Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 1, 2017
Александр Мелихов. «Свидание с
Квазимодо».
М.: «Эксмо», 2016.
Собираясь говорить о новых вещах Александра Мелихова (да хотя бы еще и не
собираясь говорить, а только читая), никак нельзя, просто невозможно не иметь в
виду его же книгу, появившуюся несколько лет назад. Я имею в виду книгу «Броня
из облака» (2012), жанровое обозначение которой, эссе, кажется мне не очень в
данном случае подходящим: эссе — это все-таки нечто более бесстрастное, это
размышления, поиски аргументов и контраргументов, это в каком-то смысле игра
ума. «Броня из облака» — это, может быть, скорее манифест, своего рода «не могу
молчать»…
Трудно представить человека, который, придя к какой-то очень важной истине,
важной и для него самого, и, что в тысячу раз существеннее, для других людей,
для современности, — взял бы себя в руки и удержал свое открытие при себе.
Пускай он каждый день повторяет себе печальное изречение: «Нет пророка в своем
отечестве», — все равно должна, видимо, наступить минута, когда он сделает
отчаянную попытку донести до других то, что ему открылось и в невероятной
важности чего он убежден. Такая минута наступила и для Мелихова, и тогда он сел
и написал «Броню из облака».
Написал — или скорее выкрикнул, выплеснул: это чувствуется по тому
эмоциональному напряжению, которое окрашивает текст, и даже по некоторой
торопливости, нетерпению, проступающим в стиле. Еще бы: человек обнаружил,
скажем так, смысл жизни, — понял, нашел объяснение тому, чем живут и отдельные
индивиды, и целые народы, и, следовательно, знает теперь, что надо делать,
чтобы жить не по-дурацки, как все мы, в общем, живем, а достойно человека,
достойно человеческого звания.
Ну да, необходимо добавить: не то чтобы на писателя вдруг снизошло какое-то
озарение, не то чтобы он жил-жил, писал-писал — и вдруг хлопнул себя по лбу: да
вот же оно как все устроено! Едва ли не с самых первых публикуемых им вещей он
в той или иной форме высказывал свои мысли, свои догадки — и вот изложил их в
связном виде, как, если угодно, концепцию или даже теорию. (Чуть не написал
«учение»; но рука не поднялась, поскольку от учений у нас уже — и, кажется,
надолго — изжога.)
Суть концепции (остановлюсь на этом спокойном слове) такова: жить достойно,
именно жить, а не существовать, это, как логично и убедительно показывает
Мелихов, значит, жить не погоней за сытостью, комфортом, наслаждениями, не
борьбой за богатство и власть, а — сказкой, грезой. Любой субъект, будь то
индивид, или социальная группа, или нация, лелеет представление о себе как о
субъекте самом (или хотя бы в достаточной мере) красивом, самом (или хотя бы в
достаточной мере) умном и талантливом, а потому очень значительном, в каком-то
смысле избранном. Избранном Богом, судьбой, историей и т. д.
— это уже не так и важно.
Отсюда и предельно четкими, ясными становятся цели, которыми должны
руководствоваться и отдельный индивид, и какая-либо, более или менее
оформленная социальная группа, и государство. Нужно прежде всего и главным
образом заботиться о том, чтобы такое представление о самом (самих) себе
сохранялось и укреплялось, постоянно ища и находя себе убедительные
подтверждения. В противном случае, и у человека, и у народа, нации пропадут
основания для самоуважения, пропадет энергия для активной творческой,
конструктивной деятельности, а тогда неизбежны упадок, бескрылое прозябание,
деградация и, в конечном счете, гибель (в случае индивида — возрастающая
склонность к самоубийству). В связи с этим Мелихов скорбит об истребленной у
нас в эпоху сталинизма аристократии — имеется в виду, конечно, аристократия
духа, — которую заменила номенклатура, и ратует за воскрешение, заботливое
взращивание национальной аристократии, этой ценнейшей человеческой категории,
которая, являясь средоточием лучших качеств народа, нации, тем самым
способствует превращению грезы о самих себе, иллюзии — в реальность…
Однако разговор о книге «Броня из облака» я вынужден тут прервать. Ведь я
взялся рецензировать не эту книгу, а самый новый роман Мелихова, «Свидание с
Квазимодо», опубликованный в журнале «Нева» (2016, № 10) и затем вышедший
отдельной книжкой. Другое дело, что без «Брони» (повторюсь) трудно, а то и
невозможно было бы подобрать ключ и к «Свиданию…».
Более того, возникает соблазн рассматривать «Свидание с Квазимодо» как попытку
применить общую, универсальную концепцию (теорию) к реальной, живой жизни
(практике). Точнее — к жизни одного конкретного человека. Разумеется,
«конкретный человек» здесь — поскольку речь идет о литературном произведении —
тоже литературный образ, но автор со всей свойственной ему писательской
честностью наделяет этот образ максимальной жизненностью, естественностью. Юля,
героиня книги — обычная девочка (затем девушка, женщина), никакими особыми
качествами и способностями не выделяющаяся. Ну, разве что некоторой повышенной
склонностью переводить на уровень сознания, то есть оформлять в слова, в
понятия свои душевные движения и порывы — все то, что человек обычно ощущает,
как смутную тягу, как охоту или неохоту к какому-то
занятию, к общению с каким-то человеком. Впрочем, эту особенность натуры Юли
вполне можно отнести на счет автора, который, следуя своей художественной
задаче, расшифровывает за героиню нюансы ее (вполне обычного, хотя и вовсе не
примитивного) жизнеощущения.
А жизнеощущение ее — и, следовательно, поведение, жизненная тактика, которая,
как у любого человека, представляет собой более или менее опосредованный ответ
на среду, на обстоятельства, на жизненные коллизии — упорно и постоянно
ориентировано на поиски красоты. Наверное, нечто в этом же роде можно сказать
обо мне, о вас, о любом человеке, хотя чаще всего эти поиски ощущаются нами как
поиски не красоты, а — где и как лучше. То есть — где комфортнее, теплее,
сытнее и т. п.
Александр Мелихов — писатель, который совсем не склонен льстить современному
человеку, да и современности вообще; нередко он даже беспощаден, и его вполне
можно понять: переходные эпохи не бывают для человека приятными, а уж у нас в
России тем более. И на фоне этой жесткости, безыллюзорности
видения просто-таки удивляет, особенно поначалу, готовность дать человеку,
любому человеку, включая бомжей и опустившихся алкашей, некий солидный аванс:
предположить способность тянуться к романтике. Иногда пускай к самой, что
называется, дешевой: лишь бы там светилась искорка неземного.
Мелихов — как, наверное, едва ли не каждый писатель — не декларирует, конечно,
эту готовность прямо, от себя (прямо он высказал свою позицию в «Броне из
облака»): он возлагает такую задачу на героиню. Для этого у Юли есть
великолепные, хотя и весьма специфические, возможности и предпосылки: она —
специалист по психиатрической экспертизе, необходимой в процессе расследования
преступлений и подготовки материалов для суда. И читатель, окунаемый автором в
неприглядные обстоятельства жизни людей, как правило, совершенно лишенных в
своем повседневном быту каких-либо элементов духовности, уж не говоря о поэзии,
— словом, читатель именно через восприятие Юли, вместе с нею поражается тому,
как часто если и не непосредственной причиной, то важным мотивом совершения
преступления, даже самого чудовищного, являются не низменные побуждения, не
корысть, не патология характера, а потребность человека, преступающего закон,
сохранить или защитить нечто святое, красивое в своей серой, приземленной,
некрасивой жизни.
Недаром, формулируя официальное экспертное мнение для предстоящего судебного
заседания, Юля, будучи не в силах противиться велению своей чистой души, почти
инстинктивно пытается (в основном безрезультатно) склонить суд если не к
оправданию преступника, то к смягчению наказания. Она понимает, что оценка
преступления, то есть, попросту говоря, приговор, нередко зависит от того,
могут ли те, кто выносит этот приговор, увидеть за поступком его истинные
мотивы. Ведь в отношениях людей друг к другу, к поступкам друг друга так много
зависит от декораций. Если молодая женщина (очередной объект психиатрической
экспертизы, которой занимается Юля), обрекшая свое новорожденное дитя на гибель
ради того, чтобы сохранить возлюбленного, в глазах и суда, и всех, кто знает о
ее поступке, выглядит чудовищем, то, например, колхидская
царевна Медея, собственноручно убившая двух своих сыновей, да еще и родного
брата ради любви мореплавателя Ясона — великая трагическая героиня. (Это лишь
один пример, а их можно привести много.) То есть, при всей неоднозначности
подобной ситуации, фактор непреодолимой власти над человеком некой великой,
неземной силы, заставляющей отвергать существующие законы общественного бытия,
тоже нельзя сбрасывать со счетов.
Да и жизнь, судьба самой Юли, прослеживаемая писателем от раннего детства до
буквально последних мгновений ее жизни, — это тоже, в сущности, история погони
за неземным, за красотой. Дочернее восхищение, которое Юля испытывает перед
отцом, с его смоляным чубом и гармоникой, и горькие мысли о том, что мать ее —
совсем не красива как женщина, становятся источником детских душевных терзаний,
побуждающих с едва ли не болезненным интересом присматриваться к окружающей
действительности (а действительность эта — провинция советского Казахстана), на
какое-то время прикипая душой, скажем, к белозубой улыбке на чумазом лице
совхозного механизатора, или к картине бескрайнего купола неба над степью, или
к библиотечной полке с плакатиком «Для юного
романтика», или к томику «Легенды и мифы Древней Греции» и т. д. В подростковом возрасте она и к себе начинает относиться
с тревожным вниманием, впадая в панику от того, что не видит в себе ничего
необычного, романтического, красивого. Поняв, что главное в человеке — не
физиология, она и выбирает своей будущей специальностью психологию: ведь
психология должна заниматься «не тем, что человек есть, а тем, что он о себе
воображает».
Биография Юли, как ее подробно показывает автор, становление ее личности — это
не столько события, влияющие на изменение жизненного, социального статуса
героини, сколько эволюция ее представлений о красоте. Определяющие критерии
красоты человека она видит то в силе, то в свободе, то (на короткое время) во
власти. Самое большое ее достижение в этой эволюции — сделанное для себя
открытие, что обиталищем красоты является душа. Недаром на очередном этапе этой
эволюции идеалом ее становится Квазимодо, урод с прекрасной, способной на
неземную любовь душой. В какой-то мере под влиянием этого открытия она делает и
главный выбор своей личной жизни: влюбляется и выходит замуж за Егора, который
едва ли может быть назван красавцем — скорее он напоминает орангутанга, — но
силен, умен, добр, тактичен, трудолюбив и, главное, бесконечно надежен как
опора семьи… Егор и в перевернувшейся реальности постсоветских лет быстро
находит себя, став успешным предпринимателем, не боясь риска, находя способы
извлекать пользу даже в криминальных омутах новой жизни (и без всякой трагедии
перенесши — недолгое, к счастью — лишение свободы)…
Пересказывать перипетии жизненного пути героини книги Юли, вероятно, нет смысла
— тем более что о них так захватывающе рассказал в своем романе автор. Но
попробовать найти ответ на вопрос, зачем он показал нам, да еще так подробно,
эту жизнь, стоит (хотя я не уверен, что правильно угадал его замысел).
Как справедливо указывал нам Ленин (есть вещи, где с ним не поспоришь), жизнь
богаче любого закона. А значит, и любой концепции. Мелихову это тоже, конечно,
известно. Вот он (как я уже предположил выше) и решил поставить простой
эксперимент: приложить свою концепцию к обычной, приземленной, повседневной
жизни обычного человека, включающей детство и зрелость, семейный быт и службу,
провинцию и столицу (Ленинград-Петербург), советское время и постсоветское
хаотическое бурление. Да, стержень его концепции универсален и вездесущ: «где
нет красоты, нет и человека». Человек жив иллюзией о своей красоте и своей
значительности, а точнее, стремлением тянуться к этой иллюзии, стремлением как
можно более приблизить иллюзию к реальности. Удается ему это — он счастлив; не
удается — он вянет и высыхает, как цветок, который забывают полить.
Но скрытая ловушка, наверное, заключается в том, что красота — вещь далеко не
однозначная, и одержимое стремление к ней может завести человека в опасный
мрак, где прячутся чудовища. Как завело оно и Юлю.
Достигнув более или менее прочного статуса в семейной жизни, в служебной
деятельности, вырастив сына, Юля в какой-то момент ощущает в себе нехватку
столь необходимого для душевного здоровья, для полноценного бытия «витамина» —
витамина красоты. Увядание той грезы, которая только и способна дать ощущение
осмысленности, яркости существования, морально угнетает ее. Пометавшись
немного, она увязает в сетевом общении, этом подарке и проклятии нашего времени.
А там, как мотылек на огонек, летит на свет первого же попавшегося источника
«красоты»: некий незнакомец шлет ей чудесные, умные, романтические, такие
глубокие, понимающие письма. Ни жизненный опыт, ни здравый смысл не способны
удержать ее от соблазна прикоснуться к этому источнику… Так Юля становится
жертвой маньяка, серийного убийцы…
Никакая мораль отсюда не следует. Концепцию такой финал не перечеркивает,
поскольку (приведу еще одну общеизвестную истину) исключения лишь подтверждают
правило.
Но интересно: будет ли Мелихов и далее проверять свою теорию на практике? И
каким будет итог этих экспериментов?
Юрий Гусев