Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 2, 2021
Иван Русанов, «Мне снился берег речки Паленьги…», Стихи
с. Верхняя Тойма (Архангельская область), ИД «Заря», 2020
Иной раз полезно бывает перечитывать самого себя. Вот так листаешь свой блог, натыкаешься на собственную же ссылку, оставленную несколько лет назад, проходишь по ней, чтоб глянуть — на месте ли текст, а там нет-нет и захватываешь глазом абзац-другой… Самоцитирование считается моветоном, но все же рискну привести небольшой отрывок из моей рецензии на книгу стихов Евгения Степанова «Спасибо». Вот что я писал в журнале «Урал» (№ 3 за 2014 год): «…мы практически разучились читать стихи. Раскрывая новый поэтический сборник какого-либо автора, мы стараемся с ходу обнаружить у него оригинальные рифмы, лихо закрученные сюжеты, необычное музыкальное звучание. Не найдя всего перечисленного, откладываем книгу, чтобы никогда ее уже не раскрывать».
На днях мне попались на глаза эти строки, и я вдруг поймал себя на мысли, что ровно то же самое мог бы сказать о недавно прочитанной книге Ивана Русанова «Мне снился берег речки Паленьги…» Стихи Русанова чрезвычайно просты. Новаторские решения можно разглядеть в них лишь при очень большом желании. Но автор и сам не стремится в авангардисты и новаторы; ему интереснее подробно писать о природе, вспоминать о юности, размышлять о любви, делиться с читателем своими радостями и горестями. Вполне, возможно, кому-то это может показаться старомодным и неинтересным. Но сам я покамест к избалованным читателям не отношусь и оцениваю тексты так, как и привык. А творчество Русанова совершенно искренне считаю достойным пристального внимания и серьезного обсуждения.
«Северная лирика» — именно так охарактеризовал бы я стихи Русанова, если б меня попросили дать емкое определение его текстам. По крайней мере, по отношению к данной книге это было бы вполне справедливо. Север присутствует здесь и в будущем, и в настоящем, и в прошлом. Название книги — «Мне снился берег речки Паленьги…» — говорит само за себя. Но как раз Паленьги в книге не так много, гораздо меньше, чем другой реки — Пинеги. И это вполне объяснимо — ведь Русанов родился в поселке Палова Верхнетотемского района Архангельской области. А Палова, если глянуть по карте, как раз стоит на Пинеге. Вполне естественно, что эта река накрепко связана с детскими воспоминаниями автора:
Все это было — юность, Север… —
И все осталось вдалеке.
Рогатый скот идет на клевер,
Бобер вздыхает на реке.
Над Пинегой, над косогором,
Звезда горит, село стоит.
Там, пацаненком, «клад» за домом
Был мной зарыт — потом забыт.
При этом, как водится, малая родина приобретает с годами почти мистические черты. Говорят, что впечатления детства самые сильные. Наверное, так оно и есть. Вряд ли о каком еще месте на земле Русанов мог бы сказать следующее:
Я знаю точно, что живет
На Пинеге жар-птица.
Дело даже не в том, что автор пишет об этой реке с искренней теплотой. Он, как мне кажется, пишет еще и с удовольствием. Это приятные воспоминания, несмотря ни на что:
А сколько в Пинегу спустил
Корабликов — чтоб всем хватило! —
И на одном из них уплыл…
Ах, как давно все это было.
И в итоге она становится для автора сакральным местом, где он может дать оценку себе нынешнему:
Над речкой Пинегой, на воле
Мне слезы отпускает век.
Совсем недалеко от Пинеги, если снова обратиться к карте, мы находим и реку, название которой фигурирует в названии книги. Тут уже Русанов говорит о далеком счастье, пережитом когда-то:
Мне снился берег речки Паленьги,
Лесная глушь, лесные сны
И костерок неяркий, маленький
В кольце вечерней тишины.
Я, наверное, лучше многих понимаю данную книгу, глубже чувствую эту самую «северную лирику». Поскольку относительно знаю места, описываемые автором. Пару лет назад довелось мне бывать в тех краях на медвежьей охоте, сплавляться по реке Сюме. Она там же — совсем недалеко от Пинеги и Паленьги. Не исключаю, что юному Русанову приходилось на ней бывать по каким-то делам. Небольшие таежные речки (а Пинега на малой родине Русанова еще только набирает силу) все похожи друг на друга: крутые (кажется, что очень крутые) берега, резкие повороты русла, подводные камни и пороги (скорее порожки), нависающие над водой разлапистые ели… Так что читая данную книгу, я ощущал себя в какой-то (отдаленной) мере и соавтором — ведь и сам переживал нечто подобное, и сам мог бы, наверное, все это излить в стихах.
Но, конечно, автор пишет не только о своих речных и таежных впечатлениях. Большое место уделяется ностальгии по малой родине и сравнению ее с городом, который, как известно, манит, но не греет. И одна из главных тем — это сама жизнь, во всех ее проявлениях, то, что происходит здесь и сейчас, вокруг автора и в нем самом. При этом Русанов смотрит на реальность либо сквозь толщу воспоминаний, либо сквозь гущу леса. Словно показывая, что навсегда остается человеком села, пусть и отучившимся в столичном Литинституте и печатающимся в толстых литературных журналах, а все же душой витающий где-то в непроходимых архангельских дебрях. И это вполне органично и зримо выражено в его поэзии:
Как настроение? Да осень,
Стихи, дороги, облака…
Рассвет, встающий между сосен,
Теплей парного молока.
В книге два предисловия. Это «Слово автора» от самого Ивана Русанова и статья Наталии Ильиной с разбором его творчества. В ее тексте, в частности, говорится: «Поэзия И. Русанова роднится не только со словом Н. Рубцова, но и Н. Некрасова, например: «потонуло подворье в снегу» — Русанов, и С. Есенина, «Письмо матери», от которого и строка Ивана: «там, как пишут мне в письме… намедни» — с одними интонационными корнями, а нотки в строках: «Не ловите, дьяволы, на слове» отсылают к стихотворениям В. Высоцкого». Не буду спорить с этими утверждениями, однако все же прокомментирую их, дабы у читателя не создалось впечатления, будто обсуждаемый поэт не вполне самостоятелен. Очень часто подобные сравнения, проводимые в попытке поддержать автора, серьезно вредят ему. Поговорим как раз об этом.
Если мы возьмем любого поэта, то при желании найдем у него в текстах массу тайных, явных и случайных заимствований, текстов, сочиненных по мотивам стихов других авторов или под их влиянием. У того же Есенина, особенно раннего, в стихах можно легко обнаружить и Алексея Кольцова, и Николая Некрасова. Вообще же на Есенина серьезно повлияли Клюев (как ярчайший представитель новокрестьянской поэзии), Блок (сравните «ресторанные» стихи Блока и «Москву кабацкую», например) и Белый (о котором Есенин сказал, что он «дал мне много в смысле формы»). И это далеко не полный перечень тех стихотворцев, с которыми так или иначе перекликался Есенин. Были ведь еще и поэты из народа типа Сурикова, затем Ширяевца, были Городецкий с Клычковым, а впоследствии — друзья-имажинисты.
Вот и в стихах Русанова не могли не проявиться Некрасов, Есенин и Рубцов. Да и Высоцкий — как серьезное музыкально-поэтическое явление второй половины ХХ века — обязательно должен был оставить след где-то в душе автора. Любой поэт испытывает влияние предшественников или современников. И чем талантливее этот поэт — тем лучше будут образцы, на которые он опирается, которые берет за основу и развивает в своем творчестве. Приведу полностью довольно характерное стихотворение Русанова, на примере которого и можно разобрать обсуждаемый вопрос:
Придет пора — и облетят дубравы,
И я вернусь на родину в свой срок.
И, как собака языком шершавым,
Лицо мое оближет ветерок.
Я на поселок посмотрю с тоскою:
Прошедшее не возвратится вспять.
Мать, ног своих не чуя под собою,
Простоволосой выбежит встречать.
Мы свиделись. Не плачь, моя родная!
Я не забыл за чередою лет
Ни синевы архангельского края,
Ни девушки, которой больше нет.
Не спрашивай… Что было — то со мною.
Все только сон да тени на воде.
Скажу одно: как мне сейчас с тобою,
Так хорошо мне не было нигде.
В первой строфе нельзя не заметить Есенина. Однако три последующие — это все-таки по интонации больше Рубцов, который и сам испытал сильное влияние Есенина. Вот и пойми тут, кто у кого что позаимствовал. На самом деле, конечно же, ничего страшного не происходит. Есть вполне устоявшаяся традиция, которой следуют поэты-почвенники (применим этот устаревший, но емкий термин). Русанов — классический человек села. И он испытывал ровно те же ощущения, возвращаясь (или думая о возвращении) домой, что Есенин или Рубцов. Так что не нужно удивляться подобным совпадениям. Случайны они или нет — дело десятое. Да, встречаются совершенно случайные, продиктованные подсознанием. А бывает и наоборот — Русанов может совершенно осознанно, намеренно выдать, к примеру, такое:
На холме задремавшей Отчизны
Хорошо у костра отдыхать.
И тут перекличка с известным стихотворением Рубцова «Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны…» если и смущает, то не сильно. Хотя бы потому, что мы прекрасно понимаем: человек сочиняет в определенном ключе, где принято отдавать дань мастерам жанра, как завуалированными, так и прямыми цитатами. И никуда от этого не деться. Если бы Русанов писал иначе, то он был бы совсем другим автором, с иной системой образов, иными темами и переживаниями. А так — он в одном стане с Есениным и Рубцовым, но, разумеется, не как подражатель, а как продолжатель. Да и отголоски поэзии Юрия Кузнецова, на семинаре которого Русанов учился в Лите, можно обнаружить в его стихах. Причем это какой-то смягченный (по-русановски, что ли?) Кузнецов:
Нам знать и помнить не дано…
Душа мятется у порога —
И истончается в одно
Дыханье, славящее Бога.
Мне остается лишь констатировать, что Иван Русанов давно является состоявшимся поэтом, которому не нужно никому и ничего доказывать. Главная его задача на сегодняшний день — писать и писать. Он и пишет. Так, как считает нужным:
Наплывали, плыли и проплыли
Надо мною в небе облака:
Где мы только не были. А были
Мы везде. Дорога далека.
Буду ли о чем жалеть — не знаю,
Оставляя этот край земной…
Облака на Север проплывают
Высоко-высоко надо мной.
Могу ошибаться, но мне кажется, что Русанов — человек счастливый. Ну, или относительно счастливый. В книге есть трогательные стихи, посвященные супруге, но нет текстов о смерти. Встречаются стихи на социально-политические темы, но отсутствует конкретная гражданская лирика. Такое ощущение, что он добился всего, чего хотел, а теперь почивает на лаврах, не думая о проклятых вопросах. Но из автобиографии и из его же отдельных стихов мы знаем, что это не так — денег не заработал, карьеры не сделал, из северной провинции вышел и в южной осел, покрутившись до этого в столице. В чем же секрет оптимизма поэта? В том, наверное, что он нашел себя, обрел свое счастье, обжил новый дом, в котором ему хорошо и откуда не так тянет на малую родину. Мы привыкли, что поэт — фигура несчастная, всем недовольная, трагичная. А можно, оказывается, иначе — не выдумывать себе проблемы, не драматизировать свои неудачи, а принимать жизнь такой, как она есть:
Ель у дороги. Болотная ржа.
Кочки да пни без разбору…
Все принимает родная душа
В эту осеннюю пору.
Стихи Русанова успокаивают, но не убаюкивают. Есть в них какая-то основательность. Так смотришь на массивный сруб, который, может быть, уступает в изяществе наспех сколоченным строениям, столь популярным ныне у дачников. Но подойдя к этому срубу поближе, погладив шероховатые бревна приличной толщины, понимаешь, что это — настоящее. Которое простоит очень долго. И никаким фанерным быстросборным жилищем уже не соблазнишься, сколь бы его ни рекламировали докучливые представители строительных фирм. Настоящая поэзия — это не только оригинальность, но и традиция, и качество, и еще множество факторов и условий, которые могут не бросаться в глаза сразу, но обязательно дадут о себе знать впоследствии — при пристальном рассмотрении и анализе. Поэтому хорошие стихи могут быть чрезвычайно просты и непритязательны, вот как этот текст Русанова:
О былом вздыхая,
Выйдешь, помолчишь.
Северного края
Утренняя тишь.
В мире радость множа,
Колосится злак.
Господи мой, боже…
Хорошо-то как!
А действительно — хорошо. И настроение в стихотворении передано очень точно, и текст крепко сбит, ни слова лишнего. Прямо хоть сейчас эти 8 строк можно порекомендовать в какую-нибудь антологию. Самому же автору я бы ничего советовать не стал. Он лучше нас с вами знает, куда держать путь, о чем и в какой тональности писать. Да и жизнь подсказывает. В последние годы в стихах Русанова, публикующихся в литизданиях, все чаще появляется река Хопер — ведь именно на юге России поэт обосновался с семьей. Лесостепь — это вам не тайга, но тем интереснее взгляд северянина на казачьи просторы. И, может, в следующей своей книге Русанов как раз предстанет если и не певцом степей, то, во всяком случае, художником, проводящим любопытные параллели. А мы подождем.