Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 7, 2016
Алексей Дьячков, «Игра воды»
М.: Издательские решения, 2015
Голос Алексея Дьячкова негромок, нетороплив и
очень добр; автор тактичен и внимателен не только по отношению к тому, о чем и о
ком пишет, но и к читателю: старается не навязываться, не задерживать на себе
внимания: обычно четыре-шесть строф — и все стихотворение, сюжету далее ничего
не требуется, картина закончена. Да и собственно, что в ней главное? —
неповторимо-дьячковская теплота тона, уютная легкость монолога, свобода от
эмоциональной напряженности, которой обычно пропитан даже сам воздух
мегаполиса. А вот Алексей Дьячков пропитан воздухом русской провинции —
домашней, умиротворенной, улыбчивой; читая его стихи, в
который раз понимаешь, что новизна вовсе не обязательно заключается в
формальных изысках, в усложненности синтаксиса, в старательном утаивании
смыслов, в нагнетании темнот, — но в свежести
взгляда, в непохожести интонации, в неуловимых тембрах звучания, в особой манере
речи, — пусть и при привычной традиционности письма, в простодушном
обращении с рифмой. «Головой» такое не напишешь. Неудивительно, что
стихи поэта были услышаны журналами «Новый мир», «Арион»,
«Интерпоэзия», «Новая Юность», «Сибирские огни» и
«Урал», — причем их не смутила чрезмерная свобода автора в выборе рифм.
Первая книга Дьячкова называется
«Райцентр»; эта, третья, продолжает настроения двух предыдущих: тихий, едва
подвижный мир тульской окраины, открывший поэту «деталей всех величье и
значенье», бесконечное обращение к детству, которое он сохранил в себе навсегда
как лучшую пору жизни, раздумчивые прогулки, рабочие будни, ближние
путешествия, наполняющие душу счастьем до краев:
Когда дремал в Тарусе от усталости
В косых лучах, проникших в пыльный зал,
Не знал, что все сбылось, о чем мечталось мне,
Что все сполна исполнилось, не знал.
<…>
Угрюмый мужичонка в ботах стоптанных
С откинутой в фуражке головой…
Где день? Где дом? Где жизнь моя? — Да вот она,
Над станцией, над выгнутой рекой.
Над уходящим к горизонту облаком.
Над ветром, что душицею горчит.
Над скорым пассажирским, что так дорог мне,
Когда он в синих сумерках стучит.
Прекрасная перекличка с Геннадием Русаковым:
«Какой тебе еще от неба манны,/ когда ты все с рожденья получил?»
Дьячков словно бы не поет, а напевает свои строки, перебирая нехитрые и точно
схваченные детали, в совокупности создающие освещенную
неярким, по-вечернему мягким светом картину. Впрочем,
когда света и ясности взгляда — в буквальном, физическом смысле! — недостает (поэт
просыпается утром, и его взгляд не может «навести резкость»), он обыгрывает
свою незадачу со свойственным ему юмором:
<…>
Расплывчатый рисунок, чей-то замысел —
Сервант, камин, какой-то черт в золе.
И вдруг все быстро, четко проясняется,
Когда очки находишь на столе.
И сам себя, раскрыв коварный заговор,
Боишься перед зеркалом, как трус.
Обмакиваешь в чай кусочек сахара
И еще твердым пробуешь на вкус.
Стихи Дьячкова не показывают уже сложившуюся
картину, не дают итога наблюдения; они сами процесс наблюдения, созерцания,
процесс создания картины. И нам не остается иного выбора, как заражаться у
автора душевным покоем, укреплять внутреннее равновесие и с любовью смотреть на
жизнь с ее переплетениями радостей и печалей.
Алексей Дьячков из тех поэтов, к которым сразу проникаешься добрыми чувствами —
и не только по причинам, о которых я сказал выше. Самостоятельный и
независимый, он не стремится понравиться читателю — да и словно бы не жаждет
читателя, зная: е г о читатель
сам найдет его. Главное для Дьячкова — просто,
искренне, без позы, без самолюбования высказать все то, что просится быть
высказанным. Он честен и перед собой, и перед читателем; его стихи — разговор с
другом, зашедшим к нему вечером «на огонек». И мне приятно быть одним из таких
друзей.
Эмиль СОКОЛЬСКИЙ