Стихотворения
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 1, 2019
Валерий МИШИН
Поэт, художник. Родился в 1939 году в Симферополе. В 1968 г. окончил ЛВХПУ им. В. И. Мухиной. С 1978 г. — член Союза художников. С 1990 г. — член Международной федерации художников ЮНЕСКО. Работы Валерия Мишина демонстрировались на выставках в СанктПетербурге, Москве, Калининграде, в Польше, Чехии, США, Швеции, Бельгии, Франции, Мексике, Англии. Персональные выставки проходили в СанктПетербурге. Печатался в журналах «Арион», «Дети Ра», «Футурум АРТ», «Зинзивер», «Крещатик» и других. Живет в СанктПетербурге.
* * *
Входя по ночам
в пустую темную комнату,
включая выключатель,
думаю: давно не перегорала лампочка.
А тут вот — нате вам –
перегорела.
Что-то это, конечно, означает.
Но нельзя относиться к случаям из жизни
слишком тщательно.
Просто так — взяла и перегорела.
Обычное дело. Частности.
Снимаю тапочки,
ложусь в кровать.
Лампочку выключать не надо.
* * *
А что творится с головой?
В своем ли голова уме?
Готов ручаться головой –
она все время на уме.
А что, скажите мне, с руками?
Разве не видно по рукам?
Творится зло теми руками –
готов ударить по рукам.
Подумайте: грудная клетка –
заведомо тюрьма для сердца.
Рука на сердце, в этой клетке
сердцу быть без сердца.
Какую ни возьми деталь –
хоть сразу приставляй костыль.
Немаловажная деталь:
а что же церковь и костел?
* * *
Ногти растут, как у покойника,
не успеваешь состригать.
Но, принимая позу стоика,
хотел бы между тем сказать,
что волосы растут быстрее
подмышками и из ушей.
А уши слышат шепот скарабеев
и разговор лобковых вшей.
Все движется, по крайней мере
обозначает, что живет,
и только на своем примере
познаешь череп и живот.
* * *
Не знаю, что такое смерть.
Возможно: был и нет.
За ней едино не поспеть,
покуда не скелет.
Покуда в кожу облачен
и кровью наделен,
покуда как бы ни при чем,
как будто вышел вон.
На белом свете погулять
из небытия.
Дальше не знаю, что сказать,
поскольку не судья.
* * *
Не хватает солнечного света –
еще не начинался диалог,
а тень уже без аргументов
перекроила потолок.
Пока пытаешься ответить,
противовес найдя едва,
отдернет занавеску ветер,
попутно зачеркнет слова.
Кто-то отслеживает пулю,
что разделяет свет и тень
(то было, кажется, в июле,
или в июне, между тем),
еще не завершилось лето,
но он на спусковой крючок
нажал, лишая роговицу света,
остаток завязал в пучок.
* * *
Сколько старых, захудалых, никудышных.
Так вышло
или было с самого начала?
Потерянные, никчемные,
жирной линией за- и пере-черкнутые.
Ничем я
не в силах помочь им
и они мне,
придуравошному, бодрящемуся,
склочному.
Сыграть в ящик –
соприкоснуться с вечностью
и подобное тому –
это в предстоящем,
а пока прошу прощения
у последним номером по- и не-посеянных,
у слепых и зрячих.
А вдруг еще не все потеряно.
* * *
Т. Б.
Было где-то далеко –
взглядом на поле –
ветер дул с подветренной стороны,
с неподветренной стороны
была видна только часть стены,
не более,
было так давно,
ожиданием весны
было все заполнено,
что не мешало взгляд со стены
перевести в другую категорию,
и тем не менее
этого не было сделано;
так всегда черным по белому
проще писать, не замечая со стороны
надвигающуюся тень,
неминуемо меняющую смысл,
но это было так давно –
кадр завис,
время было разобщено,
смотреть приходилось издалека,
безусловными были только кучевые облака
и часть стены.
* * *
Не ставь точку в конце фразы –
прошу тебя,
позволь надеяться на продолжение,
позволь, в случае угасания,
мне самому продолжить,
обращаясь не только к тебе,
а прежде всего утешая себя,
не делай резких движений,
повремени…
Видишь, я заканчиваю многоточием…
Утром глянешь и — решишь как быть.
Спокойной ночи…
* * *
Приходиться соглашаться
с формой яблока, помидора,
общественно-политическим устройством
(нет шанца),
какие свойства
у томата ацтеков,
черри израильтян
в месяц термидора?
(извините за беспокойство),
смириться с длиной коридора,
кишечно-желудочным расстройством,
выходя из двери, не сворачивая,
до этого согласившись с формой
яблока, помидора,
общественно-политическим устройством,
не иначе,
без спора,
безропотно –
прямо,
без разговора,
до упора,
до тупика,
на красный свет
(нерентабельно?)
Вспомнил Чичибабина
(извините за беспокойство)
нет…
* * *
Провожу над собой опыты:
сколько дней может человек не пить,
чтобы не умереть.
Прежде всего отказался от пива.
Сразу почувствовал облегчение
в нижней части живота,
не колет, не тянет,
не понуждает делать грамматические ошибки,
когда в смартфоне пишу письмо,
не попадая пальцем в нужную букву.
Отказался от вина.
не тошнит, не подташнивает,
не кружится голова.
Не всегда помню,
что должен делать,
догадываюсь.
Знакомых пока узнаю,
они тоже меня узнают,
несмотря на то, что хранилище
iCloud переполнено
и нужно перейти на другой
тарифный план.
Завязал с водкой,
недопитую бутылку поставил в холодильник,
использую для дезинфекции,
и в кулинарных целях,
готов налить рюмку,
если кто-то придет в гости.
Но никто уже не приходит,
контакты резко оборвались.
Здоровый человек
здоров сам по себе,
больные болеют коллективно.
Как видите, жив, все в порядке,
остальные умерли.
* * *
Тропинку по памяти прямо к парадной
протоптали, чего говорить, воробьи,
ждут, когда в белом переднике баба
порадует зернышком, хлебом, чуточком кутьи.
Дружество женщины с птицей дословно:
где-то под кожей хранится, внутри –
вижу, слегка задержался, на ровном
месте споткнулся, стою у двери.
Ближе под вечер умолкнут пернатые,
приноровятся, кто где, по углам,
зоб набивая, не видят, что баба брюхатая,
запоминают ее по рукам.
* * *
Нужно ли объяснять,
почему слякоть,
день только начался — уже вечер,
почему прилипла ко лбу прядь.
хочется о другом сказать,
сказать не о чем,
кроме того, что рука обмякла,
превратилась в плеть.
Пробуешь выстроить в ряд,
что за чем стоит, однако
всего нельзя предусмотреть.
Пора выводить на прогулку собаку,
за ней убирать, впредь
довериться случаю, тайному знаку,
чужой воле, себе во вред,
особенно, когда одиноко…
* * *
Поначалу подумал, что он не прав,
когда, глядя на небо, сказал:
от облака отвалился сустав…
сам видел, как падал в Обводный канал.
Но я не назвал бы его суставом,
на худой конец — рукавом,
нужно все-таки быть костоправом,
в облаке как таковом
могут гнездиться громы и молнии,
греметь костями небесные силы,
легко переноситься крамольные
мысли, можно набрать курсивом,
заключить в скобки или кавычки,
раздвинуть створки, отдернуть полог…
Он так говорил по привычке,
потому как — врач-травматолог.
* * *
Далее пошли вкусовые категории,
после того, как перешли на ощупь,
не говорится, почему повздорили,
вероятно, все было намного проще;
далее следовало быстро решать
без заготовленного алгоритма,
каким будет окончательный шаг,
прежде чем совпадут субтитры;
далее предстояло еще уяснить,
как поступать в подобных случаях,
неясно, сколько осталось жить,
но почему-то совсем другое мучает.
* * *
Дерево стоит, как нарисовано,
рядом — человек, будто вылеплен,
ничего не подтасовано,
дерево — похоже, человек — вылитый.
На картине — то же самое,
дерево стоит, человек — рядом,
обведены одной рамою,
то есть доставлены на дом.
По существу, небольшая разница –
где жизнь, где искусство,
понедельник или пятница,
письменно или устно.
Осталось понять, это важно,
ты — живой или нарисованный,
молочно-мясной или картонно-бумажный,
в наборе или поштучно расфасованный.
* * *
Интеллигент всегда дает на чай
обсчитавшим его официанту и посыльному
и не пробует упрощать
чувства добрые до тактильных.
Был когда-то и я интеллигентом,
но, испорченный наглой сволочью,
с определенного момента
стал вести рассчет до рубля с мелочью.
Интеллигентов больше нет,
я был, как ни странно, последним.
Если докажете, скажу, что был «пред»,
а это мой наследник.
* * *
Лишнее соскребу
до кромки,
складки на лбу
перейдут в складки внутри черепной коробки.
Тут же обратный ход –
сложившееся в мозгу
проступит на лбу сквозь пот.
Что еще могу
сказать? не так ли господь –
свят, свят, свят –
выворачивал все наиспод,
за что и был распят.