Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 11, 2015
Элла Крылова, «Воскреснув из-под снега». Санкт-Петербург, «Геликон плюс», 2015
Новая книга Эллы Крыловой «Воскреснув из-под снега» произвела на меня
сильное и, вместе с тем, очень тяжелое впечатление.
Умение писать короткие, пронзительные и мудрые стихи, которым Элла владела
всегда, в новой книге достигло, пожалуй, кульминации. «Цветы», «Эскиз», «Что
мне прогресс…» — Элла, вероятно, не случайно начала ими свою исповедальную
работу. Строчки точны, благородны и — мучительно правдивы. Прошу читателя не
думать, что я пишу только о том, что открылось на первых же страницах. То, что
я назвал «короткими стихами», пропитывает всю книгу и сообщает ей действительно
характер эсхатологической исповеди. Особенно точно подтверждают мое ощущение
вот эти катрены:
Весна не принесла
ни радости, ни силы.
Опущены крыла,
и снова — страх могилы.
Болезненной весны
скорей бы завершенье —
возвышенные сны
И Божие прощенье.
Я могу предположить, чем определена трагическая и даже безысходная тональность — конечно же, уходом Эллиной мамы. Не случайно в книге столько превосходных, до слез искренних стихов посвящено ее памяти. Нет, не памяти — самой маме… Из многих стихов этой темы лучшими мне кажутся два — по странной случайности оба носят одинаковые названия: «Письмо». Первое — «Мама, а у нас сейчас весна…» — светлое и все же очень горькое в своем главном посыле:
И живые с мертвыми — родня.
Смерть важнее жизни для меня.
Второе — «Перед глазами вновь и вновь / моя измученная мама…» — более откровенно в своей безысходности. И тяжек упрек, брошенный Богу:
Зачем ты мучаешь, Господь,
свое несильное творенье,
и душу мучаешь, и плоть,
и не даешь успокоенья?
Есть и третье «Письмо» — «Ты и в старости сохранила повадку леди…», — но
первые два меня оглушили сильнее, хотя в этом третьем письме есть
пронзительно-трогательная строчка: «Не старухой была, а принцессой, моя
Одетта».
Как читатель я книгой восхищен. Как человек, которому небезразлична судьба
поэта Эллы Крыловой, я боюсь за нее. Ибо запредельно сильно ощутимо ее
отчаянье, ее погружение в тему конца, исхода, потусторонности. Однако есть у
меня надежда, что поэт — существо иного рода, чем прочие смертные, и что ему
дано соотноситься с Богом, жизнью и смертью иначе, чем остальным. И еще мою
надежду питают стихи, посвященные некоему С., постоянному адресату Эллиной
любовной лирики. Особенно вот эти:
Я опять обопрусь на твою надежную руку,
и пойдем мы мимо зеленых кленов
вокруг пруда гулять, поездов в даль зовущему звуку
благодарно внимать — двое вечно юных влюбленных…
Только озаренный любовью и талантом человек способен к таким словам.
Элла Крылова — поэт замечательный. Наверное, таких,
как она, ведет Бог. Но хочется от всего сердца пожелать ей не укорачивать
своего пути чрезмерной скорбью. Она лишь часть жизни.
Марк ШЕХТМАН