает есть сосиски и заказывает себе новую вставную челюсть в дорогой клинике на улице Марата. В теплый майский вечер, под звуки грозы, они, наконец, объясняются.
Она говорит:
— Александр Васильевич, я полюбила вас с первой страницы вашего учебника по коморбидным расстройствам!
Он говорит:
— Надюша, вы сразу вскружили мне голову вопросом о структуре биполярности!
— Ах, — говорит Надюша, — мама сейчас на даче, приедет только завтра, поедем ко мне!
Профессор звонит супруге:
— Раисочка, мой частный пациент повесился… я должен немедленно ехать к его неутешным родственникам и утешать их до утра.
Голос его звучит напуганно и глухо, и супруга, хотя и психиатр, в этот раз ему верит.
И вот профессор (в самом деле очень напуганный, хотя и счастливый) и студентка отправляются к ней домой, на Петроградскую сторону. Там они предаются восторгам, подробности которых он мне не рассказывал. Предаются долго, почти час, после чего Надюша засыпает, крепко обхватив его рукой и ногой. Профессору не хочется уходить, тем более что жена отпустила его до утра. На всякий случай он вынимает изо рта новую вставную челюсть, осторожно опускает ее под кровать и вскоре тоже засыпает.
В шесть утра раздается звонок на его мобильный телефон. Тоном генерала на плацу супруга приказывает:
— Немедленно дай мне адрес твоего несчастного пациента. Я приеду помочь утешать его родственников…
Друг мой понимает, что ему пришел конец. Лепечет, что уже спустился в метро. Вскакивает, натягивает штаны, чмокает студентку в детскую шейку и бежит. Он плохо соображает и, даже входя в свою квартиру, не осознает странную пустоту во рту…
— Здласствуй, Фаифофка, — говорит он.
— Где твои зубы, Александр?! — изумленно спрашивает жена.
Дальше вы можете придумать любой конец, я расскажу, что было на самом деле.
Как специалист по коморбидным и биполярным расстройствам друг мой справился с ситуацией неплохо. В обморок не упал. Жене промычал, что у него разболелся единственный зуб. Надюшу попросил найти челюсть под кроватью, чтобы не нашла ее мама, и принести в подвал факультета, в лабораторию психологии труда, где по утрам никого нет — специалисты по труду обычно просыпаются к обеду. Когда она, давясь от смеха, протянула ему челюсть в носовом платке, он гордо взял сверточек, отвернулся к стене с плакатом «Хорошо поработал — отдохну культурно!» и сказал:
— Вы свободны, Надежда… Я поставлю вам пять в зачетку…
Но студентка расхохоталась и прыгнула ему на шею. Это был самый длинный его роман — он длился месяц. К летним каникулам Надюша бросила профессора ради длинного и скучного поэта тридцати неполных лет. Но друг мой, в общем, не очень расстроился. Он остался вполне собою доволен…
Электрик против буллинга
Моя подруга Зося, психоаналитик, кандидат наук, была замужем за электриком по имени Шурик. Как получилось, что она вляпалась в сей мезальянс (ее выражение), объяснялось, опять же по ее словам, деструктивным влиянием синих глаз и громкого голоса ее папаши, старшего мичмана, который до десятого класса запрещал ей краситься и носить короткие юбки. Детская травма от невозможности показывать мужчинам бедра ослабила ее критические способности и привела в загс Адмиралтейского района, где синеглазый электрик надел ей на палец серебряное колечко — на золотое ему не хватило средств.
Через полгода родился мальчик Антон, с синими глазами и громким голосом… А через семь лет Зося защитила диссертацию и развелась с электриком. Она сказала:
— Ты же понимаешь, неприлично жить с тем, кто не только не знает что такое инверсия и амбивалентность, но еще и упорно носит красные носки!
Зося вскоре вышла замуж за Евгения Кирилловича, профессора, известного детского психолога. Автора многих книг о буллинге, инверсии и амбивалентности. Антон встречался с отцом раз в две недели, хотя коллега и не поощряла его общение с человеком, кто упорно продолжал носить красные носки и смотреть идиотские сериалы, лежа на диване с банкой пива.
Зося говорила:
— Ты же знаешь, отец определяет жизненные ориентиры и успешность жизненных сценариев детей. Поэтому он сам должен быть успешным и думать только об интересах ребенка. И матери его. То бишь, обо мне.
— Дорогая, — осторожно возражала я, — о тебе он, собственно, думать совсем не должен — ты живешь с другим.
— Он и не думает! Ни обо мне, ни об Антоше. Таскает его на футбол, где кроме пива и сосисок ничего хорошего. Чему может научить электрик? Посоветуй, как сделать, чтобы они поменьше общались?
Я промолчала. Через два года подруга позвонила и рассказала, что в школе над Антоном издеваются.
— Представляешь, там буллинг! Какой-то мальчик подшучивает над Антошей и подзуживает детей. Евгений Кириллович (при других она всегда называла нового супруга по имени-отчеству) составлял с Антошей список его достоинств, ну, знаешь, эффективный метод противодействия тирану, когда в тебя тычут кулаком, ты не обращаешь внимания, а думаешь «Ах! Я же такой молодец, я хорошо разбираюсь в Бетховене!» Или повторяешь мысленно: «Я бегемот, я бегемот, все обиды отскакивают от моей толстой кожи». Евгений Кириллович проводил с ним тренинг толерантности: допустим, тот мальчик плюнул тебе в лицо, а ты говоришь ему: ты такой милый!..
— И как, помогло?
— Не знаю. Представляешь, Антоша перестал разговаривать. В школу ходить не хочет…
— А Шурке ты говорила?
— Зачем? Я только-только добилась, чтобы они стали встречаться не чаще раза в месяц…
— Расскажи! Поверь мне, я тоже психолог. Расскажи!
— Ладно… попробую… хотя уверена, это бесполезно…
В тот же вечер история буллинга была закончена навсегда. Электрик за пять минут нашел номер телефона папаши обидчика, позвонил и сказал следующее (мат заменяю на приличные слова):
— Ты, гнилая редиска, если твой гнилой отросток хоть раз подойдет к моему сыну ближе чем на три метра, пусть я сяду в тюрягу, но ты увидишь, что я с ним сделаю. Усек?
С тех пор и до окончания школы никто Антошу не трогал. Он снова начал встречаться с отцом раз две недели, потом раз в неделю. Еще через пару лет Шурка открыл свою электроремонтную фирму. И к окончанию школы подарил Антону квартиру и моторную яхту, на которой тот плавает с дедом, мичманом в отставке…
Прости, подруга, написала этот рассказ с твоего разрешения, но, возможно, ты все же обидишься. И все же я не жалею, что сказала тебе тогда: «Не лишай ребенка отца! Какой бы он ни был, другого не будет».
Отец не может быть ангелом. Не должен быть совершенством. И даже не обязан иметь электротехническую фирму или профессорское звание и дарить яхты.
Он просто должен быть рядом.
Психолог на удаленке
Мало-мало понимай
На экране моего компьютера появляется нос. Не узенький такой носик, во весь экран. Говорю (по-фински):
— Добрый день! Отодвиньтесь от камеры, я вас не вижу.
— Ай? Атадинсись?
— Да, телефон ваш подальше от лица.
— Ай! Лиса!
Возникает круглое лицо с огромными черными глазами и пухлым, как большая клубника, ртом-сердечком. Глаза смотрят из-под мохнатых ресниц смущенно и грустно.
— Ты понимаешь по-фински?
— Мало-мало понимай, да!
— Расскажи о себе для начала. Откуда ты?
— Джакарта я.
— Ясно. Какие проблемы у тебя? Почему нужен психолог?
— Работа хочу. Работа нет, ай, ай. Хочу врач учить.
Говорю мягко и снисходительно, как маленькой девочке:
— В Финляндии трудно сдать экзамены на врача. Многие финны учатся на врачей в Италии, Латвии и других странах. А тебе бы нужно вначале язык финский выучить.
— Ай, ай! Я знай! Я учить!
С длинных ресниц скатываются слезы.
— Ты бы лучше пошла учиться на санитарку. Есть такие курсы для мигрантов, там учатся два года, и язык подучишь, и профессию приобретешь. Санитарки хорошо зарабатывают.
— Но я хочу врач…
Ох, бедные эти мечтатели…
— Как ты сама-то думаешь? Поступишь? Школу среднюю закончила? Где училась?
— Я учиться кедоктеран.
— Извини, не понимаю.
— Извини! Инглиш понимать ты?
— Йес, ю кен спик инглиш.
Ротик-сердечко улыбается. Уфф, может, она чуть лучше по-английски говорит…
И она говорит. На совершенном оксфордском английском.
— О, я так вам благодарна! Я только три месяца тут, а финский такой сложный! В Джакарте я закончила Кедоктеран — медицинский факультет университета. Там же защитила диссертацию по теме «Стереотаксическая визуализация в функциональной нейрохирургии».
И хлопает влажными черными ресницами…
А я вспоминаю себя в первые годы эмиграции. Со мной тоже говорили громко, отчетливо, снисходительно и с усмешкой. Судьба мигрантов. Нам кажется, что человек, говорящий на нашем языке не так хорошо, как мы — глупее нас. Увы, часто бывает наоборот…
Три друга
Загорается экран. В середине экрана круглолицый упитанный дяденька с бело-рыжей щетиной на голове и в желтой майке. У него печальные глазки, короткий круглый носик и опущенные книзу уголки большого рта. Он сидит в кресле перед письменным столом, на котором слева устроился маленький бело-рыжий спаниель, а справа — огромный толстый рыжий кот. Дяденька смотрит на психолога, а спаниель и кот — на дяденьку.
— О, вижу вы втроем пришли на терапию…
— Да, — вздыхает дяденька, — они мои единственные друзья в холодном жестоком мире…
Из левого глаза его выкатывается слеза. Спаниель беспокойно возится, морда его распускается в печальную гримасу. Кот фыркает. Психолог пытается сосредоточить взгляд на клиенте.
— Расскажите, что случилось.
— Она оставила меня, — говорит дяденька и всхлипывает. — Уехала навсегда в Верхнее Малми.
Спаниель начинает тоненько подвывать. Кот фыркает громче, поворачивается к экрану задом и переходит к гигиеническим процедурам.
— Вы, кажется, живете в Нижнем Малми, сто метров от Верхнего. Это недалеко…
— Да! Рядом! И я каждый день встречаю ее с тем мерзким уродом в нашем гастрономе!
Спаниель в изнеможении закрывает глаза и роняет голову на стол. Кот карабкается на полку позади кресла. Психолог обреченно следит, как он, урча, лезет вверх, распустив все толстое рыжее тело на метр в длину и тяжело передвигая лапами.
— Нет, я не вынесу, — говорит клиент и заливается слезами. — Я покончу с собой! Я снова начну курить!
Кот со страшным воплем и треском падает с полки клиенту на голову. Спаниель подпрыгивает и звонко лает, бросаясь клиенту на грудь. Клиент всхлипывает и обнимает своих единственных друзей.
Психолог выключает камеру и падает головой на стол. Через минуту он умывается холодной водой и возвращается в онлайн-сессию с красными от слез глазами…
Монологи клиентов
Бархатный ридикюль
— Нет, вначале я ей поверила. У нее было в самом деле знакомое лицо. Сухощавая дама с бархатным ридикюлем в руке. Этот ридикюль меня и ввел в заблуждение. Таких теперь не купишь. Она сидела на лавочке у нашего подъезда и смотрела на меня ласково, с умилением, как бабушка на внучку.
— Как ты выросла, деточка! Давно ли ты была вот такой!
Она махнула бархатным ридикюлем и продолжала:
— Я ведь тебя с рождения знала. Носила тебя на руках. Помнишь, как мы играли с тобой в прятки? И ты пряталась в шкаф, за пальто?
Да, я поверила ей. И села рядом. От нее пахло, как в бабушкином шкафу — нафталином и духами. Мы поговорили о бабушке, о чем-то еще — не помню…
Что? В самом ли деле мы говорили? Не уверена, хотя так мне казалось. Потом она встала и ушла. И когда она исчезла, я сразу поняла, что она меня обманывала. Ведь ей было на вид не больше тридцати. А мне сорок.
Испугалась ли я? Сначала нет. Поднялась к себе домой, переоделась. Согрела чай. И в это время позвонили в дверь. Я посмотрела в глазок — это была она, с тем же ридикюлем в руке.
Вот тогда мне стало страшно. Я накинула цепочку и повернула ключ еще на один оборот. Подумала, что нужно закрыть и окна на всякий случай. Но не успела выйти из прихожей, как из комнаты показался мужчина. В шляпе и пиджаке, с портфелем. Он сказал:
— Извините, я спешу, откройте дверь!
Не дожидаясь ответа, он сам снял цепочку и распахнул дверь…
Нет, больше я ничего не помню. Как меня привезли к вам? Тоже нет. Думаю, это был сон. Вы же психолог, знаете о снах. Может быть, растолкуете, к чему такое снится? Что? Не поняла. Сумочку? Бархатный ридикюль убитой нашли у меня? Этого не может быть…
Психолог для настроения
Вы психолог? Вы можете мне выписать что-то для хорошего настроения? Нет? Психологи не выписывают лекарства… скажите, пожалуйста… чем же вы лечите? Только словами? За такие деньги — словами! Хорошо, давайте, поговорите со мной, чтобы у меня немедленно поднялось настроение. Чтобы я развеселилась. Подождите, дайте сначала мне рассказать. Для психолога вы много говорите. Не успела я сказать двух слов, вы уже вопросы задаете. Первая проблема: я не могу спать. Ложусь в кровать… кровать у меня стоит три тысячи долларов… очень хорошая кровать… матрас шведский… вот я ложусь в кровать и смотрю телевизор… телевизор японский 85 сантиметров… или дециметров… ну, в общем, на всю стенку… стоит две тысячи долларов… Ложусь в кровать рано, с собой беру бутерброды, шоколад, молоко… и смотрю передачи про животных. Только про животных и рыб. Если вдруг нажму на новости или на фильм какой-то дурацкий, все, конец. Не заснуть. Я всем советую смотреть только про животных. И вам тоже. Причем, только иностранный канал. Чтобы ничего не понимать…
Иногда я быстро засыпаю. Но иногда начинаю думать. Мысли крутятся… как будто рыбки с зубами… Хорошо, что больше мне не надо ездить в метро. Там за стеклами темно и сразу можно начать думать…
Что я думаю? В последний год — про бассейн. Понимаете, в нашей деревне у нас самый маленький бассейн. У Зеленцовых — семь метров. У Карауловых — на весь двор. Даже у этой разведенной Федюн — в полтора раза больше нашего. Но муж не соглашается строить новый… Говорит, я и в этом утону… Как тут заснешь? Ну, теперь слушаю. Начинайте. Веселите меня. Только предупреждаю, буду платить по результату…
Вторая жена
Он первый заметил жену. Разжал руки, отстранился от Кати.
— Иди сюда, Сергей!
Голос ее холоден и тих. Как будто вьюга засвистела в трубе.
— Иду, Тамарочка… Прости, что заставил ждать…
Он шагнул вперед и пошатнулся. Она ловко и крепко подхватила его под руку.
— Быстрее, мы опаздываем!
Катя смотрела им вслед. В конце аллеи Сергей опять пошатнулся и опустился на скамейку. Катя побежала к ним. Ноги не слушались, казалось, она не бежит, а плывет в тяжелой воде.
Тамара Петровна сидела рядом с мужем, цепко держа его за руки. Взглянула мимо Кати полуприкрытыми глазами.
— Чего тебе еще? Он отдохнет, и мы уйдем. Больше ты его не увидишь.
— Можно, я поцелую Серёжу последний раз? — попросила Катя и заплакала.
Тамара Петровна засмеялась, словно закашляла.
— Совести у тебя нет. Да и ума тоже. Он мой. Навсегда.
Его лоб и бледные щеки совсем рядом, но Тамара Петровна снимает с себя черный платок и закрывает его лицо.
Звенит колокольчик. Катя открывает глаза и берет телефон.
— Екатерина Васильевна? Это врач отделения реанимации. С прискорбием вынуждены сообщить, что ваш муж, Сергей Александрович, скончался час назад.
— Я знаю, — тихо говорит Катя.
Все это женщина рассказывает медленно, с выражением, меняя голос, жестикулируя, будто она стоит на сцене, а не сидит в кабинете психолога. Себя называет в третьем лице — Катя.
— Екатерина Васильевна, ваш бывший муж жив и здоров. Вы с ним расстались пять лет назад, и, как я поняла, он теперь женат в третий раз. Вы молодая, красивая, у вас впереди еще много счастья и обязательно будет новая любовь и семья. Отдохнете у нас, придете в себя. У нас лучшая в городе клиника. Будем с вами беседовать каждый второй день. Вижу, что вам назначили физиотерапию, гимнастику в бассейне, массаж. У нас тут хороший повар, еда, как дома…
— Я очень боюсь за него! Вы можете ему позвонить? Пожалуйста! Вы же психолог, умеете говорить. Скажите ему, чтобы он был осторожен. Одевался тепло. Меньше курил. Передайте от меня… привет.
— Я не могу звонить и давать советы постороннему человеку, не могу рассказывать ему о вас. Он не имеет к вам больше никакого отношения.
— Постороннему… Постороннему… Никакого… Нет… Нет…
Психолог нажимает кнопку, и появляется медсестра. В руке у нее шприц. Она ласково и крепко берет дрожащую женщину за плечо:
— Сейчас все будет хорошо.
Пусть розы будут мертвыми
— Первый раз это случилось в городском саду. Она лежала на скамейке — пышная, темно-красная роза на длинном стебле. Я подошел, сел рядом и долго смотрел на нее. У меня никогда не было денег купить такую дорогую розу. Она была прекрасна — шелковые лепестки чистого алого цвета.
Вокруг никого не было. Я дотронулся до тонкого стебля. И в тот же миг в мои пальцы и ладонь вонзились острые крючки. Я отдернул руку, но когти розы крепко держали меня. Я попытался отодрать их другой рукой, цветок тут же схватил и ее своими крючками. От него шел тяжелый сладкий запах тления. По рукам моим текли струйки крови. Я наклонился, опустил розу на землю и стал топтать ее ботинками, попадая себе по пальцам. Через минуту я освободился и побежал. Жирный кровавый ошметок остался валяться на земле. Руки я вымыл и перевязал дома. Они долго болели. Пришлось пойти к врачу, он достал острые шипы из моей кожи…
Второй раз Это явилось в виде книги. Кто-то оставил ее на окне в нашем подъезде. Вытертая серо-зеленая обложка. Заглавие все еще было видно, серебристые буквы — «Истина». Я взял книгу и раскрыл. Первые же фразы меня поразили — это были мои собственные мысли, только более ясные, выраженные красивыми, страстными словами, яркими образами. Я читал и восхищался, и улыбался от счастья, и вдруг заметил, что буквы начинают плавиться, из них тянутся толстые мягкие нити, все длиннее, как щупальцы. Десятки их уже проникли мне в рукава, за воротник, холодят шею мокрым липким тестом. Книга распухала, круглилась, как серо-зеленоватый паук. Его липкая паутина уже сдавливала мне грудь… Я закричал и бросился бежать, сдирая с себя куски паучьего теста. Я сбросил всю одежду и прыгнул в канал. Там было неглубоко. Вода смыла остатки толстой паутины, что-то я соскреб камнем…
А вчера это случилось в третий раз. Я шел по улице и увидел своего брата. Он стоял у моего дома и улыбался. Мы давно не виделись. Я обрадовался и подошел к нему. Он смотрел мне прямо в глаза, но я опустил взгляд и увидел в его руке нож…
Дальше я ничего не помню. Очнулся уже в палате, в вашей больнице. Да, возможно. Возможно, я болен, и это был бред. Но что, если нет? Что, если я увидел ее? Ту самую Истину? Мир, какой он есть? Посмотрите, вон у вас тоже красивый цветок на окне… а вдруг это не цветок, а паук или…
— Сергей Аркадьевич, вы очень много пережили в последнее время. Развод, потерю работы, ссоры с родными. Возможно, это вызвало депрессию и временное помутнение сознания. Но мир вокруг остался тем же. Он тот же самый, какой был в вашем детстве. В нем много ужасного, но много прекрасного. Розы имеют шипы, но если их не сорвать — они останутся живыми и сохранят красоту. Книги бывают лживыми, но другие книги в самом деле пишут о правде. С братом вы помиритесь, обязательно. Он уже пожалел, что подал на вас в суд…
— Замолчите, замолчите… мне больно от ваших слов… пусть лучше будет так, как я видел. Пусть розы будут мертвыми, и книги пауками и братья — убийцами… так легче…
Поэт и кровать
— Алле, психолОг, это я, Витёк!
— Извините… я сплю…
— Ты че, забыла меня? Витёк я! Поэт! Ты меня от травмы черепной лечила! Я ж тебе поэму дарил…
— А, Виктор… Час ночи… Как ты мой номер нашел?
— Ну, психолОг, хахаха, ты че, тоже об кровать головой долбанулась? Я ж тебе по мордокниге звоню…
— Виктор, мне завтра на работу…
— На какую еще работу? Все на удаленке щас работают. Окажи внимание пациенту.
— Ладно, говори, только быстро.
— Я стихи написал… Щас, подожди, найду, страница закрылась…
— Ты серьезно?
— Серьезные стихи. Про любовь. Мне твое мнение важно… Во, нашел! Подарю тебе бусы и щастье, стану я твоею запчастью…
Тут у меня в голове просветлело, и я выключила айпад.
А поэму Виктор Кондрашенко в самом деле подарил мне при выписке из больницы и просил при случае опубликовать, что и делаю.
Пришел домой Витёк, довольный вечеринкой,
Кровать ударила его железной спинкой
И травму черепную нанесла.
Но добрые врачи и психолОги
Его все скопом ставили на ноги,
Хотя могли бы плюнуть на осла.
Теперь Витёк не пьет и не болтает чепухи,
А только пишет повести, рассказы и стихи!
Редактор
— Да, вы правы. Депрессия у меня.. Не сплю, похудел, боюсь острых предметов… Через задний вход, по черной лестнице, вхожу и выхожу. Только через задний. Все равно ловят, на каждом углу караулят, за руки хватают, в ухо вопят: «Если вам не понравился мой текст, так и скажите! Так и скажите! Вы уже неделю молчите! Я вам семнадцать эмайлов отправил! Каждый день звоню по пять раз! Если вам не понравился мой текст, так и скажите!»
Друзей потерял… «Я думал, ты мне друг! Я думал, ты меня уважаешь! А ты восьмую часть моего романа сократил на двести страниц!»
Все пишут, все… К врачам ходить перестал… Уролог мемуары носит… Жена детективы строгает… Теща поэмы сочиняет… о кошках…
На улицу выходить боюсь… Под каждым кустом — писатели, писатели… Ночью мерещатся в окне… Кошмары вижу — из-под кровати вылезают и зубами клацают…
Что? Нет, лекарств я не хочу. Нет, спасибо, и терапии не надо. Нету решения, нету выхода… Тяжела шапка редактора… Благодарю! Благодарю! Как за что? За то, что ничего не пишете! Где тут у вас запасной выход?