Стихотворение
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 6, 2022
ЕВГЕНИЙ АНТИПОВ
Поэт. Родился в 1958 году в Ленинграде. В 1987 году окончил архитектурный факультет ЛИСИ, архитектор. 1985–1991 гг. — староста литературного объединения Виктора Сосноры. Публиковаться начал с 1987 года (газета «Смена», «Час пик»). 1989 г. — участник конференции молодых писателей Северо-Запада. С 1998 года по настоящее время куратор литературного диспут-клуба «XL». Преподавал на историческом факультете Санкт-Петербургского Государственного университета и на кафедре рисунка Санкт-Петербургского архитектурно-строительного университета. Член Союза писателей России, автор десяти книг — проза, поэзия, эссеистика.
1. ИКАР
Надменно сплюнув на перрон,
Икар вошел. Уже
начало есть, Икар. (И он
нащупывал сюжет.)
Все есть, и красная строка,
и рельсовый мотив.
И эта «Красная стрела»
летит, Икар, летит.
Он может в облаках витать,
хоть это не о нем.
Цыц, Архимеды, он и так
сей мир перевернет.
И станет мир как будто сад,
и будет сад в плодах.
Да будет так. Да сбудется.
О да, Икар, о да.
Но кто он? Может быть, никто?
Молокосос-щенок?
Он курит у окна. Притом,
что тут запрещено.
И проплывают в темноте —
ничтожные огни,
друзья, поклонницы и те,
кто недооценил.
Все зачеркнуть и так начать:
он молод, это да,
но не какой-нибудь на час,
он раз и навсегда.
Дерзай, и станешь знаменит.
(Так N ему сказал).
А злая ложечка звенит:
как знать, Икар, как знать…
2. ЛЕГИОНЕР
Из кожаных ремней доспех
и медный, в перьях, шлем.
И меч мой, верящий в успех.
И никаких поэм.
Ни слов, ни стона. Я — немой.
И потому не лгу.
Шагаю: в венах икры ног
и веночка — на лбу.
И ни поэм, и ни проблем.
Победа или прах!
Шагаю: шлем на голове,
калиги — на ногах.
Пусть нервен путь, неровен пульс,
пусть имя — легион,
я разбираюсь — раз берусь, —
в том, для чего рожден.
Я ничего себе не мнил.
Но мой полет — высок!
…Предвижу: призрак пирамид
и труп мой, лбом в песок.
Шагаю — пыль. Погибну — миг.
Не стой и не смотри.
Сияй, мой город на семи,
мой абсолютный Рим.
3. РЕМБРАНДТ
Песчинки под ногой пищат,
средь бедных фонарей
влачит в ночи свою печаль,
какой-нибудь фан Рейн.
Он ищет ключ, сейчас, сейчас…
Как мало в доме книг.
Не разгорается свеча,
он что-то там бубнит.
О, вдохновенье! (Да, летал).
Бессмертья горизонт!
А вот — устал. (И звон литавр
знал, и кандальный звон.)
Он неопрятен, он в летах,
приятен только взор.
По виду трезв, но шепчет так,
как шепчут пьяный вздор:
«Всяк — предстоящий, а не зрит
конструкций бытия.
Срывая гранты и гран-при,
что вам ответит я?
На переправах не менял
богов и был богат.
А ныне как-то не манят
все ваши облака.
Среди обжорства и блевот
я лишь за вас молюсь.
Вы исчезаете. Так вот,
а я-то — остаюсь».
4.МАРСИЙ
Во время оно (то есть миф),
где горы лес теснят,
где обитают стаи нимф,
жил Марсий, то есть я.
Я жил среди любых зверей,
в среде синиц-задир,
великий трагик сам себе
и сам себе сатир.
Кипела жизнь, в лесах у гор
терял Макар — телят,
невинность — нимфы, кто чего
тут только не терял.
Иной и жемчуг не хранит,
хватает, мол, добра —
и кто-то флейту уронил,
и кто-то подобрал.
Был не с руки и не сродни
воздушный инструмент,
но я сказал себе: сатир,
бери и дуй, амен.
И дул. И вышло хорошо,
и нарастала страсть.
Шло время. Я же перешел
в иную ипостась.
Был мир! И не было границ
предмету мастерства.
Я ликовал! Я грыз гранит!
Я бросил вызов — Вам.
Вы — олимпиец, Аполлон,
а я, в конце концов,
ваш вечный ученик. Но он
с классическим лицом
молчал на все мои «прости»,
и, соответственно,
семь шкур — педант! — семь шкур спустил.
Поскольку — столько нот.
Красавец-эталон, садист,
мой бог, он так играл!
В чем провинился я, сатир?
Я честно проиграл.
Я никого не оскорблял,
за что же он убил?
За то, что тихо и без клятв
я флейту полюбил?
…Лежала флейта. Не извне.
Проста и не груба.
Лежала флейта, да. Так нет,
поднес ее к губам.
Я не борец, я лишь сатир —
богам отдайте миф.
Да, не как все и не статист.
Но короток наш миг!
Вот жизнь и смерть. Вот потолок —
вот «можно», вот «нельзя».
……………………………………
Бессмертны: флейта, Аполлон
и Марсий. То есть я.
5.ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ
Без доказательств и причин,
беззвучный, как перо,
за гранью точных величин,
на рубеже миров
летит Голландец. Он фантом.
И все-таки — летит!
Непостижимый как никто
и как никто один.
Неутомим и невредим,
изгой или бунтарь,
откуда и куда летит?
Откуда. И куда.
Прямолинейный, как беда,
и ветры нипочем.
Ничем твой вечный капитан
уже не омрачен:
когда забрезжит материк
и не охватит взгляд,
то матерись, не матерись, —
но это не земля.
В краях иных идей, веществ,
средь эфемерных скал
что ищешь ты? Что вообще
в таких краях искать?
На выбор: слава, слово, стыд
любовь и просто жизнь —
но суетись, не суетись,
а это миражи.
В твоем загадочном НИГДЕ
реален лишь полет.
…Лети, Голландец, как летел.
И каждому свое.