Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 3, 2014
World Poetry almanac 2012, Ulaanbaatar
Редактор составитель Хадаа Сендоо
Новый альманах мировой поэзии, который каждый год выпускает монгольский поэт Хадаа Сендоо, на этот раз немного запоздал, как это нередко случается с периодическими изданиями. В World Poetry 2012 — сто пятьдесят поэтов из 101 страны. Число стран, на мой взгляд, знаменательное — палиндромическое и как бы уравновешивает Восток и Запад. Хотя Востока больше.
Предмет между видимым и видимым — это стекло
Преграда невидимая
между лицом и лицом
Но стекло, как предмет, непрозрачно
Так видит невидимое китайский поэт Янже Оуянг в поэме «Стекольный завод». А сам завод —
огромное глазное яблоко,
рабочие в его в зрачке,
чья темнота — дневной свет,
сверкающий в сердцевине предметов.
Среди китайцев обнаружился и автор нашего «Журнала ПОэтов»
— Бей Дао, причем, перевел его на русский наш же автор, живущий в Башкирии.
Судьба стихов порой удивительна. Эти строки —
Кто ты?
Свет отраженный ликом
Или лик отраженный светом —
Константин Кедров написал в начале 80-х годов. А в 2006 году начались съемки документального фильма о его двоюродном деде — великом художнике-сюрреалисте Павле Челищеве «Нечетнокрылый ангел». Челищев, кстати, открыл сюрреализм за семь лет до Дали. Кедров был в этом фильме ведущим, и возникла идея соединить его стихи с картинами. Ведь еще в школьном возрасте Константин послал художнику, который жил тогда в Италии, письмо со своими стихами и получил ответ и каталог одной из выставок. Увиденные картины удивительно совпадали с тем, что он хотел выразить в своих стихах. Так, на фоне знаменитых «Ангельских портретов» Челишева, где внутреннее и внешнее меняются местами, в фильме прозвучали строки:
Сердце сыплется во все звезды
Обмороженный мозг мертвеет
Обмирает граница в сердце
А когда в начале октября 2013 года фильм решили представить на 6-м Фестивале
русских докуметальных фильмов в Нью-Йорке,
потребовался перевод текста на английский. И тогда случилось обыкновенное
поэтическое чудо. Продюсер Нина Зарецкая на вечере, посвященном памяти поэта
Алексея Парщикова в ресторане «Русский самовар»,
среди создателей которого был поэт Иосиф Бродский, познакомилась с Александрой
Нарижной, нашей очень близкой московской знакомой, которую мы потеряли из виду,
когда она перебралась в Нью-Йорк. Она и стала основным переводчиком стихов,
которые слышала еще в Москве. Тогда мы все вместе изучали антологию
искусствоведа Паркера Тайлера
о Павле Челищеве, которая каким-то чудом появилась в
библиотеке Иностранной литературы. А перевод стихотворения теперь звучит в
фильме и опубликован в этом альмнахе. Такова
реальность поэтического слова.
Когда реальность преображается в поэзию, то поэзия становится реальностью.
«Ганди шел по солнцу/ чтобы пережить Наокхали…» — так
начинается стихотворение «Ганди и поэзия», именно с реального событиия: в 1946 году Ганди обошел пешком всю Восточную
Бенгалию и Бихар, призывая прекратить столкновения
между индусами и мусульманами. Но вот как видит все это поэт: старое дерево
приглашает Ганди отдохнуть в своей тени, жалуется, что больше на нем нет ни цветов, ни плодов, ни птиц, но у Ганди нет времени
отдыхать. «Ты ждешь топор,/ а я — пулю…/ Молись». Однако дерево не отступает:
«Если ты не останаливаешься,/ я иду с тобой, —/
и дерево пошло с Ганди». И тогда случилось чудо — подул ветер, прилетели птицы,
и «дерево засмеялось белыми цветами». А кровь Ганди «шептала, как будто
изливалась/ молитвой за все живущее». Вот такая поэтическая притча индийского
поэта К. Саткхидандана, которую он сам перевел с
языка малаялам на английский. Не знаю, как звучит
стихотворение на родном языке автора, но и в английском переводе, и в русском
подстрочнике оно реально поэтично.
Человек как физический объект передвигается хотя и быстрее, чем 200 лет назад,
но все равно медленно. От Москвы до Нью-Йорка лететь и лететь, а слову и минуты
не нужно, чтобы быть услышанным через океан. Когда ведущий программы
теленовостей в Москве задает вопрос журналисту, скажем, в Индонезии, нам уже
кажутся долгими те несколько секунд молчания, отделяющие вопрос от ответа. Ведь
молчание — это особая ипостась слова. Молчание, казалось бы, отсутствие слов.
Но поэзия передает отсутствие слов… словами.
Я иду к тебе
как падающий баньян
Я иду к тебе
как ветер
Я иду к тебе
как взорванная скала
Я улыбаюсь тебе
ты молчишь
Я играю свомими пальцами
ты молчишь
Я сержусь
ты молчишь
Я кричу
ты молчишь…
Я одинок в твоем молчании
Я — Одиночество
Ты — Молчание.
Так промолчал свое стихотворение индонезийский поэт Сутарджи
Калзоум Бахри. И мы
услышали отчанияние через молчание.
Всегда удивительно, как по-разному вопринимают одни и
те же вещи поэты разных стран, вернее сказать, пространств. Вот песок,
например. Китайский поэт Ванг Яксин
чувствует его ступнями, но преображает в некую мудрость:
Песок на одних пляжах мягкий
песок на других пляжах грубый
он от других камней
Океанская гладь
намного глаже чем мы
а наши ноги
знают гораздо больше
чем наши головы.
А поэтесса из Ботсваны Т. Дж.Дема в стихотворении «Туарегский индиго» чувствует песок серцем, ведь пустыня для нее — жизнь:
Я та чьи одежды цвета песка
Украшают плоть пустынным полумраком индиго
Мои истории рассказывают сами себя под опущенными глазами
Над маслянистыми щеками
Мне не нужно небо из металла
Резная костяная шкатулка, инкрустированная кровью
Я миллион созвездий отлитых из грязи
Краски рассветного наба
Фиолетовая синева воспоминаний,
Песчанная буря покрывающая тайну
Между моим пустынным возлюбленным
и мной.
В Ботсване два официальных языка — английский и тсвана,
но много и других языков, на которых говорит население и, наверное, тоже
сочиняет стихи, вероятно, весьма сложные для перевода. Но Т. Дж. Дема пишет
по-английски, и тут у составителя антологии проблем нет.
Михаил Булгаков в романе «Мастер и Маргарита» заметил — как причудливо порой
тасуется колода крови. Невозможно угадать, что передается потомкам от
затерянных в веках предков. Вот и язык — кровь цивилизации — гонит по незримым
артериям и венам живую информацию, которую не передать никаким другим способом.
А получается это потому, что носители этой живой речевой информации в
буквальном смысле носятся по всему свету, и кровеносные сосуды языков не
лопаются, не высыхают, а соединяются, сливаются и снова разбегаются, как реки,
обновленные и заряженнные энергией множества наречий.
Елена КАЦЮБА