Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 2, 2016
Олег Филипенко,«Стыд»
М.: «Вест-Консалтинг», 2015
Повесть, написанная в начале 90-х, отлежавшись в архивах автора почти
четверть века, вышла в свет только сейчас, но не утратила своей актуальности.
Несмотря на то, что в повести объемно и живо передан дух времени, а вернее,
безвременья начала 90-х в России — в частности, в Москве, где происходит
действие, глубина ее сути не в них и не в бытовых сложностях жизни, которых у
главного героя предостаточно.
Из них запоминается только то, что он постоянно обедает в неухоженных
пельменных или диетических столовых, живет в грязной квартире, которую ему
выделили от ЖКХ при устройстве на работу дворником — подобная квартира являлась
неким островком надежды на пмж в столице для
провинциалов; еще вспоминаются «пятнашки» — 15 коп. для звонков из уличных автоматов, а также ретроспективы
иностранных фильмов в кинотеатре «Москва», но самое яркое — уже возникший на
противоположной стороне от памятника Пушкину, еще не избавившийся от очередей,
«Макдональдс».
Не это главное в повести, а идея неприкаянности таланта в
окружающим его несовершенным мире. Эта идея вечна. Она
начинается с поиска смысла жизни и своего места в ней, с психологической
проблемы юношеского нонконформизма в обществе, кажущимся
враждебным, злым и несправедливым. На твои изобретения, фантазии и таланты всем
наплевать. Что же касается других «драм» художника, то от лица героя приводится
комический, но емкий пример:
«…Я просто прошу вас представить себе Пушкина, скользящего пером по бумаге в
приливе вдохновения. Допустим, он выводит: “В томленьях грусти безнадежной, в
тревогах шумной суеты…” И вдруг, представьте себе, когда он выводит это, его
останавливает какой-нибудь Сидоров, стоящий у него за спиною… и говорит:
“Саша, строчку “В томленьях грусти безнадежной” замени на
“В томленьях сладостных и смачных” — так будет лучше”».
В XX столетии проблему отстаивания своих убеждений в регрессивной среде, в том
числе и в искусстве затронул еще Д. Д. Сэлинджер в романе «Над пропастью во
ржи», им зачитывалось молодое творческое поколение 60-80-х. В эти годы назревал
протест против сложившихся социальных устоев и современной морали
приспособленчества, — к ним по тарифу молодежного максимализма предъявлялся
самый высокий счет.
Некоторые параллели наблюдаются между героем Сэлинджера Холденом
Колфилдом и героем повести «Стыд» Олега Филипенко. Первый был отчислен из закрытой школы Пэнси за неуспеваемость, второй — отчислен из московского
театрального института перед самым получением диплома за то, что отказался
участвовать в бездарном дипломном спектакле. Оба героя — ценители литературы,
театра, музыки, поэтому отвращение обоих к обывательщине,
банальности, лжи в жизни и искусстве приводит к разочарованию и внутреннему
протесту, желанию порвать, не предав свои идеалы, даже с теми, от кого зависит
твоя дальнейшая жизнь.
«Но жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». Эта цитата, набившая
оскомину со времен советского детства, все-таки срабатывает в обоих случаях, с
обоими героями, иначе бы им пришлось спрятаться в лесу. На самом деле — это не
их задача, так как, отрицая, они переживают за происходящее вокруг, а потому
оба являются самыми активными социальными героями.
По характеру персонаж Филипенко более мягок и добр
(подселяет к себе такого же неприкаянного товарища Кирилла), с уважением
относится к девушкам, какие бы отношения у него с ними не возникали — дружеские
или любовные. Он способен пожалеть о своих поступках и в чем-то пойти на
уступки, но только не в самом главном и принципиальном, что составляет смысл
его жизни — искусство, творчество. Иногда он произносит философские монологи на
тему «весь мир — театр» и кажется претенциозным, но в целом это приятный,
милый, симпатичный и тактичный парень, старающийся обходить острые углы в
общении.
Пытающийся вырваться из навязанных упадочным временем
«культурных» схем низкого вкуса, герой «Стыда» (а ему действительно стыдно и за
опустившееся ниже плинтуса современное театральное искусство, и за Москву 90-х
— прежний город-мечту, и за себя самого, загнанного обстоятельствами в угол) аппелирует к восхищающим его авторитетам: режиссерам
Анатолию Васильеву и Андрею Тарковскому, к русской и зарубежной классической
литературе. Но он не может пойти на компромисс, признав постановку
своего учителя чем-то значительным в искусстве, хотя и понимает, что получение
диплома — очень важная для него задача, решение которой дает право на
дальнейшее устройство по выбранной специальности. Несмотря на драматические
коллизии, книга эта полна юношеского задора и надежды. Ее можно даже назвать
веселой.
Молодежь в повести — друзья, знакомые, товарищи героя по институту, — это люди,
также оказавшиеся волей судьбы в безвременье, и им, каждому по-своему,
предстоит испытание на прочность и выживание в переходном, нестабильном
обществе.
В каком-то смысле повесть «Стыд» исторична, так как в ней зафиксирован
определенный отрезок времени на границе развала Советского Союза и становления
России. И название ее поэтому не случайно. Его можно
соотнести как со стыдом за себя самого, так и со стыдом за все происходящее
вокруг, и хотя о политике не сказано ни слова, объективное, правдивое описание
окружающего мира не дает ошибиться в том, что страна переживает кризис. Сейчас,
когда кризис переживается страной на новом витке, эта повесть более, чем актуальна. Герой параллелен своей стране в прохождении
критического этапа и неотделим от нее. Он воплощает в себе ее мятущийся в
поисках выхода из тупика дух, — свободный, не озлобленный на обстоятельства,
надеющийся на лучшее. Впрочем, пока еще такой же бездейственный и мало в чем
себя обвиняющий, хотя акт сожжения дневников доказывает пересмотр позиций героя
и его духовный рост, отказ от чего-то недостойного в
себе — эгоизма, тщеславия, равнодушия. В герое есть тот здоровый и молодой
потенциал, который наверняка приведет его к возрождению и успеху в будущем.
Поэтому повесть не кажется пессимистичной, а судьба главного персонажа
безнадежной, как не кажется нам безнадежной судьба России, параллельно
переживающей сложности.
Очень отрадно, что еще одно свидетельство времени и раздумья о пути таланта
воплотились в хорошей, добротной прозе поэта и прозаика Олега Филипенко.
Наталия ЛИХТЕНФЕЛЬД