Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 10, 2015
Кирилл Алейников, «Дар речи»
М.: «Вест-Консалтинг», 2015
К. Алейников только издал свой первый сборник «Дар речи».
а на его доблестную поэтическую грудь уже повесили
орден Л. Губанова (см. Н. Палубнев: «По уровню дарования, на мой взгляд, он схож с
Можно играть по-крупному, можно метать бисер. Дело не только в степени
притязаний, но и в признании скромности своего таланта. К. Алейников не крутит
смущенно носком ботинка (как могла бы крутить, скажем, «маленькая
поэтесса с огромным бантом»), но и не восклицает: «Дай, Лермонтов, мне рюмку, я
допью». Однако, думается, К. Алейников играет не
только по-крупному, но и по-разному, что проявляется и в разнообразии тем, и в
веере размеров. Замечательны иногда строфические рисунки, соответствующие описываемому в стихотворении:
Снег
пал
на
языки
застывших лав.
Снег пал и слово пало, и строка, и ритм за ним. Более того, в стихотворении «И налетает утро выклевать звезд глаза…» читаем:
Мерзлая
борозда
вдоль ледяной реки,
Споткнувшейся и
упавшей.
Слово «споткнувшейся» рядом со строкой полной воздуха (засчет
наличия сонорных и открытых гласных звуков) читается затруднительно. Ко всему
прочему, к строке добавляется еще одна стопа — союз «и», требующий вдоха,
повышения интонации, потому именно следующая строка взаправду
падает, падает ритмически, падает в гармонию содержания и формы. И хотя бы за
это одно К. Алейникову многое можно простить. Как
прощаем мы Л. Губанову неоправданные метафоры, которые, к слову сказать, у К. Алейникова тоже находятся (курсив мой): ex. «И мой язык на блюде стынет, / Как отплясавший
скоморох», «Ветер ломает ритм, жертву в зрачке сужая». Прощать, увы, есть за
что. Кажется, иногда в нервических приступах К. Алейникову
изменяет вкус, говоря короче, попустительствует поэт, позволяет себе разжать
тиски цветаевского завета «писать сильно» (ex. «заблудившейся в небе звездой», «Я, как таблицу
умноженья, / Разлуку знаю наизусть»). Случается в одном стихотворении на фоне
рифм по созвучию, завораживающих звуком (ex.
стихотворение «Без стука ночь шагнула в дом»: ястребов-бровь,
взлетела-верой, косноязычный — непривычном) , самый неприличные точные рифмы (там же: во мгле— мне,
слов — снов).
Возвращаясь к ордену Л. Губанова (который чреват именно своей тяжестью — она
может привести к б´ольшим
попустительствам, что обидно), следует заметить: поэзия Л. Губанова во многом —
один сплошной гипер-интертекст. Воспринять Л.
Губанова, значит, через его призму впитать, в качестве приятного довеска, в общем-то всю русскую поэзию. К. Алейников, конечно, как и
предписано М. Бахтиным, в поэтический диалог включен (иногда даже шлет
лексические приветы золотому веку русской поэзии). Другое дело, что у К. Алейникова есть свой голос, возможно, сейчас он звучит,
хоть и мощно, не во всю потенциальную чистоту, виной тому — стилистические
усталости в сильных стихотворениях и, вероятно, медвежьи услуги сравнений с
другими поэтами. С развитой метафорической мускулатурой (а давайте-ка
здесь назло ввернем о схожести споэзией
В. Набокова, о схожести с развернутой полупрозаической,
полупоэтической образностью) К. Алейников может, да
уже начал, голосить в полную силу. Только бы поменьше преград и прорех на пути,
на груди мундира поэта.