Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 1, 2021
Е. В. Янушевская, «Век без поэтов: философская проза»
М.: Издательство Московского университета, 2019
Тот еще квест — не будучи профессиональным философом, написать о книге, посвященной детальному анализу кризиса идеи гуманизма в современном технократическом обществе. Тем более, что эта книга сама есть совокупность ответов на связанные с этой темой вопросы. Извиняет меня, наверное, только живой интерес к искусству, в частности, поэзии — поскольку я человек пишущий, а состояние современной поэзии в этой книге рассматривается в качестве наиболее яркого примера проявления этого кризиса. А также то, что в сложившейся ситуации рассказать об этом необходимо, поскольку мейнстримная литературная критика, превратившаяся в инструмент маркетингового продвижения литературного продукта на книжном рынке, вряд ли сделает это.
Книга апеллирует к универсальному понятию ценности, одному из основных инструментов познания как в философии, так и в обыденной жизни. При этом как жизнь, так и философия могут утверждать разные ценности, но то, что нечто является ценным, становясь в силу этого объектом выбора, не отрицает ни — умозрительно — философия, ни — практически — жизнь. Потому что даже полное, казалось бы, отрицание ценности даже самой жизни всего лишь утверждает самим актом выбора в качестве высшей ценности небытие. В какой степени люди отдают себе отчет в этом на протяжении жизни, совершая череду ценностных выборов, зависит от способности и воли к рефлексии конкретного индивида, а также от условий, в которых ему приходится действовать.
Итак, тексты, собранные в «Веке без поэтов», сфокусированы на исследовании «ценного», присущего как философии (начиная с античности — об этом вы прочитаете в начале книги), так и поэзии, являющей ее и в умопостигаемой форме, и в вызываемом ею эстетическом ощущении (обо этом, подробно, речь идет на протяжении всей книги). И в этом заключается внешнее сходство упомянутых сфер познания, делающее возможным далеко идущие спекуляции на тему «что хотел сказать поэт», который, безусловно, что-то хотел сказать, но при этом — что принципиально — над ним довлела необходимость принести «жертву Аполлону»; и в этом между ними большая разница. Данное положение иногда встречает понимание, полностью или частично (но далеко не всегда). Например, Ницше предостерегал от попыток строить философские системы на основе творчества поэтов. И, развивая свою дионисическую теорию (при формальном соблюдении своего требования), он анализировал музыку Вагнера. Что не помешало Рудольфу Штайнеру основать свою теософию, опираясь на творчество Гёте. Конечно, философская мысль, вооруженная логикой, даже будучи обращенной на искусство, противоположна интуитивно-образному способу постижения, который присущ искусству. Хотя источник у них, как уже сказано, один. И с этой точки зрения и философия искусства, и философия творчества представляется естественным направлением философской мысли. Андрей Белый говорил о том, что искусство предвосхищает науку, дает ей цель и ориентир.
Парадигмальный вклад поэзии в развитие философских идей обсуждается автором книги в разделе, посвященном творчеству Шарля Бодлера, — «Бодлер. Поэзия и философский разум», и предваряется ссылкой на слова Этьена Сурио: «…Трудно уловить, концептуально выразить: некий свет зари трогает сперва вершины искусства, прежде чем высветить всю глубину философской долины». (Читая эти строки и глядя на историю эволюции эстетических построений, я — отвлекаясь, — начинаю думать, что это было предвестником кризиса философии, отчаявшейся добыть «окончательное» знание об окружающем мире и нащупывающей другие горизонты, миры другого порядка, созданные человеческим разумом, в качестве предмета исследования — поэзию, математику, лингвистику…) «С определением Бодлера как мыслителя ситуация, разумеется, неоднозначная», — пишет автор. Да и не только Бодлера, а любого поэта — добавлю я. Дело здесь, на мой взгляд, в том, что поэзия представляет собой духовную деятельность несколько иного рода, в которой интуиция идет впереди ratio, деятельность, более близкую к медитации, чем к логическому связыванию мыслимых объектов. А проблема в том, что, когда поэзия сама превращается в объект обсуждения, анализ производится на неродном ей поле рационального мышления и в выработанных им терминах. Так я понимаю «несказанное» Блока. Несказанное — то есть эстетическая ценность — постигаемо интуитивно, оно узнается как близкое и понятное внутреннему эстетическому чувству, в зависимости от уровня его развития и предпочтений, независимо от внешней формы (принимается или отвергается в зависимости от эстетической позиции субъекта). Вот эта борьба за «несказанное», за эстетическую ценность как высшее художественное выражение и наглядное воплощение ценности как таковой, на которую неуклонно ведет наступление прагматически обусловленный ход истории, проанализирована на примере жизни и творчества Бодлера, и подытожена, опять же, цитатой из Этьена Сурио: «Истинная философия находится так же близко от поэтов, как и от профессиональных философов».
Говоря о «Веке без поэтов», я не случайно упомянула тут Андрея Белого. Он много сделал для развития теории символизма, которая, если посмотреть внимательно, тоже апеллирует к понятию ценности, на котором Елена Янушевская строит свои рассуждения об искусстве и его роли в жизни человека. Что, как было показано выше, естественно, поскольку именно понятие ценности является общим для этих гуманитарных областей, вообще, фундаментом гуманитарной сферы, сферы человеческого. Но более того: Елена Янушевская своими исследованиями выполняет на современном этапе ту же роль, которую играл Андрей Белый на рубеже прошедших веков и между двух революций: критического осмысления накопленного в искусстве за последние сто лет опыта отражения внутреннего мира человека, формирующегося в результате его ценностного выбора, воздействия его ценностных выборов на формирование окружающей реальности и обратного воздействия этой, сформированной, реальности на внутренний мир человека. В целом негативный, увы.
Что интересно, Елена Янушевская исследует этот вопрос тоже в период между двух революций, ознаменовавших значимые этапы изменения взглядов на ценность и, соответственно, построения нового мира — сексуальной и цифровой. И если говорить об этом, то для меня на страницах книги присутствует неназванный автором призрак — Умберто Эко. Который, с одной стороны, подвергается критике со стороны академической среды за недостаточную научность и академичность его трудов по эстетике с явным философским бэкграундом, а с другой стороны, чей вклад в популяризацию взглядов на эстетику, доминирующих в современном технократическом обществе, апеллирующем именно к непрофессиональному большинству для проведения в жизнь и утверждения своей идеологии, трудно переоценить. «Эволюция средневековой эстетики» — вот, на мой взгляд, книга, с которой по существу полемизирует «Век без поэтов». В книге Эко последовательно описаны ступени перехода от иерархической — «вертикальной» — системы ценностей, в которой ценность рассматривается как объективная, наполненная трансцендентным содержанием, к «горизонтальной», в которой ценность является результатом консенсуса. «Век без поэтов» представляет собой критику результатов этого процесса. Голоса в защиту объективной эстетической ценности раздавались, конечно, давно — вспомним для примера блестящее эссе Игоря Меламеда «Совершенство и самовыражение». Но книга Елены Янушевской обладает тем неоценимым достоинством, что ведет разговор в защиту своего предмета на языке и на поле философской науки, максимально точно, насколько это вообще возможно. А защищая художественную/эстетическую ценность, автор переходит в контрнаступление на доминирующую в общественном сознании систему ложных ценностей, разрушающую, вместе и по отдельности, само понятие человеческого и общественного как обеспечивающего гармоничное сосуществование индивидуальных микрокосмов. Симптомы этого разрушения — падение интереса к высоким образцам литературы и других видов искусства, игра на бесконечное понижение в области массовой культуры, фактическое преобладание политики формирования запросов по типу «хлеба и зрелищ» для управления массой потребителей — фактически, низведения человека до уровня биоробота, — подробно анализируются на страницах «Века без поэтов». Век без поэтов в этом контексте означает век отсутствия критического взгляда на описанные выше процессы; век отсутствия образцов, при взгляде на которые такая критика возможна; век застоя и бесконечного клиширования и дублирования уже существующих продуктов и форм с целью их коммерческого использования. И закономерно в книге появляется «Манифест культурного сопротивления» — соответствующая глава раздела «Культ одномерности: гуманитарный кризис и общество современной России» (написанная в соавторстве с Марианной Марговской). В этом Манифесте авторы в двенадцати пунктах конкретизируют необходимые, с их точки зрения, требования, для «сохранения культуры как «обители разума»», поскольку в этом «заключается историческая задача в том числе и российской нации». Ведь о том, что мерилом всех вещей является человек, сегодня речи уже не идет, человек на данном этапе рассматривается как придаток более совершенных программ, обладающий подлежащей упрощению ненужной избыточной сложностью.
И в связи в этим «Век без поэтов» можно назвать программным произведением, в котором помимо культурно-исторического обзора одной из центральных проблем философии (в отношении которой наблюдается крайняя поляризация мнений как в академической, так и в культурно-массовой среде с явным преобладанием деструктивных идей о, в конечном итоге, экономической ценности как мериле любой ценности) представлен четкий анализ современной ситуации, и определены пути ее преодоления.
Вот эта всеобъемлющая целостность и определяет уникальность книги на общем фоне как научной, так и популярной публицистики, и вызывает у меня сильное желание рекомендовать ее в качестве учебного пособия для гуманитарных факультетов, хотя бы в качестве основы для полемики с альтернативными точками зрения.