Стихотворения
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 7, 2015
Владимир АЛЕЙНИКОВ
Поэт, прозаик, переводчик, художник. Родился в 1946 году. Один из основателей и
лидеров знаменитого содружества СМОГ. В советское время публиковался только в
зарубежных изданиях. Переводил поэзию народов СССР. Стихи и проза на Родине
стали печататься в период Перестройки. Публиковался в журналах «Дети Ра», «Зинзивер», «Знамя», «Новый мир», «Октябрь», «Континент»,
«Огонек», «НЛО» и других, в различных антологиях и сборниках. Автор многих книг
стихов и прозы. Лауреат премии имени Андрея Белого. Живет в Москве и Коктебеле.
С ТЕХ ПОР
Полюбили и мы с тех пор,
Как узрели красу безмежья,
Край туманов и смежных гор
По Кавказскому побережью.
Как безденежье ни казнит
И безмужье ни мучит женщин,
Ты восходишь всегда в зенит,
Стародавней грядой увенчан,
Оправдавший доверье край!
И покуда я это знаю,
Пробуждается — только дай
Ей разгон — высота земная,
Что иное пошлет к чертям,
А иное возвысит славно! —
И на равных играя там,
Не забуду и я подавно
То, что далью отведено
В мир судов, отслуживших людям, —
Нет, не дам я, прозрев давно,
Если даже сюда прибудем,
Нарекать отрешеньем снов
Эту гавань, где ржавь увяла!
И когда вам не хватит слов,
Я свои уступлю сначала,
Возвышая, как якоря,
Адреса моих странствий малых, —
Ведь недаром вела заря
И звезда наверху внимала!
И недаром сейчас сквозь шум
Уходящих согбенно листьев
Мне не гордость придет на ум,
А предвестье событий мглистых, —
Слишком много уж в мире глаз,
Проморгавших свои ресницы,
Озирающих ночью нас,
Точно были у нас зарницы
Не такие, как все вокруг, —
Да! наверно, и это было —
И как птицы летят на юг,
Мы на юге вбирали силы,
Чтобы снова судьба цвела,
Как неласковые растенья, —
Осыпает, как цвет, дела
Возмужавшее поколенье, —
Что от женской теперь игры?
От ненастного восхищенья?
Да помучат нас до поры,
До подлунного всепрощенья
Все дороги и все мосты,
Все связующие удачи, —
И поступки мои чисты,
И, наверно, нельзя иначе.
___
Ну-ка выну я в сентябре
Залежавшуюся скрыпицу,
Чтобы тополь был на горе
И была под горой девица,
Чтобы горлицы чуял зык
Через ветр к деревам грядущим
И узоры казал рушник
Временам, далеко идущим,
И криница, ведром звеня,
Извлекла для меня из глуби
То, что с детства хранит меня,
А теперь, понимая, любит.
Нет, не знал ты, козак Мамай,
Привязавши коня у брода,
До чего изменился край,
Где как брага была природа!
И теперь, если балку взять,
Запрокинутую предвзято,
Чтобы небо в нее вобрать,
Слишком белой должна быть хата.
И степное мое житье
Через реки и через кручи
Не забава, не забытье,
А подобно земле, живуче,
И зыбучесть надстройки всей
Над ее нутряным разбегом
Рассыпается без осей,
Не приемлема человеком.
Нет уж проку от связей тех,
Возлегающих, воздыхая,
Там, где ближними правит грех,
Как верхушка у малахая,
И посмотришь порой назад —
Что ни шаг, ошибался часто, —
Но откуда бы взялся сад?
Не взошел бы он сам — и баста!
И сейчас я откинул прядь,
Точно занавесь я откинул,
И увидел: ни дать, ни взять,
Я, пожалуй, из сердца вынул
Эти выходки или блажь,
Или к ближнему тяготенье, —
Не вошли бы прощанья в раж,
Если б не было мне прощенья!
Как щиты, растеряв плащи
По путям, где не то оставишь,
Я блаженствую — не взыщи —
Пусть меня ты и в грош не ставишь,
И меня не откинешь прочь —
Я не желтая кость на счетах! —
И не то, чтоб ты не охоч,
Не кумекаешь ты в щедротах.
Не учи меня, хлопче, жить,
Насыщаться наречьем вещим! —
Да и суть твою, волчья сыть,
От рожденья дождями хлещем!
И никак я не насмеюсь
На уловки — пусты как лавки! —
Загибайся да сгинь, детусь,
Изгибая гвозди в булавки!
Колымагу бы вам на всех,
Чтобы ехали в подземелье,
Где распух преисподней смех
И завязло в зубах похмелье!
Не мешай мне, свора, дышать!
Не шурши подгоревшей шерстью!
Не успеешь пожитки взять —
Подпалю! исчезай ты перстью!
___
Ну а та, с кем и встречи нет?
Что она? с голубями ладит?
Наклонясь над теченьем лет,
Ни за что ничего не сгладит —
И глядит, как воды уклон,
Раздвоясь и змеясь, стекает,
И на горле есть медальон,
И минута не отпускает.
Мне и росчерк звезды знаком,
Промелькнувший во мгле вокзальной,
Отозвавшийся слез комком,
Точно записью целовальной,
Мне и город почти не враг —
Пусть негоже корежить участь —
Но зачем, поступая так,
Не пустил он к себе певучесть?
___
Возвратись ко мне, юга брег!
Здесь шуршат по кустам обертки
И вовсю коротают век
Царедворческие увертки.
Коли нету мне лет простых,
Целомудренных неуклонно,
Покачусь-ка в местах святых
Виноградинкою с Афона.
Баловство погибать пойдет
Под тяжелою моря ношей,
Чтобы звезд годовой подсчет
Головой покачал хорошей.
И тревожа морской дозор
Прозреванием олеандра,
Что-то шепчет, потупя взор,
Прорицательница Кассандра.
* * *
Вот и вечер — томленье с риском,
Грешный дар фонарям опальным, —
Слушай песню о самом близком —
Сердцу тесно в изгнанье дальнем.
Вот сказанье о граде славном,
Интуиции уст касанье, —
Мне ль не помнить о самом главном,
Ближе всех затаив дыханье?
Пусть мерцает огней кривая
И томится в цепях годины
Мир единый, лицо скрывая,
В подчинении у судьбины —
Вот и вечер — томленье с риском,
Грешный дар фонарям окрест, —
Слушай песню о самом близком —
Сердце известь вестей разъест.
Вот сказанье о граде славном —
Интуиции уст коснусь, —
Мне ль не помнить о самом главном,
Если ранее всех вернусь?
Пусть мерцает огней кривая
И томится в цепях борьбы
Мир единый, лицо скрывая,
В подчинении у судьбы.
Слушай! — сразу за домом крайним,
Там, где лунный отточен серп,
Стая птичья, причастна к тайнам,
Сладко спит меж прибрежных верб.
Там наитье насквозь пронзило
Тело тьмы, на слова скупой,
Чтоб чутье забытью грозило
И река не была слепой.
Волшебства уловив движенье,
Не замечу ли я вблизи
В изумрудном листвы броженье
Золотой завиток стези?
Что изречь мне? чему случиться?
Зыбок час, как ночной песок, —
Наваждением станут биться
Крылья бабочек в потолок.
Там, над кровлями, тем не спится,
Чье вниманье родным зову, —
И воздушные колесницы
Появляются наяву.
И выходят из них маэстро
С королевскою сединой,
Отыгравшие для оркестра,
Прозвучавшего надо мной.
И шагнув к ним навстречу с чашей,
Полной пенистого вина,
В честь единственной жизни нашей
Пью, как равный, за них, — до дна!
* * *
Круговая порука ночи!
Отучи меня от оседлости,
Чтоб нежданно поднять мне очи
В этой милости, в этой светлости.
Мы и так до тебя охочи,
Не корысти завязь, а повести,
Чтобы речь не была короче
В этой радости, в этой горести.
В этой области новость кажется
Растворенною в неизбежности —
Но душевная грусть уляжется
В этой ясности, в этой нежности.
Словно в храме — святых деяния,
Эти звезды в груди храню давно —
И, прошедший чрез покаяние,
На земле твое не виню окно.
Подари мне вдруг тишины глоток
Этой странной порою белою,
Чтобы утро, сердце застав врасплох,
Не вернуло все, что ни сделаю.
Пусть же каждый шаг мой туда ведет
Этой тропкой осиротелою,
Где судьбу поймет и других найдет,
Где застынут парки зальделые,
Где мосты опять за собой зовут
То ль ко младости, то ль ко святости,
Где мечты еще за рекой живут
В неподвижности и крылатости.
Все торжественно и бесшумно так,
Все воздушно так, приближенное,
Чтоб навеки время воспринял зрак —
Заснеженное, протяженное.
Чтобы улиц этих постичь разбег,
Как дитя, желать продолжения,
Потому, наверно, и выпал снег
С неизбежностью притяжения.
Потому, пожалуй, в который раз
Нескончаем ночи высокий ход,
Что других она не дождется глаз,
Не коснется слуха который год.
На театр посмотрит — заснул, чудак!
По афишам сыплет густым снежком.
Может, счастье, стольким нужное так,
Поспешит за крыши крутым шажком.
Как же мне лета на земле жалеть —
Про себя хотя б, просто так, без слов,
Если каждый час за нее болеть,
Если каждый миг умереть готов —
И воскреснуть вдруг посреди зимы —
И достичь таких золотых высот,
Где давным-давно не бывали мы? —
Только это чувство людей спасет,
Только это чудо само грядет
И согреет руки свечьми светил!
А ходить устану — другой придет.
И туда пойдет, где и я бродил.
* * *
Снова дождь — неуклюжий, валкий
Путешествует ветер в листве —
Ах, как пахло ночной фиалкой,
Бузиною, хмельной и жалкой,
Что плохою была весталкой,
Иссушившей уста в молве!
По стеклу проползают капли,
Точно в обмороке, во мраке, —
То ли выдохся хор в миракле,
То ли брешут в садах собаки.
По мотивам коры вишневой
Нам когда-нибудь сказку сложат,
Старой истины с песней новой
На минувшее не умножат.
И, пожалуй, совсем не важно,
Что опавшим простится листьям, —
В этом городе все отважно,
Что впридачу дается к мыслям.
Неуместнее ноши тяжкой,
Почему-то он ни при чем —
На веранде мелькнет рубашкой,
На крыльце зашуршит плащом.
И опять-таки в том и дело,
Что присутствует он вокруг —
То ли прятаться надоело,
То ли весь он и вправду друг.
Далеко ли его окинут
Взором, горьким, как этот хлад? —
То ли он навсегда покинут,
То ли мне он и вправду брат.
У себя ли спросить? — не скоро
Сам ответишь и сам поймешь —
Снова дождь — посреди простора
Он постиг глубину раздора,
Драму осени, злую пору,
Где стоишь ты и где поешь.
* * *
Что нередкие бил баклуши,
Что немели от пут язычества —
Слишком помнишь: на то и души
Нам дарованы здесь, где глуше
Лютый страх, где проникнут в уши
Песнопенья холмистой суши
За окошком, где, тишь наруша,
Не зегзицы кричат — кликуши —
Отчего? — я давно не трушу,
Но смутит меня их количество.
Отчего меня привлекает
То, что я не знавал, упрям, —
И к чему-то взор привыкает,
Как ребенок, дичась, к рукам?
Отчего, ослепляя ласкою,
На словах вороша года,
Изумит над цыганской пляскою
Назревающая звезда?
Что не выдумал — то не выдумал,
Ну, а видывал — что же с ним?
Как расплачутся над обидами
Да цветет по ночам жасмин.
* * *
Заборы — стражи при садах,
Безмолвные свидетели
Того, что в листьях и звездах
Невольно заприметили.
На кухне скиснет молоко,
Луна заглянет в зеркало —
И сразу видно далеко,
Чего б ни исковеркала.
Гримасой боли искажен
Провал двора просторного —
И взгляд границей раздражен
Средь белого и черного.
Метнутся тени на крыльцо —
Но маской криворотою
Закрыто здания лицо,
Хотя и с неохотою.
Пускай страдать мне суждено:
Лишь только о победе я —
Уйдет на цыпочках окно
За отзвуком трагедии.
Душа свиданья заждалась,
Устала от бездомицы —
И холод осени, бранясь,
Напрасно в двери ломится.
Молчу, хоть нечего молчать
В обнимку с непогодою,
Прощу, хоть некого прощать, —
Все проще год от году я.
Двоится, может быть, опять
Виденье неотвязное,
Чтоб вам хотя бы не проспать
Радение пристрастное.
Но нет возможности поднять —
И, спячкой избалованы,
Не станут слушать начинать,
Ненастьем зацелованы.
Уже готовится к зиме
Большеголовый маятник,
Зане воздвигнут на холме
Не выданному памятник.
А что до тайны, то она
К забывчивым причислена.
И так от нас отдалена,
Что звать ее бессмысленно.
Впустите лучше! — я продрог,
В бреду искал пристанища,
Всему та свете поперек, —
Уроки эти ранящи.
Упреки эти тем сильней,
Чем сердце в нас отважнее,
Чем ночь бессонная темней,
Чем клич ее протяжнее.
Отречься можно бы не раз —
Что проку в отречении,
Когда сгущается у глаз
Подводное течение —
И вот с алмазом изумруд
Держу уже в ладони я,
И это — пот, и это — труд,
Незримая агония,
Созданье темного нутра,
Стихии созревание,
Рыданье сердца до утра,
Утрат самосгорание,
Почти на грани бытия
Пример долготерпения,
Итог незыблемый чутья
И зренья обретение,
Где скупо форточку толкнешь,
Обидишься, приметишься,
Где впрямь аорту разомкнешь,
Но с истиною — встретишься.