Стихотворения
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 4, 2014
Владимир СКИФ
Поэт. Родился на ст. Куйтун Иркутской области. Жил на станции Харик и в поселке
Лермонтовском Куйтунского района в большой семье, где воспитывалось пять сестер
и трое братьев. Закончил семилетнюю школу и поступил в Тулунское педагогическое
училище. В 18 лет уже работал учителем в родной школе поселка Лермонтовский.
Служил на Дальнем Востоке в морской авиации. В разное время в Москве и в
Иркутске выпустил 20 книг: «Зимняя мозаика», «Журавлиная азбука», «Грибной
дождь», «Живу печалью и надеждой», «Копье Пересвета», «Над русским перепутьем»,
«Галерея», «Золотая пора листопада», «Письма современникам», «Новые стихи»,
«Русский крест», «Молчаливая воля небес», «Все боли века я в себе ношу»,
«Скифотворения» и другие. Владимир Скиф — председатель Иркутского регионального
отделения Союза писателей России, секретарь Правления Союза писателей России,
член Приемной комиссии Союза писателей России. Живет в Иркутске.
МИР МНОГОМЕРНЫЙ
* * *
Я легких троп не выбираю,
Я силюсь выстоять в бою.
Слова безликие стираю,
Чтоб не затмили жизнь мою.
Не преклоняю русской выи,
Но сквозь терзания свои
Я вижу скорбный путь России
И две кровавых колеи.
А космос явственней и ближе,
И посреди живых лучей
Христа-Спасителя я вижу
Над Русью бедною моей.
* * *
Ноябрь перекрасил синеву
В остудность и свинцовость неживую.
Осенним ветром сдернуло листву
Последнюю, дрожащую, сырую.
Душа полна и горя, и пустот
Полынных, продуваемых ветрами.
В душе озябшей белый снег идет,
Как сквозь проемы
в разбомбленном храме.
Года России мхом позаросли,
Она все ищет некий путь окольный,
Выспрашивая тайну у земли
И у разбитой взрывом колокольни.
А храм молчит.
И тишина молчит.
Звезда молчит на сизом небосклоне.
Лишь пулемет из памяти строчит,
И ветер ветку над землею клонит.
* * *
Биенье сердца, словно осыпь
С высоких гор — века стучат.
Над нами огненная осень
И поцелуев жарких чад.
Мне кажется: иду по краю
Высокой бездны — вдруг сорвусь.
Сгораю или выгораю
В твоих объятьях. Ну и пусть!
Сгораю или умираю
Среди огнистых скальных гряд,
Но не срываюсь, а взлетаю,
Любовным полымем объят.
И там, где жизнь моя клубится,
На гребне страсти мировой,
Лечу к тебе, как будто птица!
Ты слышишь клекот горловой?
* * *
Моя душа летит сквозь время,
Сквозь черную, тугую тьму.
В России жгут беды беремя
И тонут в жертвенном дыму.
Готовят пики и дреколья,
По вечерам лампады жгут
И всей своей сердечной болью,
Всей русской голью чуда ждут.
Во тьме ругаются нещадно,
Хрустит брусчатка или грунт…
Бессмысленный и беспощадный,
Готовят новый русский бунт.
Все это я увидел разом,
И сердце мне объяла грусть:
«Вот только б
возмущенный разум
Вновь не убил Святую Русь!»
* * *
Ветра осенние сквозят…
Последний лист
румянцем рдеет,
Снежинки вечности висят,
Душа Вселенной холодеет.
На тропках выступила соль,
Рассветным холодом блистая.
И в поднебесную юдоль
Гусиная уходит стая.
С полей последний стог свезли,
Маячит дерево далеко.
И посреди пустой земли
Живому сердцу одиноко.
* * *
Мир многомерный отражается,
В прозрачном небе, как в трюмо.
К моей душе летит, снижается
Очарование само.
А я и вправду — очарованный
Тобой уже который год —
Твой поцелуй, тобой дарованный,
Несу, спасаясь от невзгод.
Ступеньки лет — живая лестница,
По ним, не замедляя бег,
Ко мне от Пушкина прелестница
Перебежала через век.
* * *
Вот высокое небо. Под ним
Моя жизнь проходила, как дым.
Триста женщин, любя и кляня,
В том дыму целовали меня!
Двести женщин под темной луной
В дымной страсти сгорали со мной!
Но окончен любовный разбой,
Дым истаял, как снег голубой…
Где вы, женщины? Пусто в дому.
Тяжело умирать одному.
* * *
По стенке бьют железом,
Иль это снится мне.
Сосед стучит протезом,
Как автомат в Чечне.
Сосед мой — Кремль не любит,
Я тоже не люблю.
Сосед по стенке лупит,
Как будто по Кремлю.
ЗАБОР
Покосился
забор и упал,
Все заборы в России упали.
Юрий Кузнецов
Хлестанул по России напалм,
Все заборы в России упали.
Я смотрю: мой забор не упал,
Потому что забор — на Байкале.
Потому что из гор — мой забор,
Из стального байкальского кедра.
Не сломал его — века топор
И кувалда заморского ветра.
У меня за забором тепло,
Вражью он остановит лавину.
Всех, кого из Руси унесло,
Я зову на свою половину.
За забором звенит перебор
То баяна, то русской гитары…
Не пройдут через этот забор
Двадцать первого века хазары.
БАБУШКА
И вдруг привидится зима,
Снегов бескрайних закрома.
Моя деревня, отчий дом,
Икона в свете золотом.
Старинный бабушкин уклад,
Ее сундук, ее наряд.
И прозорливость слов, ума.
Она умела все сама:
Скосить траву, сметать зарод.
Не убиваться в недород,
Не обращать молитву в плач.
Из лебеды — испечь калач.
Гуж невезенья разрубить,
Из русской песни хлеб добыть.
Пуд соли съесть, мир поскрести
И от нужды детей спасти.
Достать звезду, построить дом,
Россию выласкать трудом.
От Витебска до Колымы
Все дети бабушкины — мы!
ЗАМЕС
Ты выдохни свой к миру интерес.
На камне лета — Божеский замес.
К нему притронься плавною рукой,
Вложи в него сердечный непокой,
Свое дыханье, взвихренную кровь.
Отдай замесу смертную любовь.
Вживи себя в сей Божеский замес,
Чтоб радуга вставала до небес.
Чтоб равновесье ветер потерял,
Чтоб ты себя в себе не повторял,
А взял свою судьбу наперевес
И клином света обтесал замес.
Изгиб сомненья, тяжести настил
В летучую надежду обратил.
И вышиб темень из углов души,
Плеснул, как пламя, радости ковши.
Тогда и выйдет Храмом на крови
Произведенье веры и любви.
ПУСТЫРИ
Не отвести немого взгляда
От этих голых пустырей,
Где в темных трещинах распада,
Как будто бы в морщинах ада,
Стоит печаль моих полей.
Еще недавно восходила
Пшеница в терпкий Божий день.
Но землю пагуба схватила
И ни на миг не отпустила,
И поселила в поле тень.
Над пустырем полынь скрепила
С землей себя в один присест.
И до небес взошла крапива…
Как на погосте сиротливо
Здесь появился смертный крест.
Россия! Взяв штыки и вилы,
В себя, опальную, смотри!
Неужто бесы чернокрылы
Продавят нас через могилы —
На пустыри?!
* * *
Сестра моя —
жизнь и сегодня в разливе…
Борис Пастернак
Помни, жизнь — моя сестра,
Нам Россию не покинуть.
Из российского нутра
Русской памяти не вынуть.
Радуй, жизнь — моя сестра,
Тех, кто жив умом и сердцем.
Взмахом сабли и пера
Для Отчизны поусердствуй!
Соотечественник мой,
Разорви небес рубаху,
Спой частушки под гармонь
Перед тем, как лечь на плаху.
Закулисная игра
Все идет в крови и гриме.
Смейся, жизнь — моя сестра,
Над конвойными своими.
Отдохнувшая с утра,
Поднимай себя на битву.
Помни, жизнь — моя сестра,
Взявши меч, твори молитву.
* * *
Сеется дождь. И ресницы
В бисере мелком, как пыль.
В памяти пусть сохранится
Лета байкальского быль.
Первые низкие громы,
Молний сверкающих цеп,
Белых черемух хоромы,
Благости свет на лице.
Дачные курьи избушки,
Птиц «Александровский хор».
И на зеленых подушках —
Ландышей хрупкий фарфор.
Томно Байкала накаты
Мреют под теплым дождем.
Пусть мы живем небогато —
Мы на Байкале живем.
УГРА
Как на речку на Угру
Я поеду ввечеру.
С быстрой речкою Угрой
Позабавимся игрой.
Расступись-ка ты, гора,
Будет прятаться Угра.
Я, как будто за сестрой,
Буду бегать за Угрой.
Там — гора, а здесь — нора,
В нору прячется Угра.
Я стою перед норой,
С толку сбит рекой Угрой.
Но задыбится нора,
К свету вылетит Угра.
Я кричу: — Ура! Ура!
Я нашел тебя, Угра!
СОВА
Ночь, словно выстрижет слова,
Повыдергает звуки,
И только черт, или сова
Загукает в излуке
Текучей вечности, в ее
Пустом углу без тверди,
Где, как белье — висит былье
На костяке бессмертья.
Где в небе, между черных звезд,
Заледенела лира,
И тишина, как твердый ворс,
Покрыла струны мира.
Не сплю на дне пустого рва,
Где вьются корни-сверла,
Пытаюсь вытолкнуть слова
Из каменного горла.
И не могу, дышу едва,
Как будто жизнь пропала.
Крестом летящая сова
На сердце мне упала.