Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 8, 2017
Владимир Юрич
(Поляков), «Затяжной прыжок»
М.: «Вест-Консалтинг», 2017
Книга Владимира Юрича (Полякова) «Затяжной прыжок»
представляет собой собрание миниатюр: рассказов, новелл, очерков, эссе.
Писатель, член Союза журналистов России, отдает предпочтения коротким
произведениям художественно-публицистического жанра.
Современная литература стремится к минимализации:
писатели стараются уместить свои мысли и идеи не просто в один абзац, но даже —
в предложение. Владимир Юрич (Поляков) делится с
читателями такими афоризмами: «О Боге и разных религиях. Солнце одно, а пляжи
разные…», «Водка в России — это защита от окружающей среды…»
Кстати, о спиртном. Культуре употребления алкогольных напитков писатель уделяет
внимание и в более развернутых текстах, как, например,
в рассказе «Чекушка». Автор пишет о «маленьком солдатском удовольствии» —
выпить четвертинку на пару с другом в кузове трясущегося по ухабам грузовика —
с беззлобным юмором. Он говорит с нами народным языком, без иронии и
морализаторства.
А вот другому воспоминанию об армейской службе — «Воспитатель» — присущ высокий
эмоциональный накал. Сухим языком репортера (отчего текст делается
выразительнее и жестче) автор описывает сцену избиения женщины: «…видим
здорового мужика в кепке, телогрейке и кирзовых сапогах, азартно и зло бьющего
ногами по какому-то большому и грязному мешку, катающемуся в пыльной пашне». Из
мешка вылезает растрепанная, несчастная женщина. На глазах автора творится
жестокость, которую нормальному человеку и представить-то тяжело… Но все бы ничего, если бы жертва, после вмешательства
героя и его сослуживцев, не кинулась с кулаками на своих спасителей. Психолог
многое мог бы объяснить с точки зрения различных научных теорий, но для
обычного человека, живого, сострадающего, это — невиданная дикость. Бьет —
значит любит? Недаром эпиграфом к рассказу стоит фразеологизм «Любить
по-русски».
Еще более щемящее чувство вызывает короткий рассказ «Кусочек торфа». Владимир Юрич (Поляков) совмещает в своих мини-рассказах несколько
разных жанров. Здесь есть немного от автобиографии,
прослеживается и редукция рассказа, и примесь мемуаристики:
маленькая драма девушки, ставшей впоследствии бабушкой автора, вписывается во
все более расширяющуюся картину времени: жизнь человека — история страны — веха
двадцатого века…
Малая форма прозы — достаточно условная форма для собранных под обложкой этой
книжечки прозаических произведений небольшого объема. Яркий пример
редуцированной прозы — миниатюра «Борода как помеха», состоящая всего из
нескольких предложений. Она настраивает читателя на игривый лад. Как бы вы
ответили на такой вопрос: «Скажите, вот когда вы целуетесь, Ваша борода колется?»
Находчивый читатель сейчас придумал бы не один остроумный ответ, но в
реальности герой, подавляя смех, пожимает плечами: «Не знаю, я давно не
целовался…» И пожилая медсестра, не готовая к такому повороту разговора,
недоверчиво ворчит: «Ой, да ладно…» Становится не смешно, а чуточку грустно — и
за героя постаревшего, и за эту даму. Жаль, что диалог быстро оборвался, но
здорово, что и в определенном возрасте сотрудница санатория не стесняется
задавать щекотливые вопросы. А, почему, собственно, нельзя поинтересоваться?
Жизнь есть жизнь…
Автор экспериментирует со всеми элементами формы и содержания. Трагикомичный
рассказ об икряной ложечке написан, дабы вызвать каскад ностальгических вздохов
читателей. Вершиной ассоциативного ряда станет знаменитый советский фильм,
название которого можно вслух не произносить…
В сборнике явно поднимаются социальные проблемы. Процитирую отрывок из
зарисовки «Рыбный день» — об экскурсии на Волжскую ГЭС. По замыслу строителей,
это огромное сооружение должно поражать посетителей своей мощью. Но вот что
видит автор после пламенной речи экскурсовода: «Самцы, двухметровые
красавцы-осетры, подчиняясь природному долгу вожаков, пытаются пробить
препятствия, разгоняясь, виляя хвостом, поверх плотной рыбьей стаи. Они
разбивают свои головы о бетонный бьеф плотины, и мощные потоки выпускаемой воды
отбрасывают их назад». И никакого нравоучительства
— лишь точные, скупые наблюдения за жизнью. О каком величии человека
может идти речь, когда в угоду экономическим показателям истребляются живые существа?
Рассказом «Воскресные сосиски» автору удается вызвать в читателе (особенно
старше тридцати) сочувственный кислый смешок. Советский продукт не едят даже
бродячие собаки. Автор лаконично сообщает о состоянии
героя, который все же решил отварить злосчастные сосиски (ибо уплачено):
«Хорошо!» — отметил он, но уже как-то вяло. Прежнего радостного настроения у
него почему-то не было». Оно и понятно. Вспоминается печально знаменитый
советский колбасный ГОСТ, согласно которому натуральное мясо допускалось заменять
белковым стабилизатором, смесью из выварки костей, крахмала и пищевой плазмы… к
дешевым мясопродуктам животные не притрагиваются и по сей
день. Но мы-то, люди, так сказать, «новой формации», можем себе позволить зайти
в магазин и выбрать «экопродукты». А для пенсионера,
которому происшествие омрачило одно из немногих доступных удовольствий, эта
ситуация весьма неприятная. Досадно…
Писатель создает ощущение живого разговора и заставляет задуматься: а мне-то
есть что вспомнить? Поднимая не только социальные, бытовые, но и философские
проблемы, он призывает нас оставаться наблюдательными и чуткими. Таким образом,
малая проза Владимира Юрича (Полякова) решает задачу
объективного изображения жизни. Внимательность автора и умение сжато изложить
события должны прийтись по вкусу читателю, живущему в современном мире, где
короткие тексты пользуются большим успехом.