Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 9, 2016
Михаил Николаев, «Пустынный ангел».
М.: «Вест-Консалтинг», 2015
Движение — главная действующая сила книги стихов московского поэта, члена Союза писателей России, Михаила Николаева. Лирический герой, а вместе с ним и читатель, перемещается не только в пространстве, но и во времени, не только по земле, но и над нею, и движение это так поэтично, что и вехи человеческой судьбы отмеряются не годами, не историческими отрезками, а особыми приметами, понятными больше душе, чем телу. Эпоха «под лампой голубой», существование среди «облаков над паутиной», период, «когда ветер сменился», жизнь «над бездной высоты»… Так путешествует душа в своем земном воплощении. Ни на минуту не забывая при этом о своей небесной родине: «Я что-то забыл на небе, чего не найти на земле».
Приметы времени вкраплены в повествование органично, призванные решать, прежде всего, художественную, а не историографическую задачу. «Война ушла. Торжествовал салют./ Затишье. От Сибири до Берлина/ Все нужное по карточкам дают…» Что это? Рассказ о быте послевоенного детства? Критика существующих при прежнем режиме недостатков? Полно! В этом ли назначение поэта Михаила Николаева — тонкого лирика и вдумчивого ценителя и певца неуловимой красоты жизни? Нет, это просто — детство. Это начало жизни, которое имеет право и предназначено для веры, надежды и памяти, которую суждено пронести через всю жизнь. «Не все сбылось, но верилось всерьез». Что тут главнее — «сбылось» или «верилось»? Ну да, «ущербный кафель сталинской Москвы» — это было. Но не он, а символ детства, любимый ночник, и тогда, и сейчас, в зрелые годы, — «источник тайного свечения», от которого засветилась и сама душа, озаренная волшебством поэзии. И это первородно-иррациональное навсегда осталось в жизни поэта, несмотря ни на какие смены исторических вех: «Бессонный отсвет мраморной совы/ Издалека подсвечивает душу».
И осень жизни, которая настраивает на плавное, неспешное течение, наполняет жизнь неизбывным смыслом, когда «дождь один стоит над душой»: «В ладонях стынет золотая чаша/ с вином осенним. Лучшего не пил…»; «Поезд уходит в закат догоревший./ Поздняя осень. Смотреть и смотреть…».
Да, смотреть — вперед и назад, вокруг и вверх!
Колеблемая ветром паутина,
Серебряное кружево судьбы,
Нить Ариадны, петли серпантина
Из прошлого в неведомую быль.
На этих нитях светятся алмазы
Недолговечной утренней росы…
И так загадочен паучий разум
В рассветном мареве лучей косых…
Ну, а раз удельный вес души выше, чем у тела, то и движение с помощью ее крыльев остается самой естественной формой даже самого сверхъестественного существования. «Вниз по течению» — «туда,/ где придет излечение, Где небес/ голубое свечение,/ Где ничто/ не имеет значения…». «Свободное души паденье» — «безо всякого плеска/ Соскользну в глубину…»; «Вагон качнулся в старые места»; «Вечерний танец синих листьев»; «Плыть, парить в ореоле покоя —/ невесомо, бесплотно, незримо…».
Замечательны, органичны вплетенные в ткань повествования многочисленные метафоры: «рукопись песка» и «строчка тропы»; «часов чеканная капель» и «абордажный крюк беседы»; «малахитовый глаз озерка» и «мечтательный дым из корявых ноздрей»; «небесное паникадило», которое «раскачивало дальний шторм»…
А вот когда «мерный пульс и дыханье Земли» сбиваются, тогда и нарушается гармония, и следует сбой прежде всего духовного, нравственного здоровья: «бесправный, аритмический режим», «радикулит державного хребта». Сбой вокруг — и сбой внутри человека: «Вот такого, во хмелю,/ Оч-чень я себя люблю!»; «Мне по колено море!.. Нет, уже по пояс…/ Метро закончилось. А Жизнь?.. Да ладно! Так сойдет…». Качели ведь тоже движутся плавно, а любое движение — оно подразумевает векторы, направленные часто в противоположные стороны: «Как прилив и отлив… на этих качелях так безропотно светлое тянется к темному…»; «Свет золотой струится в два окна./ И новизна неясностью пугает,/ И горькой правдой дышит старина…»; «Дуэтом двуствольным дуплетная правда… Меж рубленым «Да!» и отъявленным «Нет!».
Дорога все равно приведет к неизбежному: «Немного в храме истинного света./ Но он стоит. И мы толпой внутри…».
Человек — сам движение, постоянный поиск вечной Истины и себя, применительно к этой Истине, и уж здесь, действительно, движение не имеет конца, пока Человек существует на земле: «Пять тысяч лет назад был на Евфрате,/ Стоял среди жрецов на зиккурате,/ Но и тогда не знал, чего хочу…». Где же конечная destination конкретного человека? В покое (читай — достижении Божественной гармонии)? Почему бы и нет, если это будет примерно так:
…Когда спокоен буду я вполне?
— Когда-нибудь, — шепнуло небо мне.
Когда-нибудь… О, да, когда-нибудь
Мне доведется долго отдохнуть.
Уйти красиво, ехать далеко,
В неясность, как в парное молоко.
Когда-нибудь усну в своих стихах,
Как теплый летний ветер в лопухах…
Ольга ДЕНИСОВА