Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 3, 2017
Екатерина Каликинская,
«Один в поле воин»
М.: «ДАРЪ», 2016.
Книга «Один в поле воин», ставшая в 2016 году лауреатом XI конкурса
«Просвещение через книгу», написана в жанре исторической повести для детей.
Жанр сложный: он требует умения тщательно работать с историческим фоном и
собственным художественным вымыслом, чтобы заинтересовать предполагаемого
читателя, но в то же время не отойти от фактов. Думается, предлагаемая книга
вполне соответствует своему заданию.
Речь в ней идет, конечно, о детях — разные поколения одной и той же семьи живут
обычной детской жизнью, играют, мечтают, переживают свои и чужие радости и
горести.
В итоге книга сюжетно делится на пять частей (шестая из
обозначенных в содержании представляет собой письмо самого младшего героя
повести дедушке Тимофею). Действие каждой из частей привязано к
определенному году: 1916, 1921, 1938, 1942, 1959 и 1996. Почему выбраны именно
эти даты, не совсем понятно, по крайней мере, для истории России они несколько
неравноценны. Вполне возможно, что задачей была не привязка
именно к годам, а создание образа эпохи — дореволюционной, военной и т. д.
Не упоминаются ни современные героям правители, ни важнейшие события (хотя нет,
в какой-то степени упоминаются, например, запуск спутника в космос, военные
сражения)… Но, несмотря на это, автор умело создает психологический образ
каждой из описываемых эпох, показывая их глазами героев повествования.
Интересный и важный прием: ведь было бы странно, если бы дети интересовались в
первую очередь именами политиков, общими событиями или идеологией (хотя
идеология затрагивает и их); они разглядывают и запоминают
то, что интересно именно им — либо что-то совсем необычное, шокирующее (кино,
взрыв поезда), либо малейшие детали обыденного бытия: фотографии, случайно
оброненные взрослыми фразы, «стук швейной машинки, сдобную булочку, туесок с
яйцами»…
Правда, некоторые фрагменты книги, как мне кажется, рассчитаны скорее на исторически
«подкованных» взрослых, чем на детей, хотя и подаются через восприятие ребенка.
Вот один из примеров (описывается здание НКВД на Лубянке): «К черным
непроницаемым дверям одна за другой подъезжали машины. Люди из машин входили
внутрь. Тимка заметил, что некоторые, обычно они были в форме, шли на работу
деловито и весело, а другие почему-то с понурой головой или оглядывались на
пороге, так что их даже приходилось подгонять более бодрым товарищам». Далее в
тексте не объясняется, куда именно и зачем шли «понурые» люди и почему их
подгоняли те, что в форме; чтобы понимать этот эпизод, надо быть в курсе
обыденности 1930-х гг. А вот еще: «Уже на пороге прихожей она увидела, что
старушка взяла в руки фотографию дамы с девочками и произнесла: — Эту девочку зовут…
Александра? Она все разбередила, Ася… У Ее Величества
было чудное контральто». Из контекста понятно, что старая учительница музыки
«из бывших» имела возможность слышать это контральто вживую, и меня, например,
порадовала тонкая психологическая зарисовка противоречивых чувств
страха перед настоящим и благоговения к прошлому, вспыхивающих в ее
душе. Но книга рассчитана все же на ребенка, а примеров,
подобных только что приведенным, в ней много — и либо юный читатель должен быть
заранее знаком с особенностями русской жизни в те или иные годы ХХ века, либо
ему надо будет читать книгу вместе с родителями, которые смогут рассказать о
каждом таком «непроясненном» случае отдельно, ибо без
понимания контекста ребенок не сможет понять все то многообразие
намеков, переплетений сюжетов, чувств и мыслей, которые здесь заложены.
Одним из главных героев, связующим воедино поколения семьи, является святитель
Лука (Войно-Ясенецкий). Архиепископ Симферопольский и
Крымский, знаменитый врач-хирург и автор трудов по медицине и богословию, он
появляется в действии тогда, когда герои нуждаются в помощи, медицинской или
духовной. Он исцеляет близорукость у первого из описываемых ребят, Дани, через
годы спасает раненую ногу его брата Александра и «между делом» угощает хлебом
сына Даниила Тимку. Дочь выросшего Тимофея, Александра, приехавшая в Крым
выступать в хоре и от волнения потерявшая свой необычный голос, случайно видит
архиепископа молящимся на берегу моря, а потом попадает к нему на службу — и
голос возвращается. Завершается книга письмом маленького Данилки
своему деду Тимофею (тому самому, о котором шла речь несколько раньше) о том,
как Данилка с мамой Александрой (да, той самой
девочкой тридцать с лишним лет спустя) ходили
поклониться мощам святителя Луки и помолиться за его,
деда Тимофея, здравие. Так доктор-монах проходит через все действие
многослойного текста, помогая взрослым в их немощи и детям в их одиночестве.
Да, практически все дети, о которых тут идет речь, одиноки, разово или
постоянно, отсюда и название книги. Подслеповатый Даня бродит один по двору,
потому что плохо видит. Тимка одинок, потому что никак не может разобраться в
своем отношении к действительности (что правда — вера в коммунизм, вера в Бога
или страшные вещи, о которых знает его дядя Шура?). Александру дразнят девочки
в хоре. И как раз в моменты наибольшего одиночества, наибольшей растерянности и
неопределенности дети встречаются со святителем Лукой.
Кстати, интересно, как преподносится в книге тема веры. Примечательно, что сами
главные герои, чье детство приходится на послереволюционное время, поначалу
относятся к Православию резко отрицательно. Например, маленький Тимофей очень
любит и уважает своего дядю Шуру, который служит в НКВД, ходит в красивой форме
и общается со всеми на равных, а за верующего отца («не от мира сего») ему
неловко.
Когда во время войны Тимофей с тетей приехали к раненому дяде
Шуре в госпиталь и мальчик впервые увидел святителя Луку, он «задохнулся от
негодования: на двадцать пятом году революции, в разгар войны, когда доблестная
советская армия теснит врага на линии фронта, тут переводят продукты на
классовых врагов»… Александра — пионерка, искренне верящая вслед за своими
школьными учителями, что Церковь — «выдумки старых бабок, отсталость,
мракобесие».
Но сама жизнь предстает перед ними так, что дети, сначала смутно, а потом и
явно, начинают понимать, что что-то здесь не так. «Дядя Шура, выходит, совсем
не герой? А знаменитый хирург — еще и епископ?.. тут он
вспомнил этого нового, непривычного дядю Шуру, которого он увидел словно по
ошибке, который мешал вернуться к излюбленному с детства образу»… Автор, точка
зрения которого явно на стороне Православия, не рассуждает подолгу о
коммунистах-безбожниках, не вздыхает о разрушенных церквях и загубленных душах
— и это хорошо, ибо вместо абстрактных эмоций нам показываются факты, которые
говорят сами за себя. Вот храм, из которого сделали общежитие НКВД. Вот
святитель Лука, хирург, спасший тысячи людей, которого сотрудники НКВД мучают и
гоняют по всей стране, не убивая только благодаря его удивительному врачебному
дару. Вот дети, которые строят крепость из обломков церкви и надгробных плит с
церковного кладбища. Вот обычные люди, живущие в обычном арбатском переулке,
которых арестовывают и обнадеживают, что «во всем разберутся, просто так не
посадят». И вот страх, испытываемый столь многими, во время войны удвоенный.
Страх быть арестованным, убитым, страх не только за жизнь, но и за посмертие, не в полной мере знакомый детям, но
подсознательно чувствуемый и ими… Нет страха только у
искренне и глубоко верующих — и это, в свою очередь, пугает их мучителей и
неверующих друзей.
Кончается повествование не для всех мажорно, но всегда ли жизнь дает нам только
радости? Выросший Даня погибает на фронте Великой Отечественной, как и его брат Шура, как их мать, поехавшая к раненому сыну и
взорвавшаяся вместе с ранеными, которым помогала по дороге. Тимофей болен — но
он явно долго пожил перед тем, как заболеть. Александра поет в хоре, у нее есть
сын Данилка. В целом все хорошо, как бы говорит нам
этим автор. Жизнь продолжается, тянется нить связи между поколениями. И это
самое главное.