Комедия
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 7, 2017
Анастасия ХАРИТОНОВА
Поэт. драматург. Родилась в 1966 году в Москве. Окончила Литературный институт
им. А. М. Горького. При ее жизни вышло двенадцать сборников произведений:
«Чаша» (М., «Русь», 1991), «Светильник» (М., «Русь», 1992), «Моя печаль» (М.,
«Русь», 1993), «Горькие часы» (М., «Русь», 1994), «Шествие дезертиров» (М.,
«Русь», 1994), «Пустые пьедесталы» (М., «ARX», 1996), «СТИХИ» (М., «Толк»,
1998), «Голоса» (М., «Русь», 1998), «Межвременье» (М., «Толк», 1999),
«Неуслышанная молитва» (М., «Толк», 2000), «Покинутые гнезда» (М., «Русь»),
«Miseria» (вышла накануне ее трагической гибели, осенью 2003 года). Входила в
Союз писателей Москвы. Автор шести пьес, нескольких эссе, переводила Рильке,
Кольриджа, Катулла, Папу Римского Иоана Павла II, детективные романы с
английского. Автор иллюстраций к своим книгам. 1 декабря 2003 года ушла из
жизни. Ей было 37 лет.
Комедия
1989 г.
Действующие лица:
Д е м и у р г
Г а в р и и л
Р о з а
С е с т р и ц а
П о э т
Т р о е в ч е р н о м.
Сцена I
Полутемная комната, заставленная стеллажами с толстыми книгами в дорогих
переплетах. В центре комнаты высвечена пышная белая кровать с купидончиками. На
кровати лежит Демиург в черном бархатном костюме. На венском стуле возле его
постели сидит женщина в длинном, тоже черном, одеянии с капюшоном. Это —
Сестрица.
С е с т р и ц а (хрипло напевает).
У котика, у кота
Была мачеха лиха.
Она била кота,
Колотила его,
Приговаривала:
«Спи-ка, котик, на печи,
На каленом кирпичи…»
Кровать и женщина погружаются в темноту. Теперь луч следует за появившимся
Гавриилом.
Г а в р и и л (читает в массивном словаре). «Демиург. Демиургос. В Древней
Греции первоначально — название свободных ремесленников, мастеров, художников;
позднее — высшее правительственное лицо в дорических государствах».
Луч соскальзывает с Гавриила и падает на Розу.
Р о з а. Зачем вы спасли меня от суда… Я хочу, чтобы меня судили… Пусть судят…
су-дят!..
Снова освещена кровать. Демиург стонет.
С е с т р и ц а. Не стони!
Д е м и у р г. Пить… пить очень хочется…
С е с т р и ц а. Вот еще! Ты же умер.
Д е м и у р г. Нет…
С е с т р и ц а. Умер, умер.
Д е м и у р г. Нет же…
С е с т р и ц а. Со стороны виднее. Вот уж и пятна пошли… И запах… (Чихает.)
Д е м и у р г. Ты… что?..
С е с т р и ц а (вытирая слезы). Пылинка попала.
Д е м и у р г. Да… конечно… И ты все-таки меня не сбивай. Живой я…
С е с т р и ц а. Все старики упрямые. Человеческим языком говоришь им:
ко-он-чились вы, ко-он-чились… А они еще препираются. Гордости совсем нет.
Д е м и у р г. Ну ладно… Сними с меня только этот пиджак. И ботинки особенно.
Жмут…
С е с т р и ц а. Нет уж. Терпи. Люди прощаться придут…
Д е м и у р г. С кем — прощаться?
С е с т р и ц а. Вот недогадливый! (Смеется.) С тобой, дурачок!
Д е м и у р г. Это… Это еще зачем… Зачем, как говорится, сор из избы… Пусть
между своими, в своей семье и останется…
С е с т р и ц а. Что — останется?
Д е м и у р г. Что я умер.
С е с т р и ц а. Да ты что!!! (Задыхаясь от негодования.) Ты, на всю страну
известный человек, хочешь лишить людей радости с тобой попрощаться! Конечно,
когда они кричали тебе, что ты гений, ты им верил. Говорил, глас народа — глас
божий! Ты поклонялся толпе больше, чем она тебе. А теперь трусливо утаиваешь
свою смерть. Говорят тебе — помер. Значит, так тому и быть. (Воодушевляясь.)
Пойми, твое погребение — почти ритуал, вроде проводов зимы. Выглянуло солнце —
и снег растаял. Без этого невозможно жить дальше. Это — как очищение…
искупление… покаяние… (Всхлипывает.) Мы оставим твое тело в царстве мрака и
холода, вечной полярной ночи…
Д е м и у р г. Я… я не хочу!
С е с т р и ц а (презрительно). Физиологический эгоист. Тебя просто избаловали.
У нас весна — и точка. (Задумывается, покусывая ноготь.)
Д е м и у р г. О чем ты думаешь?..
С е с т р и ц а. Когда придут прощаться… дать тебе свечу в руки или положить на
грудь собрание сочинений?
Д е м и у р г. Только не собрание!
С е с т р и ц а. Почему?!
Д е м и у р г. Оно в двадцати томах.
С е с т р и ц а. Ладно. Тогда избранное. Четыре тома.
Слышен мелодический звонок.
Ой! Ой! Уже пришли прощаться. Замри!
Бросается открывать. Возвращается с Гавриилом.
Г а в р и и л. Что, переполошились? Свои, Сестрица, свои… (Кланяется в сторону
кровати.) Приветствую, мэтр!
Присаживается к столу.
Н-да… На улице-то весна… Воздух эдакий бодрящий. Народ — не поверите — в
километровой очереди стоит за центральной прессой. А вы… мастер… неважно
выглядите.
Д е м и у р г. Пятна пошли.
Г а в р и и л (отодвигаясь). Какие… пятна?..
С е с т р и ц а. Вы его не слушайте. Обыкновенная крапивница.
Г а в р и и л. Чепуха. Больше-то вас ничто не тревожит?..
Д е м и у р г (вызывающе). Нет, мне вредно волноваться. Я труп.
Г а в р и и л. Труп?.. Ну да, я забыл… Вы так говорите, мастер, как будто
кто-то в этом виноват.
Д е м и у р г. А разве приятно?..
Г а в р и и л. История есть история. Вы — тяжкое наследие прошлого. Конечно, вы
заняли в нашем искусстве слишком большое место, чтобы вас можно было без
церемоний развенчать. Превратившись в мученика, вы станете знаменем
ретроградов, ущемляющих нашу весну. Вы просто должны сойти со сцены.
Д е м и у р г. Солнышко выглянуло — и снег растаял.
Г а в р и и л. Вот-вот. Мы, близкие и ученики, позаботимся, чтобы все прошло
благопристойно.
Д е м и у р г. Но… ведь я уже немолодой человек. Сам умру… погодите…
Г а в р и и л. Пока вы соберетесь, весна уже кончится.
Д е м и у р г. Так, значит, вы не рассчитываете, что…
Г а в р и и л. А вы как думали? Три месяца — зима, и вечная весна? Полноте, не
ребячьтесь. Народ в очереди за центральной прессой, — как за квасом, а тут
разные маловеры, из голого эгоизма…
Д е м и у р г. Ну-ну. Я ведь не отказываюсь. Хороните!
Г а в р и и л (обиженно). Одолжение делаете! Конечно, вы бюрократический
аристократ. Что вам всенародный праздник… Презираете низы…
Д е м и у р г. Я сказал, что согласен. Только… что будет с моей внучкой?.. Ее
что… тоже?
Г а в р и и л. Вы о Розе?
Д е м и у р г. Да, да… Я боюсь…
Г а в р и и л. Не бойтесь. Прежде всего Роза — моя жена. Все прогрессивные люди
знают ее именно с этой стороны. Никто ее не связывает с вашей персоной. Она с
вами порвала.
Д е м и у р г (приподымаясь на локте, гневно). Лжешь!
Г а в р и и л. Клянусь вам. Знаете поговорку — розы бегут с тонущего корабля.
Д е м и у р г. Подлец. Ты оговариваешь мою девочку. Я не умру.
Г а в р и и л. Впервые встречаю такого самоуверенного потомка Адама. Вы умрете,
конечно. Только я второй раз организовывать похороны не буду. Мы не будем.
Правда, Сестрица?
С е с т р и ц а (ища что-то в стеллаже). Не будем.
Д е м и у р г. Что ты там высматриваешь?!
С е с т р и ц а. Ищу веточку. Сухую веточку шиповника. Я ее заложила в один из
твоих словарей. Сорок лет назад.
Д е м и у р г. Сорок?
С е с т р и ц а. Да. Сорок лет назад ты не пустил меня замуж. Не пустил к
единственному человеку, которого я любила. Ты оставил меня при себе
секретаршей. Сестрицей.
Д е м и у р г. Ты всегда была похожа на монахиню. Ты несчастна?
С е с т р и ц а. Я живу общественными интересами.
Д е м и у р г. Все-таки тебе легче. Ты привыкла отказывать себе в самом малом.
А у меня всегда был завидный аппетит. Он и сделал меня тем, что я есть. Тем, за
что меня хоронят. Теперь вот Гавриил…
Г а в р и и л (встрепенувшись). Что — Гавриил?
Д е м и у р г. Ты тоже удовлетворишь первый голод, и тебя похоронят.
Г а в р и и л. Не говорите пошлостей, мастер! Помните, Роза остается со мной…
Ее только с этой стороны…
Демиург неожиданно резко бьет Гавриила по лицу.
Ах ты… старикашка… Вяжи его! Вяжи полотенцами… простынями… (Бросается на
Демиурга. Тот, крича, отбивается.)
Вбегает Роза.
Р о з а. Дедушка! Дедушка! Да оставь же его ты… вцепился…(Разнимает дерущихся.)
Что он с вами сделал, дедушка? (Поглаживает Демиурга по макушке.)
Д е м и у р г. Ничего, деточка. Решил поучить его маленько…
Г а в р и и л. Поучить! Склочник!
Р о з а. Не смей! А что вы, дедушка, лежите в костюме? И в ботинках?..
Д е м и у р г. Ботинки-то теснова…
С е с т р и ц а (поспешно). Такова воля народа.
Р о з а. Воля народа? Чтобы дедушка лежал в ботинках?
С е с т р и ц а. Да. И жаль, Роза, что ты сама этого не понимаешь.
Р о з а. Я принесу тапочки.
Г а в р и и л. Не двигаться! Ренегатка.
Р о з а. Дедушка, не позволяйте им над собой издеваться.
Г а в р и и л. Ты хоть газеты сегодня листала?
Р о з а (раздраженно). Листала.
Г а в р и и л. А надо читать. (Как фокусник, достает из-за пазухи кипу газет.)
Вдумывайся, вдумывайся в каждое слово… Сегодня в кре…
Сестрица чихает.
Что за безобразие?
С е с т р и ц а. Пылинка.
Г а в р и и л. Сегодня в крестном ходе участвовали самые отсталые члены… члены
нашего общества. Нет, это, пожалуй, не то. Поищем позитивное…
Р о з а. Просто поражаюсь, дедушка, почему вы все это терпите?!
Д е м и у р г. Выглянуло солнце — снег должен растаять… Погребение зимы… Розы
бегут с тонущего корабля…
Лежащий Демиург и Гавриил погружаются в темноту. Освещены Сестрица и Роза. Роза
вся завернута в белый плащ, на голове у нее широкополая лиловая шляпа.
С е с т р и ц а. Богатый спит в уютном доме,
Бедняк — в овине, на соломе,
Спит мореход на корабле…
Р о з а. А мертвый спит в земле.
С е с т р и ц а. Но знаю я — порой полночной
У погребенных сон — непрочный.
Кругом — все тихо, все темно…
Р о з а. Кто ж постучал окно?
С е с т р и ц а.
В стекло крылом — ночная птица,
А может, бабочка стучится,
Сирень ли веткою сырой…
Р о з а. Полночною порой.
С е с т р и ц а. Молю тебя, уйди, ты ведь мне только снишься… Так уйди,
пожалуйста…
Р о з а.
В тиши смежаются ресницы –
Но ведь и это — только снится.
Мы — только сказка, лишь мечта.
Пойми — земля пуста.
С е с т р и ц а. Я любила тебя… сорок лет назад… Зачем же ты приходишь мучить
меня?
Р о з а.
Земля пуста — и воды немы,
И засыпаем лишь во сне мы,
А свет незрим для наших глаз –
И не разбудит нас.
И спят: богач — в уютном доме,
А нищий — на гнилой соломе,
А мореход — на корабле.
А мертвый спит в земле.
Сестрица и Роза исчезают в темноте. Освещены Демиург и Гавриил.
Д е м и у р г. Я, кажется, задремал… Прескверный сон мне привиделся. Гавриил, а
где все?..
Г а в р и и л. Кто — все?
Д е м и у р г. Роза, Сестрица…
Г а в р и и л. Не велено пускать.
Д е м и у р г. Как это — не велено… Ты что, Гаврик?!
Г а в р и и л. Я не Гаврик, я часовой. Вы арестованы. Вот ордер. (Достает из
кармана клочок туалетной бумаги.)
Д е м и у р г. Позови Сестрицу…
Г а в р и и л. Сказал — не положено. Я — часовой механизм эпохи.
Мобилизованный, так сказать, и призванный. Так что не канючьте.
Д е м и у р г. Да как ты смеешь… да как ты…
Гавриил вытаскивает из-под кровати полую картонную голову быка. Надевает ее.
Г а в р и и л. Скажите, арестованный, мне идет?..
Д е м и у р г. В последний раз говорю… (Приподнимается.)
Г а в р и и л. Тогда, подследственный гражданин заключенный, будем играть в
Минотавра. Минотавромахию устроим, понимаете?
Д е м и у р г. Сейчас же прек…
Г а в р и и л. Я вижу, вы поняли. Конечно, настоящим Минотавром стану я. Но вам
за особые заслуги будет разрешено изредка носить мою голову. Вы должны к этому
стремиться. Вы стремитесь? (Не получив ответа.) Встать!
Демиург невольно делает движение.
Не трудитесь. Все равно следующая команда будет — лечь. Цель Минотавромахии —
оставаться неподвижной или возвращаться в исходное положение, что, по сути,
одно и то же. В Минотавромахии нет ничего, кроме государственной власти. Лучше
много чего-нибудь одного, чем всего по кусочку, верно? Искусство, правда,
представлено двумя гимнами, но только один из них — местного производства.
Та-та-та-ля-ля-ля… Справедливость у нас отменена, потому что мешает, сталкиваясь
с понятием пользы. Религия, гнездовище нравственных категорий, упразднена.
Разговорчики в строю пресекаются неукоснительно.
Д е м и у р г. Ты погибнешь, Минотавр. Ты задохнешься. Я знаю… Я тебя знаю и не
боюсь. Ты старик, Минотавр. Старик. А я юноша. В моих жилах — горячая кровь. Я
переживу тебя.
Минотавр. Не переживешь. Я задохнусь, но задушу и тебя. Мы вместе погибнем,
понял? И грядущее не узнает, кто был Тезеем, кто Минотавром…
Свет на мгновение гаснет, потом вспыхивает снова. Гавриил исчез. На кровати
лежит Демиург с головой Минотавра. Входят Сестрица и Роза.
С е с т р и ц а. Что за маскарад в день похорон!
Д е м и у р г (снимая бычью голову). Я Тезей!
С е с т р и ц а. Та-ак… отлично… А где Гавриил?
Д е м и у р г. Сбежал с поста. Слышишь, Роза, он сбежал с поста! Он трус! Я
всегда говорил тебе, что он тебя не стоит. Зачем ты с ним…
Р о з а. Господи… господи… Куда он побежал, дедушка?
Д е м и у р г. В погоню собираешься?
Р о з а. Нет, не…
С е с т р и ц а (заламывая руки). Даже в день похорон ни на кого нельзя
понадеяться!
Р о з а. Да что за похороны, наконец…
С е с т р и ц а. Я одна хлопочу! А никому дела нет. придут потом на
готовенькое. Саранча… Воронье!..
Д е м и у р г. Жалко на тебя смотреть, Сестрица. Дай хоть я тебе помогу…
С е с т р и ц а (досадливо). Лежи! Входи в образ. Ни капли в тебе нет
ответственности!
Д е м и у р г. Да я уже вошел!
С е с т р и ц а. Ну да. Внучку хоть пожалей. Если ты сорвешь торжества, ей
сразу родословную припомнят. Пойми, она подруга нового человека, не побоюсь
этого слова, — революционера! И вдруг — одиозный дед. Душитель. Сколько лет ты
душил, зажимал, губил на корню? Сколько?!
Д е м и у р г. Достаточно, чтобы без особого сожаления уступить место Гавриилу.
Он станет мной, Роза — Сестрицей. До нового праздника весны.
Р о з а. Я не понимаю… Дедушка…Чего они все хотят?
Д е м и у р г. Устроить шествие с факелами! Ты читала о закате Римской империи?
Впрочем, я забыл. Вы, новые люди, вообще мало читаете. Мне жаль вас. Жаль тебя,
Роза. Через сорок лет ты, старая, безобразная, будешь услужливо хлопотать на
похоронах заживо. Будешь покупать венки и цветы, нанимать оркестр и в конце
концов уснешь от усталости за поминальным обедом.
Р о з а. Я… прошу вас… не надо… Мне страшно!
С е с т р и ц а. Совсем совесть потерял. Непременно надо все испортить.
Д е м и у р г. Я хотел как лучше.
Врывается встрепанный Гавриил.
Г а в р и и л. Скорее! Живо! Свечку в руки! Благообразие на лицо! Последователи
идут!
Р о з а. Последователи?!
С е с т р и ц а. Последователи!!!
Мечется по комнате, кладет на грудь Демиургу книги, которые тут же сваливаются.
Г а в р и и л. Дьявол!.. Где свеча… Свеча!
Входят трое в черном.
1-й. Учитель! Учитель! Мы, твои птенцы, твои выкормыши, пришли отдать тебе наш
последний долг!
2-й, 3-й. О!
1-й. Позволь нам приблизиться к твоему одру!
2-й, 3-й. О!
3-й. У нас тут веночек… (Достает из-за спины несвежий венок с лентой.)
Г а в р и и л. Дай-ка сюда… (Читает.) «Почившей гордости отечественной
литературы от членов ООП». Что такое ООП?
1-й. Общество отчаявшихся пробиться… Неформальное молодежное объединение… Мы
думали, это в струе… В духе веяний…
Г а в р и и л. Уберите эту гадость! Живо!
Трое в черном волокут венок за дверь.
Сколько еще, все-таки, мерзавцев примазывается к нашему делу.
С е с т р и ц а. А может, они подосланы?..
Г а в р и и л. Кто?
С е с т р и ц а. Мерзавцы…
Г а в р и и л. Да нет, свои.
Трое в черном возвращаются с венком.
1-й. Нет, что вы, не волнуйтесь, товарищ Гавриил…
Г а в р и и л. Ну-у?! (Протягивает руку к венку.)
2-й. Вечно живой славе родной словесности от членов ОПЛЯ.
3-й (поспешно). Общества прорвавшихся литературных «Я».
Г а в р и и л. Хорошо, хорошо… Давно бы так.
1-й, 2-й, 3-й. Рады стараться!!!
Р о з а. Что за гнусное шутовство…
Г а в р и и л. Все свободны!
Трое в черном удаляются.
Ну что ж, дедушка, можно считать, первое испытание вы с честью выдержали.
Д е м и у р г. С честью? Лежать, как восковая кукла, с горою книг на груди?..
Г а в р и и л. И не таким, как вы, приходилось…
Д е м и у р г. Я всегда думал, что самое противное — слушать дегенератов на своих
юбилеях. Но на похоронах, оказывается…
Г а в р и и л. Зато в последний раз, мэтр.
Д е м и у р г. Не думаю.
Г а в р и и л. То есть…
Д е м и у р г. Я верю в загробную жизнь, мой мальчик. И вряд ли меня ждет там
что-нибудь хорошее. Я сотворил много зла, но желал всегда только добра. Я
желал, чтобы у людей в моей стране было счастливое детство, а после него сразу
наступала бы смерть. Ни горького отрочества, ни тоскливой юности, ни желтой,
немощной старости… Только детство. Одна бесконечная игра. Игра в кубики.
Представь себе: сотни, тысячи кубиков, ярких, нарядных кубиков. И на них слова.
Даже целые фразы. Надо выстроить их в определенном порядке — и получится
несложный орнамент, именуемый мировоззрение. Отбросить половину кубиков —
выйдет идеология. И так далее… И знаешь, Гаврюша, я добился своего. Кубики
ветшают, их заменяют другими, но принцип остается бессмертным. Вы, мои милые
дети, никогда уже не расстанетесь со своими коробками. Кубики стали для вас не
игрушкой, даже не частью вашего тела, а душой, которую вы все отрицаете. Я
убедился в этом сейчас, в день похорон. И я счастлив. Спасибо, Гавриил.
Г а в р и и л. Совсем спятил.
Р о з а. Не смей так о дедушке!
Г а в р и и л. Да он нас всех в грош не ставит! Циник! Что вообще может быть
гаже посмертного цинизма?!
С е с т р и ц а. Да ведь ему нелегко сейчас…
Г а в р и и л. А мне легко?! Ему что: лежи себе в тесных ботинках. А я должен
вселять надежду, энтузиазм. Вчера выступал в большом творческом коллективе.
Даже голос сорвал. У них там живо дело загорелось, мать их… Решили накрутить
бумажных цветов сакуры, чтобы украсить все деревья столицы. Пусть враги знают,
что у нас весна. С Поэтом встречался… С непризнанным… Его недавно выпустили.
Стотысячным тиражом. В пятый раз. За пять лет. Спрашиваю: как вы относитесь к
нашей весне? А он: «Знаете, как в детской песенке?.. Мы б с днем весенним не
расстались». И захохотал. Омерзительно. Господи, как я это все ненавижу.
(Закрывает лицо руками.)
Р о з а. Комедиант!
Г а в р и и л (кидается к ней). Розочка! Давай уедем отсюда! Сразу после
похорон. К дедушке на дачу. Она ведь теперь полностью наша. Будем пить чай на
веранде. Слушать козодоя. Розочка…
Р о з а. Прошу тебя, не паясничай.
Г а в р и и л. Заведем ребенка…
Р о з а (делает шаг назад). Нет.
Г а в р и и л. Но почему?..
Р о з а. Наш единственный ребенок умер. Умер страшно. И другого я не хочу. Я
всегда, всегда буду любить того. И не смей…
Г а в р и и л. Роза, что за ребенок? Я ничего не понимаю.
Р о з а. Это было полгода назад. Я ощутила вдруг, что живу не зря, что я не
одинока больше. Я была так счастлива… Даже тебя почти перестала ненавидеть. И
тут началась эта проклятая весна… Рев труб. Лай собак. Как на лисьей охоте.
Тучи благонамеренных негодяев обнаружили, что жили до сих пор не так. Снова
публичные покаяния, снова торжественные отречения от позорного прошлого. Дети
вопят, что их родители — лжецы и приспособленцы. Слепые прозревают за умеренную
плату и чудотворец раздает автографы. Гусениц на огородах не осталось. Все
бабочки лопают овощи за обе щеки. Только щеки прикрывают крыльями. А ты,
Гаврюша… О… Как ты быстро нашел свое место… Ты оживился! У тебя засверкали
глаза! Борец. И я — подруга борца. Как в цирке. В балагане. На рынке. Жалкая
бродячая труппа, перетаскивающая свой жалкий скарб с базара на базар, из эпохи
в эпоху. Шут, борец, жонглер да пара обезьянок. И я решила, что нам, бездомным
комедиантам, не надо иметь потомства. Сами едва живы на медяки, которые нам
бросают под ноги за разогнутые подковы, летающие булавы, веселенькие куплеты.
Разве я не права?
Г а в р и и л. Как ты могла…
Р о з а. Да ты ничего и не знал. Так что не разыгрывай отчаяние.
Г а в р и и л. Боже, какая мерзость… (Опускается на колени рядом с ложем
Демиурга.) Захотела быть первой дамой королевства, и из-за этого… Значит,
оставайся я прежним забитым Гаврюшкой, на посылках у твоего дедушки, у меня
через три месяца был бы сын?.. Так?.. А теперь, если сдохну…
Р о з а. Великие люди обречены на одиночество!
Г а в р и и л. Дрянь… Лги, изворачивайся, умствуй! Тебе просто захотелось
красоваться. Сидеть на вечерах, на приемах, куда меня вдруг стали приглашать!
Руки себе освободила, чтобы легче было рвать с пирога… (Вскакивает,
патетически.) Ах ты, мой малютка!
Р о з а. Ты так красиво страдаешь, что мне еще кое о чем захотелось рассказать.
Г а в р и и л (перестав причитать). Что там еще?
Р о з а. Я тебе неверна.
Г а в р и и л. Кто-нибудь знает?
Р о з а. Нет.
Г а в р и и л. О малютка, мой малютка, малюточка мой, сыночек, мама нас
бросила! Мама нас…
Р о з а. Что ты завелся!
Г а в р и и л. Я попутно думаю. Если никто не знает, то ничего особенного.
Только порви с ним скорее.
Р о з а. Давно порвала.
Г а в р и и л. Вот и славно. Не понимаю только, зачем тебе это вообще
понадобилось?
Р о з а. Мне хотелось, чтоб у меня была тайна. Ты отучил меня иметь тайны душевные
еще в первые дни нашей любви… Была ведь любовь, Гаврюша… Еще в первые дни нашей
любви ты подкарауливал меня, ловил на слове, выпытывал самое сокровенное и
смеялся… На прогулках, за ужином при свечах, потом даже в постели ты
допрашивал, выведывал, чтобы затем глумиться. И душа у меня опустела. Мне
нечего стало скрывать. Я научилась издеваться над тем, что было мне прежде
дорого, еще более злобно, чем ты. Пожалуй, я должна была бы таить зародившуюся
ненависть к тебе, но я не давала себе труда, а ты не замечал… И тогда я поняла,
что не могу больше жить. И вот однажды дождливым вечером я встретила этого
человека. Он привез меня на машине, а я держалась нагло, я почти насильно
втянула его в свою игру. Я упивалась короткими встречами в чужой квартире с
тараканами и розовыми обоями, условными звонками, побегами к «подруге», всей
этой дребеденью. Я была не-вер-на! И ты об этом не знал! Ты был спокоен и
самодоволен. Ты таскал меня на свои проклятые приемы, как разряженную
механическую куклу. Спал со мной, когда тебе хотелось, а я нарочно воображала в
темноте того, другого!
Г а в р и и л. Подумаешь, удивила. Фрейдистка. Я всегда чувствовал, что ты в
глубине — испорченная тварь.
С е с т р и ц а. Дети, на вас удивительно противно смотреть.
Г а в р и и л. А ты вообще молчи, старая карга! Помнишь, как на Новый год
перепила кагору и клялась, что Роза похожа на твоего жениха в юности?..
Лесбиянка!
Д е м и у р г. Не смей оскорблять мою сестру! Сопляк!
Г а в р и и л. Да разве вашу сестру можно оскорбить, учитель?! Она совсем не
обиделась!
Раздается звонок.
С е с т р и ц а. Опять люди!.. Брат, поправь книги на груди… Ноги сожми. Вот
так…
Бежит открывать.
Г а в р и и л. Мы с тобой еще договорим, Роза. С чаем и козлодоями.
Возвращаются Сестрица и Поэт.
П о э т. Соболезную, соболезную, соболезную, собо…
Г а в р и и л. Такая утрата для литературы, не правда ли?..
П о э т. Хы… хм… Да, ужасно. Невосполнимо. Непостижимо. Да. Я написал стихи.
Г а в р и и л. Прочтете на гражданской панихиде…
П о э т. Нет, сейчас.
Г а в р и и л. Но, право…
П о э т (истерично). Сейчас, здесь!
Г а в р и и л. Ну хорошо, хорошо… Читайте!
П о э т (становится в позу). Учителю.
Нер-р-р-ресторанными салфетками
От пятен прикрывать манишки,
От вас душевному сольфеджио
Учились мы, еще мальчишки.
Наставник! Не пр-р-ро шницель р-р-р-рубленый,
Не про коньяк, не про хинкали,
Мы пр-р-ро Кандинского и В-р-р-р-рубеля
От вас впервые услыхали.
Не с жи-р-р-рной р—р-р-р-ресторанной кар-р-ртою
Вы нас учили об-р-р-ращаться,
Со всей системою Де-кар-р-р-товой…
Г а в р и и л. Хватит. Ради бога, хватит. Сестрица, проводите его на кухню и
накормите.
П о э т. Благодетель!..
Стремительно удаляется в сопровождении Сестрицы.
Г а в р и и л. Не знаю, откуда он вообще взялся. Я его не звал. Наползет на
панихиду всякого сброда…
Д е м и у р г. Чтобы всем по тарелке супа! Такова моя последняя воля!
Г а в р и и л. Тише!.. Будет им суп. Даже с горохом. Только не кричите. Почему
с этой весной столько попрошаек развелось?..
Р о з а. Это он.
Г а в р и и л. Кто — он?
Р о з а. Мой бывший любовник.
Г а в р и и л. Голодный оборванец?
Р о з а. Он не оборванец. У него машина, дача, роскошная квартира. Просто у
него такая философия: в гибнущей империи только дурак обедает за свой счет.
Г а в р и и л. Так я пойду и вышвырну его!..
Р о з а. Не сомневайся, он давно ушел. С набитыми карманами.
Г а в р и и л. Это ты его пригласила?..
Р о з а. Я.
Г а в р и и л. Зачем?
Р о з а. Чтобы ты на него поглядел.
Г а в р и и л. Шизофреничка. Ты совершеннейшая идиотка. Но я тебя люблю.
Знаешь,
Р о з а, я только теперь понял, что люблю тебя. Когда точно узнал, что ты
дрянь, да еще сумасшедшая дрянь. Поедем на дачу. Я хочу, чтобы ты сидела в
розовом халатике, с изящной фарфоровой чашечкой в руке, и слушала козодоя.
Р о з а. Дался тебе этот козодой!
Г а в р и и л. Не перебивай. И слушала козодоя. А потом сказала бы: «Знаешь,
любимый, у нас никогда не будет детей. Я подверглась стерилизации. Так что
давай жить чисто и красиво». И тогда бы я столкнул тебя с плетеного стула, и
плюнул бы в чашечку, и выкинул бы бисквит муравьям. А козодой бы все пел.
(Ссутулившись, садится на стул.)
Возвращается Сестрица.
С е с т р и ц а. Ваш Поэт выловил все мясо из супа с макаронами. Как хотите,
Гаврюша, а Поэтов мы на поминки не приглашаем.
Д е м и у р г. Не сметь! Я люблю Поэтов. И вообще, нечего копейничать.
Как-никак, классик умер.
С е с т р и ц а. И зачем я только связалась с этими похоронами!
Д е м и у р г. Взялся за гуж, полезай в кузов! Все должно быть по первому
классу. А то вы, крохоборы, еще и в бумажном костюме хоронить меня задумаете.
Как Моцарта.
Р о з а. Моцарта не хоронили в бумажном костюме.
Д е м и у р г. Ну, не Моцарта, так другого бродягу…
Г а в р и и л. Никто вас, дедушка, хоронить не будет.
Д е м и у р г. Как?!
Г а в р и и л. Много чести. Похороните меня. Борца за новую жизнь. это, я
думаю, будет иметь больший резонанс, чем погребение какого-то пыльного
ретрограда. Народ, потрясенный горем, сомкнет ряды…
С е с т р и ц а. Какое самомнение! Похоронен должен быть мой брат. Сами же
говорили — проводы зимы…
Г а в р и и л. Я передумал. Хоронить будут меня. Слезайте, мэтр!
Д е м и у р г. С места не сдвинусь!
Г а в р и и л. Сдвинетесь! (Тащит Демиурга за ноги с кровати.)
С е с т р и ц а. Немедленно остановитесь! Что за безобразие!
Г а в р и и л. Говорю вам, надо хоронить меня…
Роза хохочет.
Ведь старик же сам не хотел… А теперь вот упирается!
Д е м и у р г. Меня видели люди. Вам любой подтвердит, что я умер.
Г а в р и и л. Ошибочка вышла!!! (Снова бросается на Демиурга.)
Р о з а. Кажется, мой супруг совсем спятил. Впрочем, оно и к лучшему. Надоело
все.
Демиург и Гавриил ожесточенно борются, осыпая друг друга проклятиями.
С е с т р и ц а. Господи, да тут и до кровопролития недалеко. Роза, сделай же
что-нибудь!
Р о з а. Что я могу! Гаврюша!.. Дедушка…
Раздается хриплый вопль Демиурга.
С е с т р и ц а. Убил!..
Гавриил отступает от кровати, на которой распластался Демиург. Женщины в ужасе
ахают.
Г а в р и и л. Победил-таки, старик… Сладил с Гавриком, да?.. Сладил?.. Ну и
подавись своими похоронами!
Закрыв лицо, выскакивает из комнаты.
Сцена II
Терраса загородного дома. Плющ, круглый столик, уставленный чайной посудой,
три плетеных стула. В стороне — швейная машинка на подставке, табуретка. Входят
Роза, Гавриил и Поэт. У Розы корзинка с шитьем.
Р о з а. Господи, какой воздух!
П о э т. Бла-го-дать!.. Я писал всю ночь…
Г а в р и и л. Все-таки ужасно, что в этих старых домишках нет санузла.
Представьте себе классика, который ни свет, ни заря трусит по саду в белье…
Р о з а. Давайте пить чай!
Г а в р и и л. Посуда, похоже, еще со вчера стоит.
П о э т. Яичницы бы с колбаской…
Р о з а. Прошу вас. Кексы, карамель, печенье.
Обворожительно улыбаясь, садится за столик и достает шитье. Гавриил и Поэт тоже
нехотя усаживаются.
П о э т. А вы-то сами, Розочка, что не угощаетесь?
Р о з а. Ах, мой Поэт, я вообще по утрам не ем.
П о э т. В самом деле?.. Худеете?
Р о з а. Что за вопрос!
П о э т. А для кого вы шьете?
Р о з а. Для нашего маленького.
П о э т. Нашего?.. Маленького?..
Р о з а (снова обворожительно улыбнувшись). Ну да.
П о э т. А вы… То есть я… То есть чей этот маленький?..
Р о з а. Мой, ваш и, конечно, Гаврюши.
П о э т. Но…
Р о з а (надувшись). Мне кажется, вы не рады.
П о э т. Нет… Что вы… Совсем напротив. Значит, вы, Розочка, считаете, что я
отец этого… Маленького?..
Р о з а. Конечно. Вы и Гаврюша.
П о э т. Одновременно?
Р о з а. Фу, какой вы непонятливый!
Г а в р и и л. Он отупел от радости.
П о э т. Да, да, разумеется… Я очень счастлив, Розочка. Разрешите вас
поцеловать?.. (Тянется к ней через стол.)
Р о з а (возмущенно). Это еще зачем?! Между нами все кончено!
П о э т. Как?! Я же отец…
Р о з а (сухо). Отцовство — не повод для наглости.
Г а в р и и л. Вот именно. Тем более, в доме покойник.
П о э т. Покойник?!!
Р о з а. Не кричите, ради бога. Рождение, любовь, смерть. Все это так
естественно. Вы совсем оторваны от земли, мой дорогой одописец.
П о э т. Но кто же умер?
Г а в р и и л. Я. странно, что вы не знали.
П о э т. В самом деле… И давно?..
Г а в р и и л. Месяца три назад.
П о э т. Тогда все понятно! (Радостно.) Я как раз был в командировке на островах
Фиджи. Там не продают наши газеты… (Задумывается.) Позвольте, Гавриил…
(Гневно.) Мы же с вами один отец Маленького!
Р о з а. Ну и что? Он — мертвый отец, а вы — живой. (Прочувствованно.) Вы себе
не представляете, как Гаврюша при жизни мечтал о ребенке!
П о э т. При жизни. Скажите! Мало ли о чем я мечтал при жизни!
Р о з а. Вы мещанин, бесценный мой стихоплет. Я в вас ошиблась.
Г а в р и и л. Она в вас ошиблась.
Р о з а. На что вам одинокая, немолодая женщина, вдова. К тому же такая вдова,
которая согласна быть вам только другом. Вы хищник, мой милый!
П о э т. Розочка!..
Р о з а. Да, вы хищник. Я разгадала вас.
П о э т. Я вам клянусь… Я буду примерным отцом для Маленького.
Р о з а. Давно бы так.
Г а в р и и л. Ты только взгляни, Роза, какая у этого ханжи постная физиономия!
А он должен бы радоваться уже тому, что живет на свете. Вы просто вообразить
себе не можете, какая скучная штука — смерть! Я пробыл мертвым каких-то три
месяца и дошел до того, что стал читать старые подшивки журналов. А впереди-то
— целая вечность!
Р о з а. Целая вечность… (Со вздохом встает, пристраивается к швейной машинке.
С шумом работает.)
П о э т. Конечно, я во многом не прав. Запутался совсем, знаете ли. Иногда
удивительно жалею, что мужчина не может испытать материнство. Это — настоящее.
Как острова Фиджи.
Г а в р и и л. Да вы просто снобишко тоталитарного образца.
П о э т. Хорошо вам браниться, когда вы умерли.
Роза встает из-за машинки. Гордо показывает голубую распашонку. Какая прелесть!
Мальчика ждете?
Р о з а. Мальчики, девочки… Это пошлость. Я жду бесполого ребенка.
Торжественно шествует к столу, наливает себе чаю, садится.
Г а в р и и л. Чай холодный.
Р о з а. Ничего. (Пьет.)
Г а в р и и л. Я говорю — совсем холодный чай.
Р о з а. Ничего страшного. (Отхлебывает еще глоток.)
Гавриил вырывает у нее чашку.
П о э т. Как вы смеете обижать женщину в таком положении! Вы мерзавец, Гавриил!
Г а в р и и л. О мертвых — или хорошо, или про себя.
П о э т. А вы просто спекулируете своей смертью!
Г а в р и и л. Хо-хо-хо!
П о э т. Добиваетесь для себя поблажек, исключительных преимуществ!
Г а в р и и л. Хо-хо-хо!
П о э т. Вот что, Гавриил!.. Извинитесь перед Розой.
Г а в р и и л. Хо-хо-хо!
П о э т. Или я объявлю вас живым. Вы живы, Гавриил.
Г а в р и и л. Нет!
П о э т. Уверяю вас, вы живы. Даже поправились.
Г а в р и и л. Следствие разложения. Я умер.
П о э т. Вы живы.
Г а в р и и л. Умер!!! (Вскочив, хватает Поэта за отворот рубашки.)
П о э т (отводя его руку). Вы ведете себя так только потому, что чувствуете
свою неправоту.
Г а в р и и л. Ну, прошу вас…
П о э т. Нет.
Г а в р и и л. Роза!..
Р о з а. Ну, что вы мучаете моего супруга! Конечно, он умер.
П о э т. Но, Розочка, ведь он же вас…
Р о з а. Вы и вообразить не можете, как эти покойники раздражительны.
Г а в р и и л (победительно). Съел?
Р о з а. Как мы вообще не понимаем друг друга! Мертвые — живых, живые —
мертвых. Потрясающая разобщенность!
Г а в р и и л. Сытый голодного не разумеет. Всему виной эгоизм.
П о э т. Меня, к примеру, совсем никто не слушает. Никто не любит.
Г а в р и и л. Ребенок вас будет любить. Маленький.
П о э т. Бесполый?..
Г а в р и и л. Бесполый семимесячный сиамский близнец.
П о э т. Боже мой… Неужели…
Г а в р и и л. Должно же вам хоть с потомством повести, безрадостный вы
человек!
Р о з а. Ужасно хочется курить.
П о э т. Ни в коем случае!
Р о з а. И кофе.
П о э т. Ни в коем случае!!!
Р о з а. Тиран! Гавриил разрешил бы.
П о э т. Я забочусь о Маленьком. Попробуйте лучше бисквит.
Р о з а. Сами ешьте свои черствые бисквиты. Посмотрите лучше, сколько на них
рыжих муравьев.
П о э т (присматриваясь). Какая гадость!
Г а в р и и л. Я говорил — нельзя оставлять сладкое на ночь. Вот они и
набежали.
Р о з а. Надоело убирать за вами. И когда, наконец, Сестрица приедет!
Г а в р и и л. Старая ведьма.
П о э т. Нам было так хорошо втроем!
Г а в р и и л. Не нахожу.
П о э т. Вам не понравилось?..
Г а в р и и л. Не нахожу ни одной чайной ложечки! Ни одной!
П о э т (поспешно). Наверное, на кухне.
Г а в р и и л. Не болтайте вздор.
П о э т. Но я…
Г а в р и и л. Выверните карманы!
П о э т. Ни за что!
Г а в р и и л. Выверните! (Подходит к Поэту, выворачивает карманы его пиджака.
Ложки падают на пол, серебряные!) Теперь буду уверен, что это серебро. (Бьет
Поэта по лицу.)
П о э т. Скопидом! Лавочник!
Г а в р и и л. Вор. (спокойно возвращается на свое место.)
Р о з а. Право, какая тоска… Давайте во что-нибудь поиграем.
П о э т. Не хочу.
Г а в р и и л. Не расстраивайте будущую маму, мошенник. Давайте играть.
Р о з а. В загадки.
П о э т. Только не это.
Г а в р и и л. Во что-о?..
Р о з а. В амнистию. Как будто ты и Поэт совершили преступление…
П о э т. Какое еще преступление?!.
Р о з а. Ну, например, убили человека…
Г а в р и и л. Я не убивал твоего деда. Он сам умер. Сам! Чтобы не уступить! Он
хотел, чтобы хоронили именно его!
П о э т. А меня там вообще не было!
Г а в р и и л. Паразит! Приполз со своей гастрономической одой…
П о э т. Я всегда подозревал, что вы гнусный убийца! Скрываетесь тут под маской
покойника, а сами…
Г а в р и и л. Я не убивал старика!
П о э т. Убивал — убивал — убивал!
Г а в р и и л (вскакивает). Не убивал! Он умер из вредности, из жадности!
Р о з а. Ты его бил.
Г а в р и и л. Он меня тоже бил. Даже волосы вырвал. До сих пор не заросло.
Р о з а. Я помню, как ты его избивал.
П о э т. Надо заявить.
Р о з а. Будь что будет. Заявлю. Пусть меня судят вместе с ним. Я хочу, чтобы
меня судили!
П о э т. Конечно, пусть все будет по справедливости.
Г а в р и и л. Ах вы мои милые!.. Справедливые… (Достает из кармана пистолет.)
Ни с места!
Роза вздрагивает.
П о э т. И это все время было у вас в кармане… Я пошел.
Г а в р и и л. Я сказал — ни с места.
П о э т. Вы не посмеете.
Г а в р и и л. Хочешь проверить, тварь?
П о э т. Ну ладно, сижу я. Уберите револьвер!
Г а в р и и л. Это не револьвер.
П о э т. Все равно — гадость. Смотреть противно.
Р о з а. Будьте мужчиной!
Г а в р и и л. Знаете, милый, что я вам прострелю для начала?
П о э т. Что?
Г а в р и и л. Желудок!
П о э т. Господи…
Г а в р и и л. А этой заводной кукле я выстрелю прямо в гладкое личико!
Ненавижу… Ненавижу вас. Ты предавала меня, Роза. Бог тебе судья. Самое
скверное, что ты позволяла мне предавать самого себя. Позволяла и смотрела
презрительно. Знала же, что женюсь без любви, из-за твоего проклятого деда! Я
надеялся, что ты откажешь. А ты не отказала. Делал мерзости — ты молчала. Каялся
в них, как последний идиот — ты молчала тоже. Даже изменила мне с таким
ничтожеством, что будто и не изменяла. Кто я, Роза?.. Кто я? Опять молчишь. И
за это я тебя убью. А может, ты вправду — кукла? А? Может, лучше разобрать тебя
по винтику? Молчишь! (Вытягивает руку с пистолетом.)
Появляется Сестрица.
С е с т р и ц а. Здравствуйте, дети! А что это, вы, Гавриил, с зажигалкой?
Г а в р и и л (поспешно пряча зажигалку). Да я… так… Закурить хотел.
С е с т р и ц а. Напрасно. Прежде вы не курили.
П о э т. Зажигалка! Ха-ха-ха! Здорово вы нас…
Р о з а. Негодяй.
С е с т р и ц а. Какая прелесть нынче на улице! Все деревья уже зеленые. Землей
пахнет. Я давно хотела выбраться… Да все с наследством не разберутся.
Завещания-то нет. бедный брат! (Всхлипывает.)
Р о з а. Бедный дедушка!
Г а в р и и л. Похоронили-то как полагается?
С е с т р и ц а. Великолепно! Такая пышность, столько цветов… Кстати, все
удивлялись, почему вы не пришли. Поговаривали даже…
Г а в р и и л. Что?!! Я был болен, слышите, болен!
С е с т р и ц а. Поговаривали, что вы слегли от горя!
Г а в р и и л. Ну да, да, разумеется.
С е с т р и ц а. Я знала, что вы его любили.
Г а в р и и л. Любил! Еще как.
С е с т р и ц а. Только вот курите вы зря. Надо беречь себя.
Г а в р и и л. Боже мой! Зачем?
С е с т р и ц а. Народ в вас верит. Вы сидите тут без прессы, без телевизора, а
вас хотят избрать. (Наклоняется к уху Гавриила, шепчет.)
Г а в р и и л. Не может быть!
С е с т р и ц а. Честное слово.
Г а в р и и л. Роза. Мы разводимся. Тихо, без скандала.
Р о з а. Почему?
Г а в р и и л. Твой моральный облик… Твои манеры… Твой истеризм, наконец… Я не
знаю, чего от тебя ждать. Меня избирают. (Подходит к Розе, шепчет ей на ухо.)
Р о з а. Фи! Пакость какая!
Г а в р и и л. Идиотка!
П о э т. Розочка! Соглашайтесь на развод. Я не могу без вас жить.
Р о з а. Хорошо, хорошо. Обращайся в суд, Гавриил, говори, что я тебе изменила.
Вот с этим. (Показывает на Поэта.)
Г а в р и и л. Вечно ты все испортишь! Я не хочу сплетен.
Р о з а. Боже! Кто это говорит! Ты убил дедушку, минуту назад был готов
прикончить меня. Отчаявшийся человек! А теперь ты сплетен испугался!
Г а в р и и л. Роза, не претворяйся, что ты не понимаешь шуток! Я и не думал
тебя приканчивать. Но ты сама могла бы понять, что наш нелепый брак —
единственное препятствие…
Р о з а. Нет.
Г а в р и и л. Что — нет?
Р о з а. Не единственное.
Г а в р и и л. На что ты намекаешь?..
Р о з а. Ты умер, Гавриил.
П о э т. Верно.
Г а в р и и л. Ты-то откуда знаешь, виршеплет?! Ты же на островах сидел!
Р о з а. Как бы то ни было, ты — мертвец.
Г а в р и и л (задумываясь). Мертвец… мертвец… А чему это, собственно говоря,
мешает?
Р о з а. Ты же хочешь, чтобы тебя избрали на пост…
Г а в р и и л. Милая моя супруга! На этот пост десятилетиями выбирали
мертвецов. Плохо только, что я так недавно числюсь в покойниках. Могут
возникнуть сомнения…
С е с т р и ц а. Никаких сомнений, Гаврюша! Ручаюсь вам, все будет прекрасно!
Г а в р и и л. Вы уверены?
С е с т р и ц а. Совершенно.
Г а в р и и л. Чудесно… Я еду в город. А вы, Сестрица, останетесь здесь. С Розой.
С е с т р и ц а. Но я напротив…
Г а в р и и л. Что вы?! Ну что вы?! Я не желаю, понимаете, не желаю, чтобы
рядом со мной копошилась семейка этого вздорного старика, этого Демиурга!
Хватит! Сидите на даче, пейте кофе, а я сам добьюсь всего. Довольно вы надо
мной издевались, довольно унижали. Теперь моя очередь. Вы останетесь тут.
П о э т. А я?..
Г а в р и и л. Забыл совсем… Ты, пожалуй, поедешь со мной. Я сделаю тебя своим
секретарем.
П о э т. Вы серьезно?..
Г а в р и и л (капризно) Разве я знаю!..
С е с т р и ц а. Гаврюша! Мой брат столько сделал для вас…
Г а в р и и л. Что вам нужно от меня, ведьма? Что вы пристали ко мне! Конечно,
авторитет вашего брата был неестественно, уродливо раздут. Но я намерен с этим
бороться. Никаких переизданий, никаких вечеров памяти. Мы еще посмотрим,
оставлять ли его на том кладбище… рядом с дорогими народу могилами…
С е с т р и ц а. Одумайтесь, Гавриил, что вы?! Как вы можете!
Г а в р и и л. Да, да! Эксгумация! Я требую эксгумации.
С е с т р и ц а. Гаврюша!.. Гаврик!..
Г а в р и и л. Экс-гу-ма-ци-я! Мы еще разберемся, кто занимает место на наших
центральных кладбищах. Всех недостойных — в район новостроек. Вот так. Реформа
захоронений — вот что нам сейчас нужно. И немедленно! Я выступлю перед народом…
П о э т. Блестящая идея!
Г а в р и и л. Мы возьмемся за дело с небывалым размахом. Узнаем подноготную
каждого сомнительного погребенного. Предусмотрим меры: первая — перекрас
памятника в черный цвет без эксгумации и переноса останков. Второе — срытие
памятника и перенос останков за пределы окружной дороги.
П о э т. Блестяще!
Г а в р и и л. Создадим комиссию. Честную, беспристрастную комиссию из новых
людей. Пожалуй, я сам ее возглавлю.
П о э т. Вот это по-нашему! Я восхищаюсь вами, Гавриил!
Г а в р и и л. Мне понятно твое чувство.
Р о з а. Какой ты мерзавец, Гаврюша!
Г а в р и и л. Молчать!
С е с т р и ц а. Гавриил, послушайте…
Г а в р и и л. Молчать, старая лесбиянка!
С е с т р и ц а. Вы… вы чудовище!
Р о з а. Будь проклят день, когда я встретила тебя, Гавриил. Я тебя ненавижу!
Г а в р и и л. Прелестно! А я вот нежно люблю вас всех. Что сделать, чтобы вы
улыбнулись? Вы, Сестрица? (Подходит к Сестрице.) Ты, Р о з а? (Подходит к
Розе.) Я такой подлец, а вы так честны, благородны… Ну, хотите, хотите я
застрелюсь на ваших глазах? Из зажигалки? (Достает зажигалку.) Господи, если ты
есть, прими грешную душу раба твоего Гавриила! Из глубин взываю к тебе!
Р о з а. Что за мерзкий спектакль!
Г а в р и и л (переходя на крик). Из глубин взываю к тебе, создатель! Из земли
ты взял меня и плотью облачил меня, не отступись же от меня, сирого, одинокого,
убогого, в час мой последний! Зачем жить мне, если и многотерпеливая жена моя
прокляла меня! Прощай, Роза, прощай, киска! (Подносит зажигалку к виску.) Иду к
тебе, Демиург! Иду, дедушка!
Нажимает на курок. Раздается выстрел. Гавриил падает на пол, заливая все вокруг
кровью. Слышно, как поет козодой. Над дачей, плавно взмахивая руками, словно
темными крыльями, возносится тень Демиурга.
Публикацию подготовила Марианна МАРГОВСКАЯ