Стихотворения
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 4, 2016
Александр КАРПЕНКО
Поэт, прозаик, композитор, ветеранафганец. Родился в
1961 году в г. Черкассы. Окончил Литературный институт
им. А. М. Горького. Автор семи книг стихов. Член Союза писателей России,
Южнорусского Союза писателей и Союза писателей XXI века. Участник литературного
объединения ДООС. Кавалер ордена Красной Звезды. Автор многих книг и
публикаций. Живет в Москве.
ЗАКЛИНАТЕЛЬ ТЕНИ
сюрреалистический автопортрет
как странно в имени моем
живым пульсируют огнем
небесной радуги оттенки
карпенко
и наговор пятнистых губ
и времени мясистый сруб
карузо просится в пен-клуб
карпенко
я не безумец не икар
а просто тит лукреций кар
в ночи танцующий фламенко
бемоль меняю на бекар
карпенко
о слоги данности моей
и наугад из-под бровей
картина пенных кораблей
карпенко
* * *
И я не знаю, кто я отныне:
Со мною ангел говорил на латыни
О недоступной сердцу твердыне.
Ко мне устами влажно приник,
Чтоб влить в меня этот мертвый язык;
Крылом коснулся тихо предплечья —
И словно тяжесть выронил с плеч я;
Перелилось в мое сердце наречье,
И горечь схлынула человечья.
Но я забыл этот мертвый язык.
* * *
…И время свой усилит натиск,
И Маяковский крикнет: «Нате-с!»,
И ты поймешь, внезапно нем,
Что Эрос — это был Танатос,
Только не узнанный никем.
…Уж соловью скормили басни;
И Блоку грезится блокбастер;
И снова сумрак на пороге,
И в Слове умирают слоги,
И Бог приходит в наши блоги,
И жизнь — сама себе награда.
Жжет осень рукопись де сада…
Сердечное
Если твое сердце не вынесет горя,
Отдай его сердечных дел мастеру, —
Пусть он перекует его,
Семь раз проверив на прочность.
Если сердце твое не вынесет счастья,
Разлетится на куски брызгами радости,
Из него выпорхнет певчая птичка,
Потерявшая голос в прошлой жизни, —
И превратится в белую скрипку,
Которой невыносимо хочется петь;
А когда ты проведешь пальцами
По ее глиняному грифу, ты поймешь,
Что в руках твоих вовсе не скрипка,
А любимая женщина;
От избытка счастья с ней
Разлетелось вдребезги твое шелковое сердце, —
То самое сердце, что говорило о ней
Как о своей гостье из будущего,
И вечерами при свечах
Любило повторять загадочную фразу,
Навеянную классиками:
«Любовь — это рубашка,
Что дана нам на вырост».
* * *
Михаилу Гофайзену
музыка рождалась из духа трагедии
и была она вестью
и весть была вещью в себе
и эту вещь в себе
нельзя было передать другому
но музыка не умирала
у другого человека другая музыка
тоже рождалась из духа трагедии
по мере преодоления ступеней судьбы
и судьба была роком
и рок был рэпом
и рэп был криком
и крик был молчанием
и молчание было золотом
и ангелы были его старателями
и крупицы молчания
тщательно промывались ангелами
поэтому вода под ситом
снова засорялась речью
и речь опять не знала
стать ей в этот раз музыкой
или угаснуть обетом
раствориться в абсолютной немоте
Море — это такой наркотик
Нежусь, как черный котик,
Скоропалительно меняю мнения.
Море — это такой наркотик,
Наружного применения.
Греются в пене ноги:
Волн крутых биеннале.
Море — это улыбка Бога
В глянцевом неба журнале.
* * *
Из подполья своего поутру
Вышел ежик погулять по двору.
Только Леночка, звезду сторожа,
Голой попой напугала ежа.
Библия больше меня
библия больше меня
но познав по-библейски
женщину
я становлюсь меньше себя
библиофилом с расширенными зрачками
дерево растет вверх и вниз
но подземный рост важнее
дерево дышит корнями
листья — только его зеленое платье
его театральное представление
а пестрой изобильной осенью
деревья демонстрируют миру боди-арт
дерево больше меня
но когда-нибудь
я тоже стану деревом.
* * *
скажи свое имя дважды
а после хоть вены режь ты
но промысел мой отважный
разбудит твои надежды
скажи мое имя дважды
и я исцелю от жажды
скажи свое имя дважды
ты помнишь прошла сквозь глушь ты
но если свой лик отдашь ты
мы больше не будем чужды
скажи свое имя дважды
хоть нет в том особой нУжды
сумеешь унять ли дрожь ты
как только изгонишь блажь ты
но всуе меня не трожь ты
пусть даже горишь от жажды
уж лучше посей-ка рожь ты
и колос златой отдашь ты
ЗАКЛИНАТЕЛЬ ТЕНИ
Пустынная аллея и фонарь.
Отходя все дальше от ночного светила,
Я заметил
Нарождавшуюся под ногами
Тень.
Она вырастала из-под ступней,
Ширилась,
Расползаясь по дремучему асфальту.
Вот она уже вдвое больше меня,
Втрое,
Вчетверо…
Громадное существо на ходулях —
Приходилось ли мне
Когда-либо видеть себя таким?!
Я был заколдован
Собственной тенью —
И поспешил в обратном направлении.
Теперь фонарь впереди меня.
Тень появилась снова — теперь сбоку;
Она уже соответствует
Моим представлениям о себе,
Я могу погладить ее по голове,
Я могу разговаривать с нею на равных.
Но фонарь все ближе и ближе,
И двойница-тень тает на глазах,
Исчезая в подвенечном воображении.
Мое маленькое солнце над головой!
«И куда убежишь от осиянности?»
* * *
Твои глаза прозрачны и глубоки,
Как воды Стикса.
Волосы твои роскошны и пахучи,
Словно висячие сады Семирамиды.
Тело твое так прекрасно,
Что оно выталкивает пенную воду из ванны,
Когда ты в нее ложишься —
Не об этом ли думал Архимед,
Открывая свой бессмертный закон.
Последним днем Помпеи
Стал для меня день,
Когда я впервые встретил тебя.
РАСКОПКИ ВРЕМЕНИ
Я блуждал по лабиринтам города,
Заживо погребенного
И затем раскопанного.
Я пил из амфоры святотатства.
Пыль прошедших эпох
ПосыпАла мне голову пеплом.
Что ищешь ты в недрах земных,
Мертвый город?
Неужели и впрямь
Время — самая могучая из стихий?
(Не сбивай меня, Татуировщик Печали!)
Я ходил по Мертвому городу,
Как будто листая страницы
Повести своей жизни.
Не погребает ли давно потухший,
Но денно и нощно действующий
Вулкан событий
Трепетные города нашего прошлого?
Не такова ль судьба всего сущего?
Все это можно прочесть в своем сердце.
Прочесть —
И присыпать пеплом новых переживаний,
Чтоб идти дальше.
* * *
1.
Камерный человек
Сидит на берегу моря
И слушает рокот волн.
Он протирает канифолью
Смычок своего одиночества.
Музыка! Фиолетовые волны небытия
Накатывают одна за другой,
Дублируя песочные часы берега.
Как же тесно мне в твоем саркофаге, Время!
Земля раскидывает над собой шатер звездного неба.
Море! Оракул души бессмертной!
Буря и штиль равновелики
В сердце камерного человека.
Весь видимый мир —
Грот его космического уединения.
2.
Человек для немногих
Слушает музыку,
Декольтированную
Из платья своей бессмертной Возлюбленной.
Он утопает в висячих садах ее волос;
Он гладит ее пряди,
Роскошные, словно взошедшая
Колосьями в небе любовь.
Он еще не в силах говорить;
Он еще не в силах поверить,
Что ее можно взять с собой
В свое беспримерное одиночество,
Подобное живой рыбе,
Оставленной на морском берегу;
Что она, его бессмертная возлюбленная,
Никогда не станет помехой
Сервированному празднеству духа.
Зори! Они одни понимают
Пульсирующий ритм его мыслей.
Храм сердца недостроен:
В нем недостает одного кирпичика.
Камерный человек задумался:
Где ему взять этот кирпичик?
НАТЮРМОРТ
Скользящие руки художника
Рисуют натюрморт —
И обволакивают его странной жизнью,
Стремительной, как откровение,
Влажной, как страдание,
Терпкой, как коктейль времен.
Веер времени замирает
В бесстрастных руках Немезиды.
Все самое важное в мире
Начинается именно тогда,
Когда как будто бы
Ничего не происходит.
Люди подобны вратам мира,
Которые Бог-ребенок запер на ключ —
И забыл его у себя в кармане.
* * *
Душа, как скрипка, пела
На синем вираже.
Летиция летела,
И не было предела
Большой ее душе.
Вдруг солдат расстегнул амуницию:
— Посмотрите, летает Летиция!
Оглянулась, проехав, полиция:
— Посмотрите, летает Летиция!
И такая была в этом грация,
Что пространство вдруг впало в прострацию!
Вдохновенной, влюбленною птицею
На судьбою парила Летиция.
…Душа, как скрипка, пела
На синем вираже.
Летиция летела,
Летиция летела —
И не было предела
Большой ее душе.
Академик РАН*
Кто-то смертью сыт, кто-то жизнью пьян,
Кто-то износил платья и жакеты.
Ну а я теперь — академик ран:
Пламенный привет, братья-моджахеды!
Жизнь берет судьбу грубо на таран,
Ей дурной пример подал Талалихин.
Только я теперь — академик ран,
И ко мне репьем не пристанет лихо.
Бредит, но бредет мыслей караван.
Не к добру подчас людям перемены.
Ну а я теперь — академик ран:
На себя я взял боли ойкумены.
______________________________________________________________________
*РАН — распространенная аббревиатура: Российская Академия Наук. Здесь: игра
слов.
Облачный фронт
Мы искали свой путь среди скал,
Мы на дух свой накликали фронду.
Но Верховный не зря отозвал
Облака с атмосферного фронта.
Мы противника брали на понт.
Мы его не считали за ровню.
И рассеялся облачный фронт.
И окрасились пастбища кровью.
А наметилась распря — не ной.
Ты, быть может, герой, а не зритель.
Берегись. Если вдруг за спиной
Зазевался твой ангел-хранитель!
…И опять мы их брали на понт,
Стрелы молний в пучину метали.
Но иссяк атмосферный наш фронт —
И разверзлись пустынные дали.
Хлынул ливень, нежданный, как дар.
Град ударил по выбитым стеклам.
Нет, не зря выпускали мы пар,
Примиряя холодное с теплым.
* * *
Подкрадется унынье — гони взашей!
Лечим действием ожидание.
Мышление — это сотни тысяч мышей,
Напряженно всматривающихся в мироздание.
Маршируют мыши по сонной Москве,
По Красной площади и Красной Пресне,
И красный кавардак у них в голове:
Плачи, стенания — и, нежданно-негаданно, песни.
Только люди не слышат их тонких шагов,
И не может в гору идти калека.
И скачу я, светлей гималайских снегов,
Белой мышью по клавишам века.
* * *
Тебя уже нет, а твои подарки
Даже не успели износиться,
И мне порой бывает страшно прикоснуться
Ко всем этим плащам, ботинкам, сорочкам —
Последним пережиткам
Лишь во мне продолжающего жить прошлого,
Безвозвратно ушедшего,
Но — бесценно дорогого.
Увы, вещи порой живут дольше, чем люди —
И только воспоминания детства
Подчас образуют с предметами
Некий паритет долговечности.
Когда ты извлекла меня из своего чрева,
Нас стало двое. Теперь тебя позвали обратно,
В лоно земли, и я остался один,
Еще не до конца понимая,
Что же мне делать с твоей душой,
Так странно переселившейся в меня.
Возможно, я открыл новую религию,
Уверовав в бесконечность
Чередования коротких и длинных рокировок,
Когда шахматный король
Может позволить себе пренебречь
Заблаговременным снаряжением
Небесной ладьи к отплытию в вечность.
Милая, бедная мама…
Цугцванг
Толпа площадная опять не дает мне прохода.
Гроссмейстер застыл над доской в ожидании хода.
Идем босиком мы по тоненьким краешкам лезвий,
И хочется нам, чтобы времени ход был полезным.
Цугцванг — это долгое бремя от Цуга до Цванга.
Об этом писала баллады безумная Ванга.
Цугцванг — это путы, сомненья и часто вериги.
Непруха, столбняк, депрессняк,
пересмешник блицкрига.
Цугцванг — это мили пустыни от Инда до Ганга,
Об этом шептала Пилату безумная Банга.
Мы нежно станцуем с тобой аргентинское танго,
Мне страшно биенье сердец доводить до цугцванга!
Но выпад клинка ускоряет эффект бумеранга.
И каждый защитник невольно похож на подранка.
Гроссмейстер застыл над доской в ожидании хода.
И — нету полезных ходов у держав и народов.
* * *
Что наши дни? Судьбы заем,
Пусть даже лиц не повторяем,
Смертью друг друга мы живем,
Жизнью друг друга — умираем.
Мы на войну пошли вдвоем.
Он спас меня, в огне сгорая.
Смертью друг друга мы живем,
Жизнью друг друга — умираем.
Все, что сбылось, что не сбылось,
Все, что случится в мире с нами,
Священный гул метаморфоз —
Нездешними навеян снами.
Век силуэтом встал в проем.
Что мы в сердцах ни вытворяем!
Смертью друг друга мы живем,
Жизнью друг друга — умираем.
Микроорганизмы
Спа — место, куда
съезжаются любители поспать.
Малахит — недостаток шлягеров у композитора.
Дантист — исследователь творчества Данте.
Сутенер — поборник сути.
Хоббиты — те, у кого много хобби.
Лифчик — маленький лифт.
Чистотел — душ.
Хрусталь — непрочная сталь.
Гуманист — завсегдатай ГУМа.
Колье — иголка в стогу сена.
Алкоголь — стриптиз Алки.
Генофонд — благотворительный фонд крокодила Гены.
Афродита — негритянка в Древней Греции.
Коттедж — жилище для котов и кошечек.
Тунеядец — поедатель тунца.
Простамол — простое средство от моли.
Даная — наложница данайцев.
Расея — страна рассеянных.
Шансон — последний шанс.
Мучитель — любитель мучного.
Облепиха — нашествие мошкары.
Паханы — те, кто больше всех пашут.
Шницель — маленькая пьеса Альфреда Шнитке.
Таксидермист — дерьмовый таксист.
Михалков — никак не Кончаловский.
Олигарх — олигофрен.
Какофония — отходы музыкального производства.
Материалист — сквернослов.
Мастурбация — массовый ввод турбин в эксплуатацию.
Назарет — резиденция Назарбаева.
Желтая пресса — китайские газеты.
Катаклизм — кошачья клизма.
Нудист — чрезвычайно нудный человек.
Нотариус — музыкант.
Капельмейстер — дождь.
Копчик — низкорослый полицейский.
Траханье — война моли с одеждой.
Вернисаж — недовольство работой трубочиста.
Шатенка — девушка, которую постоянно шатает.
Целлюлит — неотредактированное литературное
произведение.
Интерпол — трансвестит.
Архимед — главврач.
Вагина — проводница вагона.
Шайба — очень большое лицо.
Сосайтник — а) любитель леденцов; б) фальшивоминетчик.
Каналья — проектировщик итальянских каналов.
Косметика — то, что берут с собой в космос.
* * *
Два раза, два раза в жизни
Ты опоила меня ядом любви,
Дважды я принял от тебя
Это снадобье жизни и смерти.
В первый раз ты сказала, что любишь меня —
И погрузила меня в самый сладкий из снов;
Я спал долго и безмятежно,
Наслаждаясь взаимностью притяжения.
Во второй раз ты сказала, что любишь другого —
И рассеяла свое колдовство отравой пробуждения.
И был яд счастья мертвой водой,
И был яд измены водою живою.