Рассказ
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 6, 2018
Алексей СМИРНОВ
Прозаик, переводчик, сценарист. Родился в 1964 году в Ленинграде. Закончил Первый Ленинградский медицинский институт, работал врачом. Печатался в журналах «Новый мир», «Звезда», «Нева», «Полдень, ХХI век», «Сибирские огни», «Шо», «Крещатик», «Компьютерра», «Фантом», «Литературное обозрение», «Русский журнал», «Реальность фантастики», «Царскосельская лира». Автор книг «Место в Мозаике», «Под крестом и полумесяцем», «Центр роста», «Ядерный Вий», «Замкнутое пространство», «Опята», «Лето никогда», «Собака Раппопорта», «Хищная оттепель» и др. Победитель конкурса АртЛИТО 2000 в номинации «Сборники рассказов» под председательством Б. Стругацкого и А. Житинского; премии конкурса «Тенета2002» в номинациях «Романы и повести» и «Рассказы»; премия «Живой металл, 2013» за лучшую повесть; премия конкурса им. Хармса «Четвероногая ворона» (2014). Член Союза писателей СанктПетербурга.
Первый кафкианский жук обнаружился в сугробе у гаражей. Это Игнат Ичко заметил его, когда перед сном посмотрел на черный безлюдный двор. Пейзаж обогатился круглой глыбой. Она покоилась в снегу и была непонятно чем. Ичко какое-то время гадал, что там такое выбросили. Выходить и разбираться он, конечно, не стал и улегся спать. А утром вокруг той штуковины уже собралась толпа. Не вся округа, но человек двадцать. В первом ряду топтался полицейский и никого не подпускал ближе. Тут уже Ичко не поленился, вышел как бы вынести мусор, а на самом деле, как только избавился от пакета, поспешил к гаражам и встал на цыпочки за какой-то теткой.
Жук был не круглым — овальным. С гладким черным панцирем, который прорезала щель. Под ним, очевидно, прятались крылья. Лап видно не было. Они либо остались поджатыми, либо провалились в снег. Лицо было человеческое. Затылок — вроде как у насекомого, гладкий бугор, без всякой шеи стыковавшийся с туловищем, а лицо оказалось вполне заурядным. Про таких пишут, что без особых примет. Губы, щеки, нос и лоб. Немигающие глаза. Ноздри чуть подрагивали — дышал.
— Эй! Ты! Ты! — обращались к нему. Кто-то по недосмотру полицейского ткнул животное палкой.
Жук не отвечал. Он бесстрастно смотрел перед собой.
Потом его увезли. Приехал непонятный фургон. Толпу отогнали подальше. Под жука осторожно завели брезент, и выяснилось, что лапы он действительно подобрал, как божья коровка, если перевернуть ее на спину. Между тем предположения, что это может быть ядовитая тварь, звучали все громче. Кое-кто жалел, что не надел маску. Фургон укатил, полицейский пошел прочь, а Ичко вернулся домой.
Второго жука нашли в Бразилии. Третьего, четвертого и пятого — там же, почти сразу. Бразильские власти оказались словоохотливее, и новость быстро разлетелась по миру. Сюжет показали во всех новостях. А новый жук появился снова в городе, где жил Ичко. Этот лежал посреди футбольного поля. Лицо у него было женское и тоже невыразительное. Ничего не добившись и от этого, жука забрали, куда в таких случаях следует. Потом жуки начали появляться везде — на улицах, во дворах, в общественных учреждениях, в квартирах. Они никому ничего плохого не делали — пугали, конечно, самим своим существованием да создавали порой на дорогах заторы. Все без исключения молчали. У них были самые разные лица, появились и яркие, запоминающиеся. Встречались и не человеческие, не поймешь, чьи. Какие-то диковинные хари, не похожие ни на что. Отношение к ним развивалось двоякое: с одной стороны, шум нарастал и гипотезы множились. С другой — начиналось привыкание.
Довольно скоро можно было наблюдать обычную картину: человек шел в магазин или на трамвайную остановку, а на заснеженной обочине горбился жук. Шуршали машины, порхали синицы и воробьи, расхаживали голуби. Жук никому не мешал. На него косились, иногда останавливались и рассматривали, потом продолжали путь. Власти не успевали убрать всех. На дом выезжали все реже. С улиц жуков увозили, как выяснилось впоследствии, на полигон, который оцепили до дальнейших распоряжений.
Уничтожать жуков законодательно пока не решались. Правда, в некоторых странах с ними обходились сурово, не дожидаясь разрешения. Специфика расправы зависела от местных обычаев. Жуков забивали камнями и палками, поджигали. В Африке, на Гаити и в лесах Амазонки употребляли и в пищу. Ими занялись отдельные подразделения Ку-клукс-клана. Бывало, что по жукам стреляли фермеры. Густонаселенные Индия и Китай терпели, но терпение было на исходе. Так или иначе, подобные действия позволили ознакомиться с внутренним устройством жуков. В нем не было ничего из ряда вон выходящего — понятно, что выглядело все необычно большим и располагалось не как в учебнике, но это были привычные сердце, легкие, кишки, разные железы и да, двойные слюдяные крылья. Кровоток оказался предельно замедленным. Правда, у жуков не нашли мозга. Черепные коробки были пусты. В цивилизованных странах жуков подвергли научному анализу. Их анатомировали, просвечивали лучами, изучали под микроскопом, крутили в центрифуге, но выводы объявлять не спешили.
В жуках, разумеется, предполагали инопланетян. Наука помалкивала, не отвечая ни «да», ни «нет». Люди верующие не замедлили решить, что это те или иные дьяволы. Припомнили саранчу с человеческими лицами и втайне жалели, что она вопреки предначертанному не ведет себя агрессивно.
Жуки быстро встраивались в пейзаж. На них переставали обращать пристальное внимание и начинали видеть залог стабильности, глядя, к примеру, как тот же Ичко, в ледяные окна: зима, электрический свет, черные силуэты кленов и тополей, качели и горки, в отдалении — припорошенный жук, похожий не то на сфинкса, не то на стационарный детский аттракцион. Возмущая спокойствие, жуки в него тут же вписывались и подчеркивали его личным бездействием.
Но пробил час, когда численность жуков начала расти в геометрической прогрессии. Их появление пытались отследить при помощи камер наблюдения, однако те странным образом и в нужный момент отключались, а дальше на экране уже возникала картинка: лежит жук. Потом один объявился в кабине пилотов, и самолет упал. Другой серьезно нарушил работу космической станции, и его пришлось выгнать на персональную орбиту. Третий улегся в ракетной шахте.
Тогда за жуков взялись официально-круто. Однако карательные бригады, занявшиеся их отстрелом, не поспевали за нашествием. Каждую секунду где-нибудь появлялся жук. Один вдруг материализовался в кухне Ичко, и этот случай оказался одним из тех редких совпадений, когда становятся возможными откровения и озарения. Ичко признал в жуке покойного дедушку. Колючие щеки, красный с прожилками нос, начальная катаракта, мохнатые уши — все это узналось мгновенно, хотя дедушка уже тридцать лет как перешел в мир иной. И он заговорил с Ичко, но не голосом, а готовыми образами, которые размножились у внука в голове.
Тот узнал, что дед очень рад этой встрече, потому что, честно сказать, на нее не надеялся. Ичко воспринял это признание как абстрактное представление о хорошем настроении. Еще дед передал, что кроткие наследуют землю. Внук увидел раскрытую Библию. Образ кроткого предка специально вызывать не понадобилось, благо Ичко и так помнил, что дедушка всегда был тише воды и ниже травы, и только выпивал неумеренно. Ичко тоже стал оперировать образами и передал собеседнику картину общего положения на планете: множество жуков во всех уголках земного шара. Снова явилась Библия, и стало ясно, что они тоже кроткие. «Но почему жуки?» — сорвался на прямой вопрос Ичко. Деду пришлось поднапрячься и мысленно процитировать апостола, который пообещал, что «все мы изменимся». Он также напомнил слова Спасителя: «В доме Отца Моего обителей много». Это означало, что среди кротких наследников имелись и представители чужих миров, которых множество, а наследуемая земля — одна. Тогда Ичко представил разных людей и не без усилия вызвал в себе тревогу за их будущее. Дедушка объяснил, что «скоро все жуки выдохнут, и не останется никого, кроме жуков, но внуку бояться нечего — он хоть и не кроткий, зато нищий духом и унаследует Царствие Небесное».
— Как это — выдохнут? — не выдержал и спросил вслух Ичко.
— А вот так, — с неожиданной готовностью ответил дед.
Он разинул рот и дохнул перегаром. Игнат Ичко перестал существовать в привычном облике. Очнулся он в виде невозмутимого и неподвижного жука. Ичко лежал на чем-то розовом и мягком. Все вокруг благоухало и цвело. Местные жители проходили мимо и смотрели на него косо. Один сжал кулаки и шагнул к нему, но его увели, на каждом шагу извиняясь и умоляя не торопить события.