Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 5, 2014
Борис КОЛЫМАГИН
Поэт, прозаик, критик. Родился в 1957 году в Тверской области. Окончил
отделение критики Литературного института им. А. М. Горького. Автор
многочисленных публикаций. Живет в Москве.
Мы гуляем с Иваном Ахметьевым
вдоль озера Пено на Селигере и говорим о поэзии. Ахметьев
чертит палочкой на песке и цитирует: Сатуновский,
Холин, Некрасов.
Некрасов сразу стал ассоциироваться у меня с водой, облаками, далями. А впервые
я увидел его осенью 1982 года на квартире у Файнермана.
Некрасов один из первых познакомился с машинописным сборником «Список
действующих лиц» и выразил желание повидаться с авторами. Мы толклись
в прокуренной кухне, заходили в комнату. Мэтр сидел на диване с альманахом в
руках и беседовал с каждым.
Позже я побывал у него в гостях в Сокольниках. Читал последние стихи, Анна
Ивановна поила чаем. Некрасов говорил, что хорошо вместе гулять.
Так возникла связь — на расстоянии, на грани, на «Вы»: всегда почтительная
дистанция и аккуратность жестов и слов.
Некрасов стал приглашать участников «Списка» на разные читки: в Старосадский переулок, в мастерские Васильева, Франциско Инфантэ. Иногда звал
поучаствовать в обсуждениях работ художников — полуофициальных и приватных.
Поле культуры благодаря его усилиям стало открываться для нас как большая
мастерская, где вопрос языка искусства был одним из главных. Помню, как
Некрасов размышлял о гвозде в стенке. Если его забить в одном месте, он будет
иметь чисто функциональное значение. Если в другом, то перед нами возникнет артефакт.
Роль художника в творческом процессе сводится к ремеслу, которое дает ему
твердую почву под ногами. Метафизический сквознячок совершенно не волновал
поэта, и он появлялся в его стихах помимо авторской воли. Некрасов всячески
избегал поэтических поз и интонаций пророка и разговаривал с читателем как
равный с равным. «Мэтр, сидящий на диване» в квартире Файнермана, конечно, плод моего воображения. А был просто
заинтересованный в текущей поэзии человек, который знает почем фунт лиха.
И этот человек гладил файнермановскую Зорьку и
приговаривал: «Какая же ты дворняжка, ты не дворняжка, ты благородная собака».
Скрюченная дворняжка не очень-то любила гостей и постоянно их облаивала.
Однажды Некрасов даже щелкнул ее по носу. Мол, как себя ведешь!
Андеграунд выработал особую культуру поведения и сферу разговоров, из которой
выходить было как-то не принято. И когда постперестроечные ветра сломали этот
уклад, Некрасов, один из немногих, продолжал его нести и хранить традиции
советской неподцензурной поэзии.
Мы по-прежнему иногда пересекались с ним на квартирах и в публичном
пространстве. В Литературном музее на Петровке он организовал чтение близких
ему поэтов. В полуподвальном помещении монастыря все немного напоминало старое
время: никаких информационных технологий, никаких мятущихся толп. Все камерно,
тихо, культурно.
В таких камерных помещениях Некрасов обычно и выступал, будь то Георгиевский
клуб Михайловской, квартира Наташи Осиповой или Зверевский
центр Сосны.
После выхода его первой книжки «Стихи из журнала» он подарил мне экземпляр с
дарственной надписью: Кто/ русский интеллигент?/ Иван Телегин/ и Борис Колымагин».
Не знаю, что в этой надписи больше — шутки или пожелания. Ведь интеллигенции,
можно сказать, почти что нет.