Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 4, 2014
Камиль
ХАЙРУЛЛИН
Литературовед, философ. Родился в 1946 году в Казани. Окончил физический
факультет и аспирантуру Казанского университета. Кандидат философских наук. В
течении 35-ти лет преподавал в казанских вузах. Был
заведующим и профессором кафедры философии Казанского педагогического
университета (1987-2010). Почетный работник высшего профессионального
образования РФ. Специалист в области русского космизма
и космической философии. Автор более 70-ти научных работ. Пишет стихи, песни и
очерки о поэтах, писателях и художниках. Издал два сборника своих стихов и в
соавторстве два нотных сборника песен. Публиковался в
коллективных поэтических сборниках («Галерея-2,3») и периодической печати
(журналах «Вопросы философии», «Философские науки», «Философия образования»,
«Казань», «Дети Ра», «Аргамак. Татарстан», газетах
«Татарский мир», «Звезда Поволжья», «Время и деньги»). Некоторые
философские работы и стихи переведены на польский язык и изданы в Польше.
Тема бессмертия в творчестве Велимира Хлебникова и Николая Заболоцкого
Кратковременность и хрупкость человеческого
существования на Земле заставляют людей задуматься о смысле жизни и своей
судьбе, которая порой бывает коварной, жестокой и несправедливой, когда,
например, человек молодой или зрелый в пору расцвета своих творческих сил
погибает от несчастного случая, пули, взрыва или от неизлечимой болезни.
Неужели жизнь для каждого есть лишь короткая вспышка света в вечной тьме
небытия? Человеческий ум и сердце протестуют против этого. Даже не пребывая в
религиозной сфере, они стремятся поверить в то, что это не так, и вырисовывают
перспективу неограниченного дления
жизни. Возникает важная мировоззренческая тема бессмертия, которая оказывается
в фокусе внимания не только религии и философии, но и искусства, в частности,
поэзии. В связи с этим я обращусь к творчеству двух выдающихся русских поэтов
первой половины ХХ века Велимира Хлебникова (1885 —
1922) и Николая Заболоцкого (1903 — 1958), которые уделили немалое внимание
соотношению жизни, смерти и бессмертия, что нашло яркое отражение в их
произведениях. Но прежде чем рассматривать творчество этих поэтов в указанном
аспекте (я их отношу к числу космистов, т. е.
творцов, имеющих космическую направленность мышления и с космической точки зрения
смотрящих на человека, его место и роль в мире), выскажу несколько соображений
общего характера, касающихся смерти и бессмертия.
Что есть смерть? Смерть есть отрицание и отнятие жизни у ее
носителя, переход живого в неживое состояние, его превращение в труп. Смерть —
это уход из биосферы ее жителей как активных деятелей, поддерживающих ее
функционирование, кладущий начало тлению и распаду их тел, постепенно
превращающихся в прах. Субъективно смерть есть прекращение ощущения бытия у
живого существа, а у человека — и утрата сознания и мышления.
Смерть играет важную роль в биологической эволюции, выступая в качестве способа
обновления и усовершенствования жизни в ходе бесчисленной смены поколений
различного рода организмов. Смерть в своей внешне-убийственной
форме включена в механизм поддержания жизни на Земле. Многие организмы
насильственно уничтожаются потому, что являются пищей для других организмов.
Проще говоря, одни съедают других, и эти жертвы являются необходимостью в
рамках функционирования биосферы.
Жизнь и смерть образует диалектическое единство противоположностей, но смерть
является антиподом жизни не абсолютным, а относительным, поскольку она включена
необходимым фактором в биологические процессы.
С другой стороны, смерть связана с другим своим антиподом — бессмертием. На
первый взгляд, бессмертие — это полное отрицание смерти и признание возможности
вечного существования какого-либо существа. Но такое понимание бессмертия
делает его невозможным в рамках человеческого опыта. Фундаментальный факт заключается
в том, что все живущие земные существа рано или поздно умирают, и никому не
удается избежать ухода из жизни. Однако человеческое мышление, воображение и
вера человека давным-давно нашли выход в определении соотношения смерти и
бессмертия и утверждению возможности последнего. Смерть — это не конец, а
переход в инобытие, которое открывает пути к бессмертию. Получается
парадоксальный вывод: для того, чтобы стать бессмертным, надо пройти через
смерть, т. е. умереть. Бессмертие включает в себя смерть в качестве момента
своего осуществления.
Официальные науки и материалистическая философия упорно твердят о невозможности
жизни после смерти, признавая бессмертие человека только в социокультурном
плане, т. е. как сохранение памяти о нем в его потомках, творениях и летописях.
Воцарение настроений пессимизма, безнадежности и неустранимого траура по
ушедшим неизбежно при таком понимании сущности смерти. Поэтому многие не желают
принимать понимание смерти как абсолютного конца и обращаются к религии, к вере
в бессмертие души. Согласно давним религиозно-мифологическим представлениям,
жизнь после смерти связывается с попаданием души в потусторонние реалии, ее
приключениями и путешествиями там, а так же с ее всевозможными трансформациями,
включающими вариант перевоплощения души в какое-то иное земное существо и
возврата в посюсторонний мир. Короче говоря, человек, умирая, не исчезает
совсем, а сохраняется в рамках инобытия и может вернуться в земную жизнь в
какой-то видоизмененной форме. Таким образом, инобытие — это обретенное бытие в
другом (в другом месте и времени, в другой форме, на иной основе), и возможны
разные концепции бессмертия.
Основоположник русского космизма Николай Фёдоров,
опираясь на христианство, создал свою религиозно-философскую концепцию бессмертия
и воскрешения, наполненную верой в возможность победы над смертью и возврата к
жизни всех умерших поколений людей в их преображенном совершенном виде. Хотя
выдвигаемые в этой концепции сверхзадачи выглядят явно утопическими, она духоподъемна, привлекает своим пафосом и заряжает надеждой
и оптимизмом. Эта концепция раскрывает такой ориентированный на будущее вариант
бессмертия, который достигается, прежде всего, усилиями самого человеческого
рода благодаря великим научным открытиям, упорному труду и целеустремленности,
наполненной чувством нравственного долга живых перед
умершими.
Фёдоров хотел кардинального изменения всего миропорядка, смены его
онтологической основы, восстанавливающей первозданное божественно-райское
состояние, при котором нет смерти, вытеснения, розни и насилия, и человечество,
осуществляющее проект воскрешения, образует братство, вселенскую семью,
существующую на основе всеобщей любви, сохранения и признания самоценности каждой человеческой личности. Смерть означает
великую утрату и разлуку, прежде всего, для родных, близких и любящих друг
друга людей. Поэтому она трагична даже при признании возможности жизни после
смерти. Говоря словами С. Г. Семёновой, «тропами сердечной мысли» шел Фёдоров,
когда выстраивал свой проект бессмертия и воскрешения [1].
По существу, Фёдоров стремился к свершению глобальной онтологической революции.
Этого же хотел и Велимир Хлебников, поэт-футурист и
мыслитель-утопист, оставивший богатое, хотя и трудное для понимания поэтическое
и идейно-теоретическое наследство.
Два первых десятилетия ХХ века, когда жил и творил Хлебников, насыщены великими
историческими событиями, многими новациями и научными открытиями. В то время
появились радио, кино, авиация. Революция в естествознании намного углубила
научные представления о материи, движении, пространстве и времени, строении
Вселенной в целом. Дух новаторства проявился и в художественной культуре,
философии и даже религии. Многим стало казаться, что мир стоит на пороге новой
эры. Тогда возникла волна утопического сознания, стремившегося представить
светлое будущее, когда станут осуществляться великие человеческие мечты о
всеобщем благополучии, счастьи и бессмертии. Ярким
выразителем этого сознания был Хлебников. Грянула кровопролитная Первая мировая война, произошла революция в России, затем —
братоубийственная Гражданская война. Все это заметно отразилось на судьбе
Хлебникова, на развитии его мировоззрения и творчества.
Хлебников воспринял революцию в России как пролог не только
планетарно-космической, но и онтологической революции, способной кардинально
изменить жизнь человека и человечества. Он был убежден в том, что нужна не
только мировая пролетарская революция, обеспечивающая всюду победу труда над
капиталом и утверждающая народную власть и социальную справедливость в
планетарном масштабе. Хлебников был максималистом, и ему мало было даже
всеобщей индустриализации Земного шара и полетов людей в космос. Он хотел
такого фундаментального научно-технического и духовного переворота, который бы
поднял человека на иной онтологический уровень, делающий его бессмертным и
вечным. Поэт верил в возможность такого переворота, несмотря на весь его
утопизм.
Хлебников — бунтарь, решительно несогласный с несправедливым устройством
миропорядка и жаждущий его изменить. Отсюда размах и накал его духовных исканий
и жизненных усилий. Его кумиры — Н. И. Лобачевский, создатель неевклидовой
геометрии и тем самым революционер в науке (Велимир
стал горячим сторонником этой геометрии) и Степан Разин, вождь крестьянского
восстания, жестоко подавленного царской властью. Фактически Хлебников полностью
посвятил себя и свое литературное творчество делу поиска путей свершения
онтологической революции, не заботясь о материальном положении, быте, карьере,
создании семьи. Ноша сверхзадач была слишком тяжела, и мне представляется, что
она стала одной из причин ранней смерти поэта в 36 с половиною лет. Конечно,
гражданская война, разруха и голод, в условиях которых
прошли его последние годы, также сыграли свою роковую роль.
Творчество Хлебникова оставляет впечатление чего-то грандиозного и сверхоригинального, но не завершенного и фрагментарного.
Однако некоторые аспекты возможной онтологической революции в
художественно-образной и символико-теоретической форме поэту удалось воплотить
в своих стихах, прозе и статьях. Многие интересные соображения им высказаны как
бы вскользь, без дальнейшего развития, и поэтому приходится их домысливать и в
некоторой мере продолжать.
Как же осуществить фундаментальный переворот, качественно преображающий
человека и его онтологическую основу? Хлебников, помимо
использования достижений научно-технического прогресса, искал возможность его
осуществления на разных путях: 1) синтеза различных видов знания, в том числе
знаний магического и мифологического характера, синтеза, который может открыть
человеку совершенно неожиданные перспективы, в частности, возможность
воздействия на энерго-волновые стороны своей жизни;
2) открытия и применения законов времени, позволяющих глубже понять циклический
ход времени и его природу; 3) расширения информационного взаимодействия
человека с миром за счет понимания языка птиц, зверей и домашних животных, за
счет налаживания диалога людей с незримыми существами Вселенной при помощи
заумного и звездного языка.
Я выберу из всего этого только те аспекты, которые имеют значение для раскрытия
темы бессмертия. Важными пунктами, вокруг которых происходил хлебниковский поиск, были идея множественности
онтологически разных миров, где допустимы переходы между ними, и идея
возможности управления временем. Сам поэт прямо не выделял указанные идеи, но
по существу их подразумевал и из них исходил. Еще
будучи студентом, Хлебников часто задумывался над новаторской сущностью
геометрии Лобачевского, которую он называл «тенью чужих миров» [2, с. 152]. У
него сформировалась мысль о том, что существуют многие разные миры с неземной
геометрией пространства, с иным ходом времени и своими законами, причем не
где-то далеко, а рядом с земным миром в каких-то других измерениях.
Окончательно эта мысль укрепилась у Хлебникова, когда он познакомился с теорией
относительности Эйнштейна. По его мнению, математика, включающая в себя
мнимые, иррациональные и комплексные числа и выстраивающая модели разных типов
пространства, вполне может служить универсальным средством постижения многомерного
Космоса и его онтологически разных миров.
На мой взгляд, творчество Хлебникова можно рассматривать как своего рода
литературно-поэтический и философско-математический отклик на неевклидовую
геометрию и теорию относительности. Как известно, теория относительности
соединила пространство и время и показала существование разных
пространственно-временных континуумов со своей кривизной и своим ходом времени.
Хлебников ухватился за то, что время можно рассматривать как четвертое
измерение пространства и стремился «опространствовить»
само время, представляя последнее как особую реальность, в которой можно
двигаться в разных направлениях и которая делится на части. Из этого возник его
фантастический проект государства времени «изобретателей», который противостоит
государству пространства «приобретателей». В декларации футуристов «Труба
марсиан», написанной Хлебниковым от лица Союза
молодых изобретателей, звучит такой призыв: «Мы зовем в страну, где говорят
деревья, где научные союзы, похожие на волны, где время цветет, как черемуха, и
двигает, как поршень, где зачеловек в переднике
плотника пилит времена на доски и как токарь обращается со своим завтра» [2, с.
200]. Здесь у Хлебникова тот же активно-деятельный подход к бытию, что и у
Фёдорова. Власть над временем дает власть над жизнью и смертью, над ходом
истории, а распил времени на части открывает невероятную возможность
путешествия во времени и попадания в разные исторические эпохи. Ситуация, когда
происходят встречи и беседы людей из разных эпох, обрисована Хлебниковым в некоторых произведениях, в частности, в его
повести-мистерии «Ка» и в сверхповести
«Дети Выдры». Называя себя будетлянином, Хлебников
стремился быть всевремянином и видеть жизнь и историю
во всемирном масштабе. В письме к художнику П. Митуричу
Хлебников писал, что в моменты высшего прозрения «…теряется чувство времени,
кажется, что стоишь неподвижно на палубе предвидения будущего. Чувство времени
исчезает, и оно походит на поле впереди и поле сзади, становится своего рода
пространством…» [3, с.14].
Время циклично идет по кругу. Прошлое, настоящее и будущее образуют
онтологически разные миры, и неверно считать, что прошлого уже, а будущего еще
нет. Фактически, к такой точке зрения пришел Хлебников. Отсюда вытекает
фантастическое предположение о том, что умершие и еще не рожденные люди
пребывают в онтологически иных мирах прошлого и будущего. Смерть, как и
рождение, есть существенный переход (можно сказать, скачок) из одного
онтологического мира в другой.
Бытие представлялось Хлебникову как вращающееся Колесо жизней и смертей,
перевоплощений и воскрешений, проявляющихся в самых разнообразных формах с
исчезновением в одном мире и рождением в другом. Поэт исходит из характерной
для многих космистов всюдности
жизни и ее психической составляющей. Смерти, как полного уничтожения кого-либо
без следа, для него не существовало.
Велимир учитывал включенность человека в животный мир
Земли, к которому относился с вниманием и уважением,
ну, а к домашним животным: лошадям, коровам, собакам, а также птицам — просто с
большой любовью. Хлебников не сомневался в наличии интеллекта у животных и
думал об ответственности, которую должны нести люди за них, заявляя «о конских
свободах и равноправии коров» [4, с. 289]. В своих художественных произведениях
он нередко очеловечивал животных и, в соответствии с древними мифологическими
представлениями о переселении душ, допускал возможность перевоплощения умерших
людей не только в других представителей человеческого рода, но и животных. Поэт
мечтал о тех временах, когда люди научатся синтезировать искусственную пищу и перестанут есть мясо животных и растения [2, с. 137].
Важное представление Хлебникова, определяющее его понимание бессмертия, — это
представление о человеке как множественном существе. Размышления о природе
человека привели Хлебникова к предположению о том, что в человеке живет
множество «Я», образующее сообщество, своего рода «государство». В
стихотворении «Я и Россия» об этом говорится так:
Гражданка и граждане,
Меня — государства
Тысячеоконных кудрей толпились у окон.
Ольги и Игоря,
Не по заказу,
Радуясь солнцу, смотрели сквозь кожу… [4, с.149].
Но что происходит с этим сообществом многих «Я» при
смерти человека, при распаде его тела? Согласно точке зрения Хлебникова,
сообщество не погибает, а делится, как минимум, на три части вследствие наличия
у времени прошлого, настоящего и будущего. Одна часть этих «Я» сохраняется в
двойнике умершего человека, остающегося в прошлом, переходящем в иное
измерение. Этот двойник продолжает существовать в онтологически другом мире, и
при путешествии в прошлое с ним можно встретиться.
Вторая часть из множества «Я» скончавшегося человека остается в мире настоящего
и рассеивается в пространстве, попадая куда угодно — в почву, камни, траву,
деревья, животных и других людей. Окружающий мир несет в себе следы ушедших
поколений и их бесчисленных перевоплощений.
Наконец, третья часть множества «Я» как бы перескакивает через текущее время и
оказывается в онтологическом измерении будущего, определяя возникновение
двойника — потомка того же самого человека, о котором велась речь.
Такая реконструкция «мультибытийной» жизни человека
после смерти, исходящая из представлений Хлебникова, выглядит фантастической.
Поэт, стремясь хоть как-то обосновать возможность «мультибытийной»
человеческой жизни, использовав для этого математику.
В прозаическом отрывке «Скуфья скифа» Хлебников, приписывая людям свои числа,
наделяет их отрицательными знаками и извлекает из них квадратные корни.
Получаются мнимые числа, которые выражают собой призраков-двойников. «Где есть
один человек и другой естественный ряд чисел других людей, там, конечно, есть и
√-1 человека, √-2 человека и √-3 людей и n-людей=√-mлюдей. Я сейчас, окруженный призраками, был 1=√—
человека» [4, с. 540 — 541].
Однако любые варианты посмертного существования человека не отменяют
трагического характера смерти, которую Хлебников назвал чумой. В письме к
сестре Вере, написанном в 1921 году, есть такие слова Велимира:
«Мы живем в мире смерти, до сих пор не брошенной к ногам, как связанный
пленник, как покоренный враг, — она заставляет во мне подыматься
кровь воина без кавычек. Да, здесь стоит быть воином» [цит.
по 3, с. 29]. Пора прекратить людям воевать между собой. Им надо объединяться в
одно великое войско для борьбы с общим врагом — смертью. По существу, Хлебников
здесь занимает ту же позицию, что и Николай Фёдоров.
Поэт надеялся на серьезный прогресс в деле борьбы со смертью
и верил в возможность второго рождения в онтологическом статусе той же самой
личности: «…мы стоим у порога мира, когда будем знать день и час, когда мы
родимся вновь, смотреть на смерть как на временное купание в волнах небытия»
[2, с. 227]. Этот прогресс Хлебников во многом связывал с будущим
углубленным постижением энерго-волновой стороны
человеческой жизни и возможностью целенаправленного воздействия на нее.
Вселенная — это не только пространство жизни, но и безбрежный океан энергии, ее
неисчислимых вибраций, часть из которых воспринимает человек, будучи сам
генератором определенных энергетических волн. Каждая волна Вселенной имеет свою
длину и частоту и может быть выражена в однозначной числовой форме. Хлебников
считал, что и судьба любого человека имеет свою волну и может быть вычислена. И
когда люди научатся вычислять свою судьбу по ее волновым параметрам, то тогда
они смогут на нее воздействовать научно-техническими средствами, и даже ею
управлять. Это касается и сроков жизни, которые могут быть удлинены. Но что
есть жизнь отдельного человека в масштабах миллионов и миллиардов лет,
характеризующих сроки существования галактики и звезд? Это — вспышка молнии,
луч света, который практически мгновенно гаснет. В поэтическом воображении
Хлебникова возникли образы человеческих судеб в виде лучей, которыми в будущем
станут управлять при помощи особых линз. «Стекла и чечевицы, изменяющие лучи
судьбы, — грядущий удел человечества. Мы должны раздвоиться: быть и ученым,
руководящим лучами, и племенем, населяющим волны луча, подвластного воле
ученого. По мере того, как обнажаются лучи судьбы, исчезает понятие народов и
государств и остается единое человечество, все точки которого закономерно
связаны» [2, с. 228]. Эти слова Хлебникова явно перекликаются с представлениями
Фёдорова о будущем человечестве, занятого общим делом самосохранения,
преображения и восстановления людского рода.
Некоторые соображения Хлебникова о жизни, смерти и бессмертии нашли отражение и
развитие в поэтическом творчестве Николая Заболоцкого, человека трудной судьбы,
прошедшего пытки в застенках НКВД и годы сталинских лагерей, но не сломленного
и продолжавшего писать стихи до последнего дня своей тоже недолгой жизни. На
мировоззрении Заболоцкого сказалось и влияние космической философии К. Э.
Циолковского, с которым поэт имел почтовую переписку.
Заболоцкий, можно сказать, мыслил биосферно и
эволюционно, и много его стихотворений посвящено развитию живой природы и
взаимоотношений человека с ней. В них нередко звучит протест против смерти,
против смертоносных хищнических отношений, царящих внутри биологического
сообщества, когда одни виды жизни убивают другие виды и поедают их. Увы, в них
включен и человек, во многом потребительски и хищнически действующий по
отношению к животному и растительному миру. Убийственный порядок поедания одних
другими ярко показан Заболоцким в знаменитом стихотворении «Лодейников»:
Лодейников прислушался. Над
садом
Шел шорох тысячи смертей.
Природа, обернувшаяся адом,
Свои дела вершила без затей.
Жук ел траву, жука клевала птица,
Хорек пил мозг из птичьей головы,
И страхом перекошенные лица
Ночных существ смотрели из травы.
Природы вековечная давильня
Соединяла смерть и бытие
В один клубок, но мысль была бессильна
Соединить два таинства ее [5, с. 182].
Мысль не соединяет смерть и бытие потому, что смерть явно противоречит желанию всякой жизни быть и не превращаться в ничто. Бытие вечно и неуничтожимо, и в его глубинной сущности смерти просто нет места. Бомбеев, герой поэмы Заболоцкого «Деревья», не приемлющий порядка, при котором жизнь одних организмов строится на смерти других, говорит:
…Клянусь: окончится разбой,
И правнук мой среди домов и грядок
Воздвигнет миру новый свой порядок [5, с. 166].
В сказочно-аллегорической форме Заболоцкий проводит
идею о том, что в будущем вся система биологических отношений на Земле будет
устроена по-другому, без необходимости поедания одних существ
другими. На возможность создания такой системы указывает благородный
образ жизни и деревьев, потребляющих солнечную энергию и извлекающих
питательные вещества из почвы. В биологии такие организмы называются
автотрофными. В поэме «Деревья», по-существу, поется
гимн в честь леса и его фундаментальной роли для земной жизни. Деревья
называются «императорами воздуха», «бабами пространства», «солдатами времени» и
наделяются еще какими-то превосходными эпитетами.
Заболоцкий развивает мысль о том, что человек будущего станет способствовать
психологическому развитию животных и даже растений. Мысль кажется
фантастической, но поэт, к ней неоднократно обращался и в поэме «Торжество
земледелия», и в «Школе жуков», и в некоторых других стихотворениях. Как
Хлебников, Заболоцкий не сомневался в наличии признаков ума у животных. Он верил
в то, что степень разумности и безопасности всей системы устроения жизни на
Земле в ходе ее дальнейшей эволюции будет неуклонно возрастать. Можно отметить,
что мечты Заболоцкого о будущем наступлении всеобщей эры автотрофности
земной жизни и об «оразумлении» животных и растений
человеком лежат в русле идей В. И. Вернадского, учения о превращении биосферы в
ноосферу, созданного нашим великим академиком-космистом.
В этом учении научно показана многосторонняя решающая роль человечества в таком
превращении и его огромная ответственность в деле поддержания благополучия
земной биосферы.
Жизнь существует в бесконечно разнообразных формах и превращениях, и она
рассеяна всюду и может скрываться в глубинах природы, еще не достигнутых
человеком. Под влиянием представлений Циолковского о бессмертных элементарных
«атомах-духах» Заболоцкий пришел к гилозоистским и
пантеистическим взглядам на все существующее. Кроме того, конечно, сыграли свою
роль и представления Хлебникова о «мультибытийности»
жизни в разных пространствах и временах. У Заболоцкого сложилось свое
достаточно оригинальное понимание соотношения жизни, смерти и бессмертия.
Поэт не воспринимал традиционной религиозной веры в трансцендентное (т. е.
потустороннее) бессмертие души. В то же время он был явным сторонником
человеческого бессмертия, что выразилось в ряде его великолепных стихотворений,
таких как «Метаморфозы», «Завещание», « Прощание с друзьями», «Сон» и «Вчера о
смерти размышляя». Заболоцкий фактически придерживался концепции имманентного
(т. е. посюстороннего) бессмертия и ее в какой-то мере развивал. Личное
бессмертие поэт понимал как в социокультурном плане,
— память о человеке сохраняется в пространстве культуры и в сознании других
людей, — так и в природно-космическом плане: умерший человек не исчезает, не
превращается в ничто, а обретает некое инобытие в
мироздании. Отвергая абсолютный характер смерти, Заболоцкий в то же время
признавал и подчеркивал ее относительный характер. Он исходил из того, что
жизнь и смерть выступают в диалектическом единстве, и жить — это значит
умирать. В каждый момент живущий человек становится
другим, утрачивая былое состояние, т. е. смерть, как уход в прошлое и
исчезновение того, что было, включена в прошлое самой жизни. Заболоцкий это
выразил таким образом:
Как мир меняется! И как я сам
меняюсь!
Лишь именем одним я называюсь, —
На самом деле то, что именуют мной, —
Не я один. Нас много. Я живой.
Чтоб кровь остынуть не успела,
Я умирал не раз. О сколько мертвых тел
Я отделил от собственного тела! [5, с. 201].
Вслед за Хлебниковым, Заболоцкий рассматривает человека как множественное существо, что, по мнению поэта, и открывает для него возможность посмертного бытия. Заболоцкий предположил, что многие «Я», чередующиеся в человеке при его жизни во времени, при его смерти как бы распадаются в пространстве и становятся элементами мироздания. Они, будучи своего рода рассеявшимися ушедшего из земной локализованной жизни человека, в то же время сохраняют интегральное «Я» личности как целостного существа. В философском плане это — такой пример диалектики части и целого, когда каждая часть содержит в себе в свернутом виде все целое. Заболоцкий поэтически так описывает множественное посмертное существование:
Я не умру, мой друг. Дыханием
цветов
Себя я в этом мире обнаружу.
…………………………………………………..
Над головой твоей, далекий правнук мой,
Я в небе пролечу, как медленная птица,
Я вспыхну над тобой, как бледная зарница,
Как летний дождь прольюсь, сверкая над травой.
Нет в мире ничего прекрасней бытия.
Безмолвный мрак могил — томление пустое.
Я жизнь мою прожил, я не видал покоя:
Покоя в мире нет. Повсюду жизнь и я. [5, с. 231 — 232].
Всюдность и динамическая неуничтожимость жизни открывает пути к бессмертию ее разумной формы, — «я» отдельного человека, которое обретает способность отождествлять себя с явлениями природы, с ее всевозможными существами. В связи этим рождается предположение о наличии мирового (космического) сознания, пребывающем в самой природе, парящим над ней и своим безграничным энерго-информационным полем, охватывающим всю Вселенную. Хлебников, часто задумавшийся о причине числовых гармоний, о глобальной гармонии мироздания, пришел к выводу о существовании мирового сверхчеловеческого разума, скрывающегося за этими гармониями. Это отражено в таких строках
Я верю: разум мировой
Земного много шире мозга
И через невод человека и камней
Единою течет рекой,
Единою проходит Волгой [4, с. 378].
Хлебников не акцентировал внимание на соотношении мирового разума и сознания отдельного человека. Это делал Заболоцкий, который в поэтической форме показал, что человеческое сознание, пребывающее в необычном состоянии, при соответствующем настрое и устремлении, способно выразить мировое сознание:
И я, живой, скитался над
полями,
Входил без страха в лес,
И мысли мертвецов прозрачными столбами
Вокруг меня вставали до небес.
И голос Пушкина был над листвою слышен,
И птицы Хлебникова пели у воды.
И встретил камень я. Был камень неподвижен,
И проступал в нем лик Сковороды.
И все существованья, все народы
Нетленное хранили бытие,
И сам я был не детище природы,
Но мысль ее! Но зыбкий ум ее! [5, с. 192].
Мировое или космическое сознание выступает здесь
как поле вселенской памяти, сохраняющее все прошлые события, жизни, творения и
т. д. Если вспомнить о проекте Фёдорова о всеобщем воскрешении, то можно
предположить, что вот откуда потомки станут черпать информацию об умерших
поколениях и использовать ее для их возврата к новой жизни.
Таким образом, вырисовывается возможная перспектива
бессмертия, обусловленная мировым сознанием, не нуждающемся в наличии живой
телесной организации, нервной системы и мозга. Умершие люди обретают
инобытие в сфере такого сознания. Заболоцкий пытался как-то узреть черты
посмертного существования и поэтически их представить. Его воображение
устремлялось в «необозримый мир туманных превращений», в страну, «где нет
готовых форм, где все разъято, смешано, разбито» [5, с. 231, 251]. Оно рисовало
инобытие подвижным, перетекающим из одной формы в другую, размытым и не имеющим
однозначной локализации.
Официальная наука не поддерживает гипотезы о существовании мирового сознания.
Во весь голос о нем говорят представители трансперсональной
психологии. Один из основоположников этого направления в психологии С. Гроф назвал мировое сознание холотропным,
т. е. подразумевая его целостность и всюдность [6]. С точки зрения Грофа, огромный массив
экспериментов с людьми, пребывавшими в измененных состояниях сознания и
испытавшими удивительные переживания и видения, далеко выходящими за рамки не
только личного, но и общечеловеческого опыта, невозможно объяснить без
признания холотропного космического сознания.
В заключении скажу следующее. Представления Хлебникова и Заболоцкого о
человеческом бессмертии носят натурфилософский характер, и они, конечно,
умозрительны, хотя глубоко поэтически прочувствованы. Я считаю, что к ним не
следует относиться как к проявлениям лишь философски-поэтической фантазии.
Подчеркну, что проблема посмертного существования для живых не решаема при
рассмотрении ее в рамках привычной реальности, обычного пространства и времени.
Заявляя о его невозможности, люди как раз исходят именно из этих рамок. А нужен
многомерный объем потенций существования. Перспективы постземной
жизни могут как-то приоткрываться только при учете скрытых иных измерений бытия
природы и ее трансформаций. О последних пока можно
строить только догадки, опираясь на какие-то теоретические идеи и соображения.
Тайны жизни и смерти должны иметь свои метафизические аспекты. Сугубо
биологический подход к смерти является односторонним и даже примитивным. Это
интуитивно чувствовали и понимали Хлебников и Заболоцкий, как, впрочем, и
некоторые другие поэты, размышлявшие о бессмертии.
Литература
1. Семёнова С.
Г. Тропами сердечной мысли: Этюды, фрагменты, отрывки из дневника/Светлана Семёнова.
— М.: Издательский дом «ПоРог», 2012. — 720 с.
2. Хлебников В. В. Утес из будущего: Проза,
статьи/ Велемир Хлебников — Элиста: Калмыцкое книжное
издательство, 1988. — 267 с.
3. Поляков М. Я. Велимир
Хлебников. Мировоззрение и поэтика. Вступительная статья/ Хлебников Велимир. Творения. — М.: Сов. писатель, 1986. — с. 5 — 35.
4. Хлебников Велимир.
Творения/ Велимир Хлебников — М.: Сов.писатель, 1986. — 736 с.
5. Заболоцкий Н. А. Не позволяй душе лениться:
стихотворения и поэмы / Николай Заболоцкий — М.: Эксмо,
2009. — 384 с.
6. Гроф С. Холотропное сознание: Три уровня человеческого сознания и
их влияние на нашу жизнь /Станислав Гроф. — М.: ООО
«Издательство АСТ», 2002. — 267 с.