Cтихотворения
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 3, 2023
Юрий КАЗАРИН
Поэт, исследователь поэзии, языковед. Автор нескольких книг стихотворений и прозы. Стихи публиковались в периодике в России и за рубежом. Доктор филологических наук, профессор. Живет и работает в Екатеринбурге.
Поэт, исследователь поэзии, языковед. Автор нескольких книг стихотворений и прозы. Стихи публиковались в периодике в России и за рубежом. Доктор филологических наук, профессор. Живет и работает в Екатеринбурге.
* * *
Клюв у времени в крови,
у воды темнеют очи —
очи боли и любви:
вечность по ночам короче —
клюв у времени в крови,
это первой смерти завязь —
птичку страхом принесло:
пролетели, убиваясь,
сквозь оконное стекло —
в доме страшно и светло,
в небе узкие осколки,
с первородной синевой —
до утра глотают волки —
пустоты беззвучный вой.
у воды темнеют очи —
очи боли и любви:
вечность по ночам короче —
клюв у времени в крови,
это первой смерти завязь —
птичку страхом принесло:
пролетели, убиваясь,
сквозь оконное стекло —
в доме страшно и светло,
в небе узкие осколки,
с первородной синевой —
до утра глотают волки —
пустоты беззвучный вой.
* * *
Объятье гравитации — чудесно
и нежно удушение ее:
горизонтально, с хлопьями, отвесно
подступит фиолетовая бездна
и пустоту развесит, как белье.
Созвездий тесных стынут самовары,
и некуда поставить локоток —
на скатерти холодные пожары
и рюмочек серебряные пары,
и воздуха последнего глоток.
И темнота качает костерок…
и нежно удушение ее:
горизонтально, с хлопьями, отвесно
подступит фиолетовая бездна
и пустоту развесит, как белье.
Созвездий тесных стынут самовары,
и некуда поставить локоток —
на скатерти холодные пожары
и рюмочек серебряные пары,
и воздуха последнего глоток.
И темнота качает костерок…
* * *
Умрешь — и узнаешь,
какие ты пишешь стихи:
последней душой вылетаешь,
как ласточка из-под стрехи.
И видишь последнюю воду,
и знает последняя дрожь,
какую такую погоду
ты завтра сюда приведешь.
какие ты пишешь стихи:
последней душой вылетаешь,
как ласточка из-под стрехи.
И видишь последнюю воду,
и знает последняя дрожь,
какую такую погоду
ты завтра сюда приведешь.
* * *
Где боги из неба пьют
и в реках полно слюны,
иголки без ниток шьют
и можно из вышины
сквозь многую боль сосны —
увидеть чужие сны.
В губах золотой швеи
твой узел нездешней тверди
привидятся как твои —
очей твоих колеи —
незримые после смерти.
и в реках полно слюны,
иголки без ниток шьют
и можно из вышины
сквозь многую боль сосны —
увидеть чужие сны.
В губах золотой швеи
твой узел нездешней тверди
привидятся как твои —
очей твоих колеи —
незримые после смерти.
* * *
Умываешься. Плачешь. В ладонях вода.
Где чужие глаза открывает беда
и лицо умирает от горя,
словно камушки трогает море.
Отбегает и смотрит в живые глаза,
умирающие, и твердеет слеза
изумрудным лучом. На просторе,
ближе к западу, к смерти, еще молодой,
умываются слезы водой.
Где чужие глаза открывает беда
и лицо умирает от горя,
словно камушки трогает море.
Отбегает и смотрит в живые глаза,
умирающие, и твердеет слеза
изумрудным лучом. На просторе,
ближе к западу, к смерти, еще молодой,
умываются слезы водой.
* * *
Птичьи следы
перелетели море, озеро, реку,
в небо ушли сады —
негде окрест помолчать человеку.
Из пустоты
в пустоту запустили
корни чужой высоты
звезды в печали и силе.
Звезды встряхнут высоту —
падают сами.
Кто-то над миром стоит на мосту —
смотрит слезами.
перелетели море, озеро, реку,
в небо ушли сады —
негде окрест помолчать человеку.
Из пустоты
в пустоту запустили
корни чужой высоты
звезды в печали и силе.
Звезды встряхнут высоту —
падают сами.
Кто-то над миром стоит на мосту —
смотрит слезами.
* * *
Прощай, косых кузнечиков крестьянство,
осенних слез ночной напрасный труд:
здесь будущее время и пространство
грядущее — в тебе не совпадут.
И в темном акустическом зазоре
огромной невесомой тесноты
роняет с неба снег иное море,
светящееся мыслью немоты.
осенних слез ночной напрасный труд:
здесь будущее время и пространство
грядущее — в тебе не совпадут.
И в темном акустическом зазоре
огромной невесомой тесноты
роняет с неба снег иное море,
светящееся мыслью немоты.
* * *
Время в осенних лужах глубже земли:
так натянуты глиняные прожилки,
что под кожу вселенной легко легли
нерастаявшие снежинки.
Снегопады полярные отцвели,
облетели, осыпались, но не упали —
устояли, как тень твоя в полуподвале…
Подойду к окну — я ночного окна не боюсь —
да стеклу непроглядному поклонюсь…
так натянуты глиняные прожилки,
что под кожу вселенной легко легли
нерастаявшие снежинки.
Снегопады полярные отцвели,
облетели, осыпались, но не упали —
устояли, как тень твоя в полуподвале…
Подойду к окну — я ночного окна не боюсь —
да стеклу непроглядному поклонюсь…
* * *
Не водка натощак, а рюмочка морозца
из скважины замочной, из небес,
пока стоит в себе, как в чаще, лес
и, корабельный, мимо льется.
Янтарь вина, распластанный в стволе
сосны, не топорами убиенной,
сгустился рыбьим воздухом в стекле
и музыке был предан, как земле
был отдан прах, неясный и нетленный,
посверкивая в каменном угле
сгоревшей от любви Вселенной.
из скважины замочной, из небес,
пока стоит в себе, как в чаще, лес
и, корабельный, мимо льется.
Янтарь вина, распластанный в стволе
сосны, не топорами убиенной,
сгустился рыбьим воздухом в стекле
и музыке был предан, как земле
был отдан прах, неясный и нетленный,
посверкивая в каменном угле
сгоревшей от любви Вселенной.
* * *
Песенка эта простая:
в невероятно печальном краю
что-то тебя узнает и, рыдая,
пробует бездну твою.
И оконечностью взгляда
взгляд твой тебе не догнать.
Выйдет из темного сада
мать.
Скажет, легко угасая,
пряча улыбку свою:
песенка эта простая
в нашем печальном краю.
в невероятно печальном краю
что-то тебя узнает и, рыдая,
пробует бездну твою.
И оконечностью взгляда
взгляд твой тебе не догнать.
Выйдет из темного сада
мать.
Скажет, легко угасая,
пряча улыбку свою:
песенка эта простая
в нашем печальном краю.