Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 1, 2017
Ирина Витковская, «Один рыжий,
один зеленый».
М.: «Время», 2017.
Нужно иметь огромную смелость, чтобы после сначала обороны, а потом
расстрела Белого Дома, после катастрофического дефолта конца прошлого века и
второго кризиса уже нового века… После Крыма и Донбасса, после новых
запретительных законов и даже просто — в XXI веке! — написать отчаянно
сентиментальную повесть о любви с неизбежным, предсказуемым с первых страниц
трагическим концом.
А что, сентиментальный — это разве приговор? Конечно, цинизм и
постмодернистская ирония по любому поводу гораздо естественнее для этого самого
XXI века, но ведь и так называемая любовь, говорят, где-то еще присутствует.
Например, в недавно вышедшей книге Ирины Витковской «Один рыжий, один зеленый».
«Матвей и Стаска, не сговариваясь, встали. Людской поток выплеснул их из метро
и понес по бульвару. Они шли, размахивая руками, говорили, перебивая друг
друга, хохотали, складываясь пополам и хватаясь за животы, — им было
удивительно легко и тепло друг с другом. Незаметно для себя, они оказались на Патриарших, где долго водили замерзшими пальцами по
натертому до золотого блеска копыту бронзового осла».
И ни слова про любовь, и даже самого этого слова ни в
этом абзаце, ни в остальных автор ухитрился не использовать. А все равно все
понятно — и неважно, по какой именно причине это вдруг возникшее чувство так
ничем и не завершилось. Хотя, надо признать, развязка истории неожиданна и
весьма изящна, как и авторский стиль.
В книге семь рассказов и две повести, впрочем, вторая — «повесть в рассказах»,
как определил автор свою, фактически, поэму о (несомненно) своем Дворе. С
большой буквы, ибо это не территория между бараками и сараями, а Мир и Судьба.
Но главная и лучшая, на мой взгляд, — первая повесть «Все о
Мишель».
Что еще за Мишель в наших палестинах на среднерусской возвышенности? Да ничего
особенного, просто немного непростые родители девочке попались, что вскоре и
выясняется. Мать — худрук в клубе и слегка выпивает, отец — художник, да еще из
группы «Художники на крыше». Этого достаточно? Вполне.
И вот в эту Вермишель, как зовут в школе это неземное создание, еще в детстве
влюбляется наш герой с говорящим именем Роман. И длится сначала этот детский
роман, а потом идеальный недетский — вплоть до гибели невероятной и гениальной
Мишель. Гибели обычной, среднерусской — от топора пьяного соседа. Зато жизни
необыкновенной, как была необычайной и любовь Романа.
Его «…иногда посещают странные, но трезвые мысли… О
том, что в его жизни возможно все, что угодно: любимейшая профессия, успех,
Москва, мировые столицы, захватывающие путешествия, родной город, спасенный от
бездарной застройки, авторские работы, выставки и даже, чем черт не шутит,
мировая слава…
В ней не может быть только одного.
Самого главного.
МИШЕЛЬ».
Пётр Образцов