Стихотворения
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 9, 2017
ВАДИМ СМОЛЯК
Поэт. Родился в 1965 году в Ленинграде. Пишет стихи, рассказы и сценарии для
мультипликационных фильмов. Публикации: журналы «Аврора», «Вокзал»; альманахи «Глаголъ», «Заповедник». Живет в Санкт-Петербурге.
ЧАРОДЕЙ ИЗ НИЦЦЫ
Упавшие летчики становятся моряками,
Растолстевшие всадники — пехотинцами.
Их в атаку приходится гнать пинками,
Неуклюжих с одутловатыми лицами.
Воры на пенсии становятся сторожами.
Вскрывают сейфы консервных банок
Теми же вечно тупыми ножами,
Которыми раньше пугали гражданок.
Мундиры на пуговицах золотистых
С годами охотно становятся ватниками,
И прирастает армия моралистов
Исключительно пожилыми развратниками.
Ежедневно прожевывая рутину, вы не
Замечаете, как из настоящих кожаных
Постепенно становитесь дерматиновыми,
Думая, что так наверно положено.
Цыплята
Прошу за пальцы не цеплять,
Не убегать, держаться строя.
Веду считать своих цыплят
Во двор, охваченный весною.
Когда оттаяла внутри
Душа и выкупалась в лужах,
Я их считаю: раз, два, три…
Таких смешных и неуклюжих,
Не превращенных в «табака»,
Не задохнувшихся в духовке,
А остающихся пока
В родной пушистой упаковке.
Как тяжела была зима
Для них в плену холодной клетки.
«Чудак, ты выжил из ума!» —
Меня напутствуют соседки.
Они твердят: «Не гоношись.
Дождись осеннего итога!»
Но я-то знаю, лето — жизнь,
А осень — дальняя дорога…
* * *
Тяжела в январе истома.
Не сбежать на заре из дома,
Не погреться змеей на камне,
Не взлететь над землей. Куда мне!
На дорогах кругом сугробы,
Как на дрогах гробы, суровы,
Все деревья в лесах — березы.
И висят небеса белесы.
Бесконечные ночи — пытка.
Впрочем, суть в купаже напитка.
Есть единственный способ — спячка.
Не высовывай носа, спрячь-ка!
Колыбелька
Баю-баю да люли-люли
Ущипните меня не сплю ли
Не уснул ли я вдруг навеки
Поднимите мне други веки
Ой вы гой еси дети внуки
Подхватите меня на руки
Отвезите гужом на гору
Полосните ножом по горлу
Несть ни грусти вам ни печали
Будут жилы струить ключами
Будет ветер трепать седины
Сны со смертью теперь едины
Точильщик
Когда душа покоя ищет,
Полночи память вороша,
Мне вспоминается точильщик,
И согревается душа.
Мы не обмолвились ни словом
В мои неполные семь лет,
На Клинском около мясного
Его маячил силуэт.
Точил сноровисто и быстро.
Визжал вращающийся круг,
Взлетали в воздух чудо-искры
Из ничего, внезапно, вдруг!
Он — чародей ножей и ножниц,
Почище Цирка дю Солей,
Казалось, мог меня стреножить
Железной магией своей.
И я стоял, завороженный,
С другими выстроив кружок,
Сжимая в пальцах бледно-желтый
Любимый сахарный рожок.
* * *
Память — жилетка на тыщу кармашков,
Всячины всякой полна.
Вот коридоры больницы Семашко,
В окнах скучает луна.
Белый халат на плечах у Алёны
И белизна ее плеч
Где-то в кармашке лежат удаленном,
Дабы подольше сберечь.
Вот перелеты на юг и на запад,
Чаячий гомон и бриз.
Вот неотвязчивый северо-запах
Пота и водки Ливиз.
Вот я бегу молодой и кудрявый
На дискотеку в ДК.
Вот угоняю соседскую «Яву»,
Но возвращаю пока.
Вот аромат свежесорванных яблок,
Мама печет пироги.
Вот я по луже пускаю кораблик,
Встав на четыре ноги.
Вот от отца получил на орехи,
Вытер слезу рукавом…
Дальше в кармашках зияют прорехи.
Вроде и нет никого.
* * *
Что рассказать вам, избалованным
Разнообразием забав?
Как восторгался в цирке клоуном
И хлопал, голову задрав,
Когда качалась на трапеции
Гимнастка в розовом трико?
Такие простенькие специи
И те давались нелегко.
Что ваши виджеты и гаджеты
И трижды дэшное кино?
Придет конец и спросят: «Как же вы,
Не ели в парке эскимо?!
На карусели в утра майские
Не пролетали вдоль перил?!!»
И вот тогда ворота райские
Для вас закроет Гавриил!
Женщина-пароход
Как провожают пароходы?
Читают речи, дарят оды,
Едят салаты/бутерброды
И бьют шампанское о борт.
А женщин? Тех наоборот.
О стены крошится посуда.
Летают вешалки. Повсюду
Царят шатанья и разброд.
Так, отчего же ты, родная,
Бежишь в прихожую, рыдая,
И надеваешь пару бот,
А не скользишь по водной глади,
Пуская дымные оладьи,
И не гудишь, как пароход?
Синяя борода
Послушай, детка, так было вечно
В Египте, в Греции и в Орде —
Мужская ревность бесчеловечна,
Но дело, собственно, в бороде.
Она рождается в недрах кожи,
Восходит грядкой густых ворсин,
Растет, кудрявится и … (О! Боже!)
Ее внезапно бросает в синь,
Как символ выхода из-под гнета,
Освобожденья ума от чар.
Она сильнее, чем Фауст Гёте
И смертоноснее, чем анчар.
Я не читаю тебе нотаций,
Срываясь в крик и на нервный тик,
Но с нарушением пигментаций
Проснулся мой основной инстинкт.
Во мне кипит возмущенный кобальт,
И стал я чувствовать бородой,
Что сколько ты ни откроешь комнат,
Всегда не будет хватать одной.
Не пой мне песни в ключе скрипичном,
Слезами жалости не зови.
Твоя практичность архетипична,
Как ярость рьяного визави.
Здесь бесполезен герой Россини
И злая брань, и тупая лесть,
Когда ты видишь, что стала синей
Совсем недавно седая шерсть.
А для расправы найдется повод —
Пустая сплетня, случайный блуд…
Мужская ревность — отменный повар,
Матерый мастер холодных блюд.
Пускай рисуют анималисты
С меня зверей неземных пород,
Но Бог не Фарбер, как ни молись ты,
И он не бреет чужих бород.
* * *
Приезжал чародей из Ниццы
А может с Пресни
Он кричал неживой девице
А-ну, воскресни!
Заклинал ее всеми нами
Махал руками
Осыпал ее семенами
Араукарий
Барабанил в тугие бубны
Упруго кожано
Целовал бы девицу в губы
Да не положено
Приводил неприлично пестрого
Растамана
А девица лежала мертвая
Не вставала
До финала допета песня
Ей сладко спится
Не шамань понапрасну Пресня
Не парься Ницца
Не мели чародей Емелей
Не жги Исайей
Опостылело на земле ей
На небеса ей
Богиня
На станцию подземки
Спускается богиня,
А парень пялит зенки
И подбивает клинья.
Растили атеистом
Его семья и школа,
А девушка повисла,
Едва касаясь пола.
В ушах потертый плеер
Наигрывает Брамса.
Богам в метро теплее,
Чем в небе ленинградском.
Колесный лязг и гомон —
Элегия в металле,
На сквозняке вагонном
Крыла затрепетали.
И сонные миряне
В сумятице вечерней
Узрели над кудрями
Волшебное свеченье.
Как будто сердце бьется,
А не стучат копыта.
Богиня улыбнется
И двинется на выход,
Вспорхнет на эскалатор
На станции «Сенная»
И улетит куда-то
Такая неземная.
* * *
Когда-нибудь в нелепой позе мне
Раскинуться придется по земле
И впитывать в последние мгновенья
Звучащую мелодию, зане
За ней вступают птицы и деревья,
Пока ветвями в пятнышках смолы
Покачивают старые стволы,
Разучивая утренние мантры,
Улавливать дрожание струны
И слышать, как уходят музыканты