Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 7, 2016
Рада ПОЛИЩУК
Прозаик, журналист. Родилась и живет в Москве. Окончила МАИ. Издатель и главный
редактор российскоизраильского литературного
альманаха еврейской культуры «ДИАЛОГ». Автор многих книг и публикаций.
СЧАСТЛИВЫЙ КОНЕЦ XXXI ГЛАВЫ
Лолита позвонила мне в два часа ночи и сообщила свистящим шепотом:
— Тсс! Ко мне пришла Анна Каренина.
Язык у нее заплетался, было ясно, что она опять пьяна. Но вместо того, чтобы
повесить трубку, я зачем-то уточнила:
— Какая Анна?
— Говорю же тебе: Каренина. Тсс!
— Она что — спит? Что ты тссыкаешь?
— Не спит. Но она может уйти, если услышит, что я кому-то рассказываю о ней. А
я не хочу, чтобы она уходила.
— Зачем же ты мне звонишь ночью?
— Чтобы ты знала, что она у меня.
В трубке раздались короткие гудки.
Я забралась под одеяло и попыталась уснуть. Но какой тут сон, если к Лолите
ночью пришла Анна Каренина. Что-то надо было предпринять. Наверное, ей нужна
моя помощь? Иначе — зачем она, в самом деле, разбудила меня среди ночи. Даже
если пьяна, это ничего не объясняет, тем более — в таком состоянии Лолита, как
правило, проявляет чудеса благоразумия. Гораздо трезвее, чем трезвая.
Да и нет мне никакого дела до этой Анны Карениной.
Я ее в глаза никогда не видела. Только слышала от Лолиты — ах, Анна, она такое
чудо, у нее необыкновенная любовь, ах, она такая счастливая, я ей завидую, ах,
она самая разнесчастная на свете, я ей сочувствую. Она столько раз рассказывала
мне истории из жизни разнесчастной счастливицы Анны, что я в конец запуталась.
Столько подробностей, такая мешанина — муж, любовник,
у них еще имена одинаковые. Может, поэтому я все время путаюсь. Я вообще чужое
плохо запоминаю.
И свое стараюсь не мусолить. Вспоминать — только зря
терзаться. В любом случае. О хорошем думаешь, что было
да прошло, — тоска заедает. Плохое всплывет
помимо воли — и вовсе жить не хочется.
А жить надо.
Вот же и Анна Каренина вроде бы под поезд бросилась от несчастной любви, еще когда это было, в семидесятые годы позапрошлого века, а
сегодня ночью вдруг заявилась к Лолите в гости. Или мне это приснилось? Под
поезд бросилась другая Анна, из романа Льва Толстого. Я, помню, в школе сочинение
писала, когда нам свободную тему дали — про любовь. Осуждала ее с
категорической непримиримостью, свойственной ранней юности. Про попранные ею
материнские обязанности писала, про обманутого благородного мужа Алексея
Александровича Каренина, про ее легкомыслие, безответственность и даже
безнравственность.
Честное слово! Мне бы в пятнадцать лет позавидовать ей, помечтать о такой
необыкновенной любви, а я ей смертный приговор вынесла без обжалования. Очень
одобряла Льва Николаевича за то, что бросил ее на рельсы. Все девчонки
сопереживали Анне, плакали взахлеб и перечитывали XXXI
главу, надеясь обнаружить другой конец.
Одна я торжествовала победу и тоже без конца перечитывала эту короткую главу,
всего четыре с половиной страницы, я помнила их наизусть. «Избавиться от того,
что беспокоит», — думала Анна, приняв роковое решение…
А потом, уже под вагоном: «Где я? Что я делаю? Зачем?» — пожалела о
содеянном. Но я не пожалела ее. Я была тверда и непримирима.
А сейчас вдруг обрадовалась, что она жива и к Лолите пожаловала. Хоть и в
неурочное время, но очень кстати. Лолита ведь не просто так пьет — у нее конец
романа. И она переживает это на пределе своих возможностей. То есть — одно на
уме: не могу жить без него, твердит, жить без него не могу, не хочу и не буду.
Паранойя. Готова на рельсы броситься. Я это чувствую.
Готова.
Надо ее остановить, уже жму на кнопки телефона.
— Слушай, Лолла, твоя Анна еще не ушла?
— Нет. А что? — Насторожилась, будто я покусились на самое драгоценное, что у
нее есть.
— Да ничего, ничего. Просто спрашиваю.
— Ааа, — протянула, успокаиваясь. — Не
ушла. Уснула.
— Ей что, спать негде?
— Негде. Она от мужа сбежала. Он такой зануда и моралист, она больше не может…
— Интересно… А сын где?
— Откуда ты знаешь, что у нее есть сын? — Лола опять
напряглась. — Кто тебе сказал?
— Да никто, что ты так дергаешься, я просто подумала, может, у нее есть
ребенок, с кем она его оставила?
— А что ты еще о ней знаешь? Д-давай,
д-давай, вык-клад-дывай. —
Она начала заикаться от нетерпения.
— Да так, ничего особенного.
Зачем я ей позвонила среди ночи? Для чего мне эта Анна Каренина? Я ее с детства
недолюбливаю. И Лолины бредни надоели до чертиков.
— Нетушки, ты от меня не отмотаешься. — Она закусила удила. —
Зачем-то ты позвонила мне ночью, когда все нормальные люди спят.
— Это я ненормальная, по-твоему? Между прочим, не я тебя, а ты меня разбудила.
А для чего, спрашивается?
— Да я просто хотела сказать, что она у меня.
— Я что, ее разыскивала?
— Да нет, не сердись, пожалуйста, — Лолла
громко протяжно вздохнула или всхлипнула.
Ну, сейчас начнется!
— Да не хнычь ты. Позвонила и позвонила. Я в это время все равно просыпаюсь и
уже до утра не могу уснуть. — Это истинная
правда. А дальше зачем-то соврала, хотя врать без причины не люблю: — И что про
Анну сказала, очень хорошо.
— Правда?
Она рассмеялась, звонким рассыпчатым смехом, как маленький ребенок, которого
мимоходом погладили по голове, а он подумал, что с ним играют. Мое благодушие
вдруг куда-то исчезло, так же внезапно, как нахлынуло. И рискуя никогда не
выпутаться из этого разговора, я, четко выговаривая каждое слово, будто Лолла плохо понимала по-русски, язвительно проговорила:
— Все-таки когда она проснется, спроси, где Вронский? Почему она от мужа не к
нему, а к тебе побежала? Поссорились? Или она не только Каренина, но и его
достала?
— Что ты несешь, ей-Богу. Какой Вронский?
— Я что-то путаю? Как фамилия ее любовника?
— Откуда я знаю, я его документы не проверяла. Алёша его зовут, Алексей.
— Какая неожиданность!
— Что ты имеешь в виду?
— Да ничего особенного. Странные какие-то совпадения, ты не находишь?
— Я тебя не понимаю, — прошептала Лолла
затравленно.
Мне сделалось жалко ее до слез.
— Ладно, успокойся, все хорошо. Давай спать. Анна же спит, чем мы хуже. Да?
— Хорошо. Спокойной ночи. Извини, — смиренно пробормотала Лолла.
Она положила трубку. Я посмотрела на часы: 2:45. Выпила пятьдесят капель
валокордина, таблетку феназепама и, немного подумав,
еще четыре таблетки валерианы. Все — спать. Спать, спать, спать…
Ровно через полчаса позвонил телефон.
— Тсс! — прошептала Лолла, хотя я глухо молчала. —
Скажи, ты подумала, что ко мне пришла Анна Каренина из одноименного романа?
Совсем с ума сошла?
Язык у нее заплетался. Наверное, еще добавила спиртного. Какого черта, в конце
концов, она не дает мне спать.
— А что бы ты подумала, если бы я сказала, что ко мне ночью забежала на огонек
Наташа Ростова, в дверь ломится Анатоль Курагин, а под окном дерутся Пьер
Безухов и Андрей Болконский?
— Я подумала бы, что у тебя поехала крыша, — призналась Лола без всяких скидок на многолетнюю дружбу и мою
безупречную репутацию.
— Ну что же, гранд мерси.
— Не понимаю, на что ты обижаешься?..
Я увидела, как она недоуменно вскинула тонкие бровки и повела правым плечиком
вперед, левым назад, лениво и грациозно. Повадки у Лолы
были кошачьи и глаза зеленые, малахитовые, матовые с перламутровым белком,
опушенные длинными рыжими ресницами, и волосы рыжие, буйные, непокорные. Она
была красавица — глаз не отвести! Мужчины балдели,
глядя на нее, теряли рассудок, при женах кидались к ней по первому зову, стоило
ей мизинцем шевельнуть, выстраивались рядком в полупоклоне, готовые выполнить
любую ее прихоть. А она, рассеянно глядя мимо, могла сказать, невзирая ни на
какие обстоятельства: ой, кто-нибудь принесите мне бокал шампанского, только не
эту дешевку, а настоящее… и брют, пожалуйста,
только брют, и поскорее… пить очень хочется. Она
одна могла выпить бутылку шампанского, медленно, лениво, и улыбка блуждала по
мягким припухлым губкам, загадочная, как у Джоконды. Жены люто ненавидели ее,
да и не только жены, но и претендентки на это святое место, и уже отправленные
в отставку, и юные создания, которых вроде бы ничем не прошибешь,
и потерявшие всякую надежду старые грымзы —
ненавистью к себе Лола примиряла всех особей женского
пола, где бы она ни появлялась. И ничуть не страдала от этого. Мне бабы ни для
чего не нужны, говорила, как-то двусмысленно усмехаясь, кроме тебя, конечно. Ты
— моя единственная женщина, на всю жизнь.
Тем более странным казался тот факт, что Анна Каренина так прикипела к ней. Не
просто странным — подозрительным. С чего бы это? Или к чему? Я должна разгадать
ее умысел и уберечь Лолиту от хитроумных происков этой коварной особы.
— Слушай, Лолла, а чего, собственно, ей от тебя надо?
— более глупый вопрос трудно было придумать.
— Кому?
— Анне Карениной.
— Какой еще Анне? Ты что, в самом деле, немножко умом тронулась?
— В к-каком смысле? — тут уже я начала заикаться.
— Да в самом прямом, — твердо заявила Лола и
шумно выпила что-то.
Чтобы немного прийти в себя, спрашиваю:
— Что пьешь? Шампанское?
— Что же еще? — радостно переспросила Лола.
— Ночью? Одна?
— Какое это имеет значение?
— Да, в общем, никакого. А что пьет твоя Анна?
— Какая Анна?
— Каренина. Или к тебе уже другая пришла?
— Сейчас посмотрю, — голос звучал озабоченно, в трубке раздался какой-то
стук, потом звон разбитого стекла, потом Лолла
пронзительно вскрикнула, после чего надолго повисла тишина.
— Лола! Лола! Лолита! —
орала я до хрипоты. — Что случилось, Лола?!
— Подожди, — вдруг прошептала она едва слышно.
И снова надолго пропала. Прижимая трубку к уху, я изловчилась натянуть колготки
и брюки, влезла в сапоги и уже пыталась просунуться в свитер, как вдруг
услышала Лолин голос, ясный, трезвый, спокойный:
— Она здесь, спит на моем диване.
— Кто, Лола?
— Женщина.
— Анна Каренина? — уточнила я на всякий случай.
— Откуда я знаю, я же ее никогда не видела.
Все, у нее, наверное, белая горячка. Или у меня. Потрогала лоб — холодный. А
щеки пылают, но это на нервной почве.
— Лола, ты себя как чувствуешь? — спрашиваю
осторожно, чтобы не спугнуть ее.
— Хорошо. А ты?
Заботливая подруга у меня, всем на зависть. Такой спектакль устроила среди
ночи, театр абсурда с доставкой на дом: поразвлечься желаете? Нате вам, на
полную катушку. А теперь и о здоровье справилась.
— Что ты молчишь? Что-то не так? — обеспокоено.
— Да все отлично, не волнуйся, чудесная ночь, долго буду помнить. А расскажу
кому-то — не поверят.
— У тебя что-то случилось? — голос встревоженный не на
шутку.
— А у тебя? — делаю еще один заход.
— Да нет, вроде бы все в порядке.
— Ну, хорошо, пусть в порядке, Лола. Тогда скажи мне,
пожалуйста, кто эта женщина, которая спит на твоем диване?
— А ты откуда знаешь?
— Лола, ты хочешь, чтобы я в психушку
попала? Или к тебе вызвать специальную перевозку?
— Да ты что? При чем здесь психушка? Что с тобой
сегодня? Может, полнолуние? Пойду на кухню, там в окне
в это время всегда луна висит.
Она снова пропала. А я, прижимая трубку к уху, задумалась: может мне, правда
весь этот бред приснился. И Лолин звонок, и Анна
Каренина. С какой бы стати она, в самом деле, заявилась
к Лоле ночью? А у меня иногда бывают такие глюки от бессонницы — пригрезится
что-то почти настоящее, долго потом привожу себя в порядок: слезы в три ручья,
тахикардия бешеная, полузабытый вкус крепкого мужского поцелуя на губах, кожа
пахнет то ли морскими водорослями, то ли разогретыми на солнце сосновыми
иголками. И какое-то маниакальное предчувствие терзает душу…
Но сегодня совсем другой сюжет разворачивается, и с Лолой-то
я наяву разговариваю, это несомненно. А вот и она — в подтверждение реальности
происходящего:
— Луна только народилась, — сообщает. — Тонююююсенький
серпик, будто острым лезвием занавес прорезали, а оттуда бьет луч прожектора.
Красотища!
— При чем здесь луна, Лола?
Ты о чем вообще? — пытаюсь удержаться в русле реалистических рассуждений.
— О полнолунии, — растерянно напоминает она. — А ты?
— Об Анне Карениной.
— Так она же спит. Разбудить?
— Делай с ней что хочешь, только меня оставь в покое. Я ясно изъясняюсь?
— Да, да, конечно, не волнуйся, опять давление поднимется, на работу не сможешь
пойти. И во всем виновата я.
Смиренная, покорная. И, кажется, опять трезвая.
Спать! Спать! Спать! Одна овца, две овцы, три… четыре…
Снова зазвонил телефон.
— Представляешь, — возбужденно шептала Лолита. — Его фамилия
Вронский.
— Чья?
— Любовника Анны, Алёши.
— Ну и?.. — красноречиво переспросила я.
— Он офицер, в каких-то элитных войсках служит. А сына зовут Серёжа, ему шесть
лет. Представляешь?
— А Алексей Александрович Каренин, ее муж — правительственный чиновник, да? Из
кабинета министров или из Государственной думы? — зачем-то уточнила я.
— Да, он член Государственной думы, — победоносно заявила Лола. — А что тебя не устраивает? — добавила она с
вызовом.
Меня, собственно, все эти обстоятельства вполне устраивали, поскольку я
совершенно не представляла, для чего они мне вообще нужны в таких подробностях.
Но Лолин напор смутил меня.
— Откуда ты все это знаешь?
— Знаю, — сказала загадочно. — Просто зна-ю, — повторила членораздельно и
многозначительно.
— Ну и?.. — снова невнятно переспросила я, слов становилось все меньше.
— Не знаю… — призналась Лола.
— То знаю. То не знаю. Ты уж определись, пожалуйста. — Меня тошнило от
собственного занудства.
Лола надолго задумалась и добавила решительно:
— Слушай, ну ее на фиг, а?! Давай спать, ночь все-таки…
Все! С меня хватит. Ночь все-таки, с этим не поспоришь.
Пойду закрою дверь на все запоры, чтобы Анна Каренина от Лолы
ненароком ко мне не заглянула. С нее станется, она же теперь бездомная. Выгнать
я ее не смогу, воспитание не позволит. Это Лоле — раз
плюнуть: приютит, приласкает, приголубит, не к сердцу прижмет, а прямо в сердце
вживит, как-то ловко это у нее выходит, безболезненно и бескровно, а потом ни с
сего вроде бы — двумя пальчиками брезгливо за шкирку
дернет и за порог швырнет, не глядя, — брысь! Брысь! Брысссь!
На фиг!
А! Вот уже шаги за моей дверью, какой-то шорох, всхлипы, и женский голос зовет
кого-то. Имя разобрать не могу, но голос взволнованный, призывный.
Анна Каренина! И я впущу ее, впущу, чтобы спасти. Я ведь ее уже однажды
осудила, категорически и непримиримо, со свойственной ранней юности
бескомпромиссностью. Она тогда дошла до самого края — в расцвете красоты и
молодости под паровоз бросилась. А теперь я ее пожалею, чтобы от греха
отвратить. Я спасу ее, и девчонки-школьницы узнают новый счастливый конец XXXI
главы.
Сейчас только выпью для храбрости. Странно как-то и страшно. Кто там топчется и
бормочет за дверью, с чего это я взяла, что Анна Каренина? С чего взяла, что
Лолита? Ну не из романа же Толстого, в самом деле? Это ведь когда было — в
семидесятые годы позапрошлого века!
Все, иду искать — кто не спрятался… А вот и Анна! Здрасьте! Начинаем спасательную операцию. Идем, взявшись за
руки, прочь по шпалам, прочь по шпалам. От паровоза — прочь. И поскорее. Хотя
они здесь уже давным-давно не ходят, это вообще тупик, рельсы скоро кончатся,
уткнувшись в косогор, покрытый одуванчиками, как желтым деревенским половичком.
Их, правда, не видно в кромешной темноте. Но я знаю, что они есть. Я ведь и
Анну Каренину не вижу — хоть глаз выколи, только мягкая ладошка нервно
вздрагивает в моей руке, холодная, как лягушачья лапка. Ничего, дома
отогреется. Главное — рельсы кончились.
В четыре часа утра я позвонила Лолите и прошептала:
— Тсс! Ко мне пришла Анна Каренина.
Язык у меня заплетался, я редко пью, поэтому пьянею почти до потери сознания.
Но вместо того, чтобы повесить трубку, Лолита спросила, заикаясь от изумления:
— К-к-а-к-кая Анна?
— Говорю же тебе: Каренина. Тсс!
— Она что — спит?
— Не спит. Но если услышит, что я кому-то рассказываю о ней, может уйти. А я не
хочу, чтобы она уходила.
— Тогда зачем ты звонишь мне в такую рань?
— Чтобы ты знала, что она у меня. И я ее спасла! Лучше сама под паровоз
брошусь, давно пора. Где, правда, я сейчас паровоз найду, не представляю…
— Что ты пила, алкоголичка-дилетантка?
— А, все, что было, слила в стакан и выпила залпом, зажмурившись, как рыбий жир
в детстве… Помнишь? Гадость такая… Бррр…
тошнит.
— Засунь два пальца в рот, полегчает, — Лола была трезва и пугающе рассудительна. — Потом
ложись, подоткни одеяло со всех сторон и засыпай, засыпай. Утром все бредом
покажется, оно всегда мудренее.
— Уже утро. И мне нельзя спать. Не отвлекай меня. Я все-таки послежу за ней на
всякий случай. Мало ли…
— Пойду и я посмотрю на свою. Что-то там подозрительно
тихо. Ой!.. Никого нет!..
В трубке раздались короткие гудки.