Стихотворения
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 3, 2020
Сергей МНАЦАКАНЯН
Поэт. Родился в 1944 году в Москве, на улице Мархлевского, в 1974 году стал одним из самых молодых членов Союза писателей СССР, автор многих книг стихов и прозы, лауреат литературных премий.
* * *
Как меняется жизнь!..
Как порывы ее незаметны,
как уступки малы, а обмолвки — острей и острей,
и над судьбами вьются,
витая, как в съемке
замедленной,
эта вечная вьюга и свет городских фонарей…
Так и мы — все живем, то ее возлюбя, то ругая,
поднимаясь на лифтах,
скользя в снегопадах зимы,
а оглянемся — глядь! —
то уже не она,
а другая —
совершенно не та, на какую надеялись мы.
МИМОЛЕТНОЕ
Соловьиная кручина
и звериная тоска —
бьет природа, как пружина,
гарью веет у виска…
И сияет — вне закона —
этот сумрак, эта ночь,
свет последнего вагона —
не догнать и не помочь.
* * *
Человеческий муравейник!
Мир смыкается, как трава:
цепкой Азией — как репейник! —
завоеванная Москва.
Что нам адские перегрузки
в мире евро и первача?
Мы еще говорим по-русски,
два старинные москвича…
ЗИМНИЙ БЫТ
Неизъяснимый быт, не сказанный словами,
как дух его горяч, как от него знобит,
как шпилит этот быт нас, горемычных, с вами,
как бесподобен он, весь этот зимний быт!..
Неверные друзья. Слепые домочадцы.
Трансляция орет… Чу, милые, молчок!
До истины нельзя, однако, домолчаться,
трагически присев с «Вечеркой» на толчок.
Ну что еще сказать о жизни человека?
Пусть заедает быт, пусть безднами разит,
но опалит тебя дыханье звезд и снега,
когда летишь стремглав с авоськой в магазин.
Притормозит впотьмах. Ухватит за живое.
Ударит по лицу зарницею стыда.
Прекрасен этот быт, как будто поле боя,
где победить нельзя, а отступать — куда?
Особенно зимой, когда чернеет рано
на улицах моих и тьма со всех сторон,
и черт-те что звучит с горящего экрана,
стряпня и дух стеснен, и гомон и трезвон…
А где-то в семь порог переступают гости
и стряхивают снег с ботинок и пальто,
застолье во весь дух — обглоданные кости,
а новый анекдот — типичное не то!..
А то, что за окном кружится снег — не страшно:
в дому не устрашит любая шелупонь,
и замирает стол от правил преферанса,
как будто жизнь сама поставлена на кон!
Неисчерпаем быт — бездонный, словно атом,
покуда то да се, трезвонит телефон,
а кто-то бьет хрусталь, а некто шпарит матом,
а у того душа летит из тела — вон!
Над улицей фонарь — кривой, как знак вопроса, —
к нему ответа нет, хоть водку пей, хоть плачь…
Весь этот зимний быт, как чеховская проза,
насуплен и сердит, растрепан и горяч…
* * *
Три четверти века шумят за спиной,
как злая метель и как звездный прибой…
Да, страшно подумать, как время летит,
судьба человека — мгновенный транзит
из области счастья в явления сна,
и так это было во все времена…
Три четверти века, а дальше туман,
ты смотришь во время, как в телеэкран,
а в этом экране на все времена
любовно целуются мир и война!
А сам ты пока что свободен, как встарь,
ты жив и по-пушкински сам себе царь…
Ты сроду не думал в космической мгле
три четверти века прожить на Земле.
Три четверти века, как сон, пронеслись,
оставив сияние книг и столиц…
О, сколько ты прожил бессонных ночей,
пиит, пропойца, дурак, книгочей…
Проносится жизнь, как бессрочный аврал,
зато не склонялся, не гнулся, не врал.
Осенние сумерки зырят в окно,
стоит на столе золотое вино…
Прекрасная женщина любит меня,
еще не забыты друзей имена.
Три четверти века, три четверти ве…
…и дрон, словно ворон, парит в синеве.
5 августа 2019
* * *
…и вечный бой…
Александр Блок
Россия разделилась на
гламур и нищету,
идет великая война
за хлеб и красоту…
За годом год, за веком век,
в любые времена
здесь все встают противу всех:
вот Русская Война.
За кем присматривает МУР
и дремлет эФэСбэ?
Уселся нынешний гламур
на нефтяной трубе…
За миллиардом миллиард
качает в никуда —
Вот это да! Вот это art
и глянец хоть куда!
Такая странная страна —
здесь скоро тыщу лет
идет секретная война
без сводок и побед.
Окрест гражданская зима,
официальный бред…
Где родина? Сошла с ума
или сошла на нет?
Такие встали времена
над каждою судьбой…
На Родине идет война,
и это — Вечный бой.
* * *
Словом — не назову,
кистью — не обозначу:
мыслями ль — синеву?
мыслимо ли — удачу?
Всем нам дано судьбой
больше, чем мы хотели:
вьются над головой
сумерки и метели…
Всем нам дано с лихвой
нежности и веселья
в участи снеговой,
схожею с каруселью.
Главное — родились
в мире берез и стали,
трудными вырастали —
спорили и дрались.
Выросли, а потом
жили, дыша бензином,
жили своим трудом,
радовались деревьям…
И неспроста во мне,
в сквере, в окне — повсюду!
в комнате, в тишине
обозначалось чудо…
Что до поры назвать
вроде бы не умели:
то ли шуршащий сад,
то ли печаль без меры.
Вот оно — горлом, ртом,
сердцем наружу рвется,
вот оно, что потом
музыкой назовется…
Попросту жизнь сама
с бедами и успехом,
зябкая, как зима
с яблонями под снегом.