Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 11, 2015
А. Корамыслов, «Песни мудехара»
Санкт-Петербург: Свое издательство, 2014
Количество привычных вещей, населяющих пространство жизни, определяет степень комфорта существования. Куда как удобнее просыпаться каждое утро в одной и той же кровати, ходить по одному и тому же коридору до ванной комнаты или кухни, пить один и тот же кофе из одной и той же чашки, потом ехать на работу обычной дорогой, общаться с людьми, которых знаешь как облупленных, к вечеру снова возвращаться в один и тот же дом и ложиться спать, опять же, в одну и ту же кровать. Конечно, первая реакция на вышесказанное будет негативной. Читатель поспорит, мол, обыденность, рутина, быт и все, что близкородственно к этим понятиям, утомляет, мешает развиваться личности — душе необходим полет в неизведанное, а мысли — постоянная «смена картинки» — предмета познания. Это не так.
Штирлиц идет по коридору — раз,
Штирлиц идет по коридору — два…
Попробуйте лишить себя привычных вещей: жить в другом доме, ходить на другую работу, общаться с незнакомыми людьми. Поменяйте жену / мужа, выгоните собаку, заведите кошку. Новая жизнь на какое-то мгновение создаст иллюзию праздника. Но сколько драгоценного человеческого времени вам потребуется на то, чтобы привыкнуть к новым вещам? Жизнь не просто останавливается. Вас отбрасывает назад на несколько лет. Вы будто снова оказываетесь первый раз (пусть и в другом, но все же) в первом классе. Дальше — хуже. Скоро вы поймете, что махнули, как говорится, не глядя — шило на мыло. Как отпала душевная необходимость в первом предмете — шиле, так и не стало никакой надобности во втором — мыле. А может случиться и такое, что, обретя мыло, вам вдруг остро понадобится шило. Тогда вы непременно приметесь коротать часы досуга, оплакивая безвозвратно утерянное. Не надо отказываться от того, что имеете, ради чего-то другого, эфемерного. Лучше добавьте к хорошо знакомому что-то новое. Пусть будет больше привычного. Еще больше. Еще. Познание самого себя, равно, как и окружающего мира, через увеличение количества хорошо известного. Чем больше точек опоры, тем тверже шаг.
Штирлиц идет по коридору — восемь,
Штирлиц идет по коридору — девять,
грянулся бы Штирлиц орлом оземь,
обратился бы облаком, полетел к деве…
Пусть еще не пора — но можете не сомневаться —
он все-таки выйдет, с молитвой под козырьком, наружу.
Штирлиц идет по коридору — семнадцать
горячих мгновений неся сквозь цифровую стужу…
Пример внутреннего обогащения — не за счет полного отказа от сложившихся в
современной русской поэзии традиций, но за счет приращения к ним вновь
появившихся смыслов — хорошо виден в книге стихотворений «Песни мудехара» Александра
Корамыслова. Подчеркнутая необязательность формы не конфликтует с привычной — устоявшейся. Она не выступает противовесом
классической, не отрицает ее, но отстаивает право на равенство при совместном
существовании. Почти как существование разных человеческих рас (и цивилизаций,
кстати) при равных правах в одном, едином пространстве. Привычные
читательскому глазу «возвышенные» кирпичики четверостиший вполне гармонично
соседствуют с прозаическими клочками фраз, которые похожи на выдранные из
газетной передовицы унылые строчки. Можно было бы усмотреть в поэтике
Александра Корамыслова элементы эклектики, если бы бессистемность в выборе
авторских средств была напыщенно явной. Но продуманные, почти ступенчатые,
аккуратные взлеты и падения мешают подобной оценке. Слишком упрощают. Автор
находится в процессе упорядочивания хаоса. Он хорошо понимает предназначение
каждой вещи, поэтому знает, где они должны лежать и где они лежат сейчас и,
главное, почему произошло так, что вещи оказались не на своих местах.
апостол Пётр приходит в ЦЗН
с молочным пакетом документов
и ключами от определенного места жительства,
где деньги никогда не лежали
Александр Корамыслов живет в городе Воткинск. Участник литературного объединения «Сибирский тракт». Имеет ряд печатных и сетевых публикаций как в региональных, так и в центральных изданиях. «Песни мудехара» — его первая книга стихотворений.
Ты узок вширь и мелок вглубину —
как Вотка, у которой жил я в детстве —
любимый город, воткнутый в страну —
флажочком в карту самых разных действий…
Сергей Круглов, написавший к «Песням…» предисловие, относит автора к «добродетельным постмодернистам», которые, сродни архивариусам, занимаются тем, что приклеивают бирочки с названиями ко всему, что попадает им в руки. Соглашусь отчасти. Безоговорочно с эпитетом «добродетельный», ибо злого умысла в намерениях автора нет. Однако усомнюсь в приверженности Корамыслова к самому «постмодернизму». Ведь человек, взявший на себя обязательства дать имена всему сущему, обогатить его новыми возможными значениями или хотя бы попытаться вернуть исконные, уже по факту своего действия не может быть постмодернистом. Здесь как раз очевидный конфликт с внешним миром. Автор испытывает душевную боль аутиста, который не выносит беспорядка. Все должно быть четко на своих (привычных) местах. Подписано, пронумеровано, недвижимо без острой надобности. Явное несоответствие внутреннего мира с внешним. Скорее всего, автор живет в окружении людей, которые дальше постмодернизма — носа своего — не видят. Они давят авторитетом, усиливают значение постмодернизма, делая его единственно значимым в условиях современности. Но, несмотря на это, автор сопротивляется. Даже такая вещь, как ирония, являющаяся чуть ли не основой данного направления, у Корамыслова кажется на грани истерии. Фактически улыбка Гуинплена, дескать, хотели посмеяться, так смейтесь, смейтесь как я. Только глаза полны слез. Возьмите хотя бы название книги: веет чем-то трагическим от словосочетания «песни мудехара». Потому, наверное, общая интонация стихотворений Александра Корамыслова — в одинаковой мере и крик, и шепот. Получается такой эффект, что, читая книгу в уравновешенном состоянии, она кажется спокойной, как прикладбищенский ветерок. Берете в руки в «заведенном» состоянии — и она тут же имитирует дребезжащий звук будильника, который разбудил вас в тот момент, когда сон только-только начался.
некто растерянный
не знает, как вбить гвоздь в стену
а ему говорят-кричат:
у тебя рук, что ли, нет?
некто возбужденный
не может найти женщину
а ему шепчут-шепчут:
у тебя рук, что ли, нет?
Что удивительно и мало кому сейчас удается, автор идет дальше ненавязчивой игры с формой. Говоря обо всем понемногу, не зацикливаясь на отдельных вещах, он увеличивает пространство представленного в «Песнях мудехара» мира, тем самым давая возможность читателю оценить масштаб работы, которую необходимо сделать для упорядочивания хаоса. Фольклорщина, исторические события, приметы современности, персонажи книг, фильмов, анекдотов, детсадовские шутки, библейские мотивы, слова из учебника по экономике, канцелярщина, высокий слог, жаргонизмы… Кони, люди, залпы тысячи орудий — все смешалось в доме Облонских — в книге стихотворений Корамыслова. И вдруг из всего этого хаоса вырастает «сказка о белом бычке» — рассказ об эволюции сознания сигареты: от ощущения себя частью табачных плантаций — метафора земного рая, до бычка, оказавшегося в пепельнице — метафора адского котла, в который попадает он с легкой руки женщины, потушившей его. Смешно? Конечно же, смешно. Но при этом очень уж страшно, особенно будучи мужчиной-читателем.
Так вот и стал Салем-с-Ментолом белым бычком.
Лежит он теперь среди собственного пепла —
и вспоминает былые времена.
Здесь нужно отметить, что «замах» автора важнее (значительнее) проделанной им самим работы. Что-то в меру своих сил он уже исправил — вернул, как говорится, на место, но основная работа еще впереди.
Я тоже среди них.
Я тоже — среди вас,
судорожно занимающихся
последним безжалостным делом.
И если читатель рискнет поверить в необходимость этой работы, то ему придется вместе с автором изрядно потрудиться, и не факт, что они смогут сделать хоть малую толику того, что было намечено. Но попробовать надо. Хотя бы начать.
Дмитрий АРТИС,
член СП Санкт-Петербурга