Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 4, 2016
Рада ПОЛИЩУК, «Я и Я. Странные
странности»
М.: «МИК», 2014
Как подсказывает подзаголовок книги — «странные странности» — перед нами
необычное повествование, смесь разных жанров.
На всем широком поле цикла рассказов, повестей и романа «Я и Я» герои пребывают
на грани сна и яви, были и небыли. Это прикосновение к веществу жизни,
искаженному биополями мечты и неосуществимого.
Известный критик Лев Аннинский отмечает, что автору «дан
большой дар редкого, нестандартного видения той реальности, которая бьется в несмиренной, мятущейся одинокой душе, и она смеет и умеет
пронзительно и ярко писать о том, что, по ее словам, “только в кругу анонимных
сотоварищей по беде рассказать можно, чтобы каждый понял: он — не одинок…”»
Подсознание обрело голос и вывело длинный монолог, поделилось истинными
страхами и желаниями человека… Как правило, герои Рады
Полищук живут как бы вне социума и времени, но порою просматриваются бытовые
приметы, страхи и фобии советских времен. Например, в повести «Конец прошедшего
времени» фигурируют опасения женщин не прижиться в коллективе лаборатории
закрытого предприятия, не понравиться руководителю, не суметь вникнуть в
сложные, порой драматичные, межличностные связи коллег. Движущей силой в таком
сообществе является стремление во что бы то ни стало
оживить хоть чем-то унылую застойную действительность.
«Перемены всем нужны, — рассуждает автор, — чего-то новенького
всегда хочется в закостенелом однообразии будней, изо дня в день — как под
копирку, на худой конец даже перемены погоды сулят хоть какой-то перепад эмоций
— от брюзжания и раздражения до радости, всплеска надежды или просто
благодушия». В результате новое появляется… В тесном
мирке лаборатории все как бы вступают друг с другом в химические реакции, и
трудно понять, что получается на выходе. Работа и дом, семья и трудовой
коллектив так причудливо переплетаются и намертво сходятся, что подлинные
чувства людей почти невозможно отличить от корыстных расчетов.
А совсем уж странная странность подстерегает читателя в середине книжки, где
размещен небольшой рассказ о том, как супруги попеременно впадают в кому, ухаживают друг за другом и
меняют в корне свое отношение к любви и к своей второй половине. Сначала
думаешь: такого не бывает, но постепенно, вглядываясь в подробности, начинаешь
воспринимать рассказ как жизнь в миниатюре:
«…это не конец, не полное исчезновение, а нечто иное. Вектором неопределенного
направления назвала она этот участок пути. Здесь любовь телесная, яркая, яркая.
На пределе возможного, и небо, похожее на воду, и вода,
перетекающая в небо, и причудливые цветы, напоминающие юрмальские
сосны, и стихи, которые льются легко и свободно, будто притаившись, где-то лишь
ждали встречи с ней, она их не запоминает, не для чего, просто появилось еще
одно радостное переживание…»
Гиперболизированные события не превращаются в пародию, они возвышены и
поэтизированы и заставляют скорее поверить в фантастику перемен, в то,
что мы многое не знаем о себе и о природе человека вообще.
Очень трудно быть идеальным в мире разнокалиберной лжи. Поэтому монолог героини
романа «Я и Я» страстный, сбивчивый, нервный, однако разумно расчлененный
мудрым автором на главки-«лица». Ей трудно выучить
устав лицемерия. Ее растят целых четыре родителя: «со всех сторон, как котлету,
похлопывают нежные ладошки, вылепляя нечто до невыносимости совершенное». А
вокруг — обман и зависть. Вот и получается «Лицо, желающее казаться счастливым»
(так называется последняя глава романа), лицо, скороговоркой пересказывающее
свою, в общем-то, несчастную судьбу, когда после смерти бабушки стало ясно,
насколько все члены семьи разобщены.
Роман завершается красноречивым поступком героини, которая «на работе полдня в
помещении под зонтиком просидела», а затем с работы отпросилась, думая так:
«Если бы не лихорадка, я бы сейчас домой летела, крылышками брякала и песенку
свою напевала: “Я счастливая, счастливая, я очень счастливая…”»
Остается ощущение, что такой и должна быть концовка — автору виднее, он лучше
чувствует. Тут процитирую слова самой Рады Полищук из одного, посланного мне,
письма: «Писать и записывать — не одно и то же. Проза —
сложная субстанция: напряженная, живая, тонкая (и оборваться может, как петля в
вязании — и ничего не останется, только спицы и нитки, орудия труда)».
После знакомства с очередной историей от Рады Полищук хочется посидеть,
поразмышлять и снова заглянуть в книгу, окунуться в облака странного
притягательного вымысла. Автор повестей как по снежку идет, не приминает…
Ненавязчивый тон повествования, деликатность сохраняются даже в тех жестких
местах, где речь идет о пугающем социальном дне.
Вероятно, этот магнетизм текста обусловлен некоторой притчевой сжатостью и
загадочностью ее повестей. Писатель рассматривает героев в герметичном
контексте узкого круга родных и знакомых, за рамки которого они по тем или иным
причинам не выходят, что обеспечивает словно бы чистоту эксперимента.
Персонажам неоткуда черпать дополнительную энергию, им приходится все искать в
квадрате обыденной жизни. Таким образом, автор подталкивает читателя к мысли,
что человеку некуда и незачем бежать от своих проблем и комплексов. Все дело в
нем самом. Стоит лишь прикоснуться к ближнему, руку протянуть, постараться
понять, и тебе поможет даже враг.
Критик Владимир Гопман, откликнувшийся на книгу Рады
Полищук, справедливо отмечает, что «все произведения соединяются в единый
текст, в котором истории дополняют и продолжают друг друга, образуя общее
повествование, отчего книга приобретает некую эпичность и надвременность».
Энциклопедия «неправильных любовных треугольников» действительно складывается в
цельную картину, подобную затейливому узору калейдоскопа, все перипетии и
конфликты ее тонко связаны и осмысленны, поняты и прощены. Книга «Я и Я»
внутренне прожита автором как свое собственное бытие, потому и трогает, и
сердце волнует.
В повестях Рады Полищук действует принцип зеркала. Брат смотрится в сестру и
наоборот («Алька-Илька»), жена находит свое отражение
в муже, муж — в жене («Вектор неопределенного направления»). Кроме того, есть в
книге и более сложная рекурсия, когда герои смотрятся друг в друга и в зеркало,
и в этом зеркале отражаются и они, и сам автор, стоящий рядом. Каждый человек
ответственен за многих, потому что отражен во многих… Разбивается
зеркало одной души — трещину дают другие жизни и судьбы, а осколки не всегда
можно собрать и склеить.