Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 2, 2014
Роман Круглов, «Двигатель
внутреннего сгорания»
СПб.: «Дорога жизни», 2014
«Двигатель внутреннего сгорания» Романа Круглова представляет собой прямое и
искреннее авторское высказывание. Если искусство как способ познания мира
начинается там, где автор не отвлекается на реверансы в сторону публики, то
книга Круглова — полноценный результат процесса познания. Автор не следует
слепо законам жанров и формальным правилам в ущерб смыслу, не идет на поводу у
ожиданий массового читателя. Поэтому в книге нет тех вездесущих ладно скроенных
стихов, в которых сквозит надуманность, нет пустых красивостей, ничего нарочитого
или натянутого.
В стихах «Двигателя внутреннего сгорания» Р. Круглову удалось достичь того
уровня сосредоточенности на смысле, который делает атмосферу книги живой. Ритм,
мелодия, стилистика, лексика правдивы и убедительны в
своем сочетании. Тонкая игра на полутонах оживляет авторскую речь, позволяя
поэту изящно уклоняться от грубых назиданий, громких утверждений и логических
выводов, если таковые назревают в тексте («Бегу туда, где нетерпенье,/ Упреки,
ревность, слезы, грубость…/ Бегу, бегу-бы-губы —
губы/ Твои.» или «Ты знаешь: всегда есть выход,/ Но все
же его не ищешь,/ Поскольку всегда есть выбор,/ Искать или не искать»). Именно
тонкая, почти филигранная работа над речевой интонацией поддерживает
естественность, жизненность и на протяжении всей книги удерживает читательское
внимание, как на протяжении хорошего авторского фильма.
Во многих стихах книги, как в джазовой музыке, важен момент импровизационности,
которая, однако, не превышает отведенной ей меры. Автор легко и непринужденно
использует те находки, которые речь сама предлагает ему, но не идет на поводу у
языка, не пускает текст на самотек («Кто-то ведь говорит им:/ Расти, умри, лети
— опять…/ Выпрямляется ритм,/ Тарара
тараритам./ Стало легче дышать.»).
Часто идеи и смыслы, являющиеся объектом авторского исследования, требуют от
стихотворения сложной, многомерной формы с почти прозаическими поворотами мысли
и сюжета. У Круглова в таких стихах сложность
сочетается с легкостью, выразительные средства органичны и не бросаются в глаза
(мастерски сработаны «Глядя вниз на двор, стоял минуту…», «Мужчина в шарфе в
зеркале двоится…», «Вот — стерла. Снова провела…»
и др.).
Цельность книги обусловлена все тем же авторским стремлением следовать за
смыслом, а не конструировать его искусственно. В «Двигателе внутреннего
сгорания», как в самой жизни, эмоции и наблюдения тесно переплетены с
философскими размышлениями и идейными исканиями. Вполне классическая композиция
книги естественным образом рождается из содержания: завязка, напряженная
центральная часть и короткий выдох в финале.
Стихи первого раздела, как отдельные штрихи, создают картину мира, в котором
живут лирические герои Круглова. Здесь еще встречаются спокойные пейзажные
стихи («Похож как две капли воды на две капли воды…», «Фонаря большой
скрипичный ключ…») и даже классические образцы любовной лирики («Осень
хочется целовать тебя всю…», «Поутру — кровь с молоком…»). Но
уже в первом разделе автор вносит в художественный мир книги некую дисгармонию,
внутренний разлад. Завязка конфликта в душе лирического героя
(«Когда-то я знал, кажись,/ А нынче забыл, как жить…») кажется органически
связанной с разладом в его отношениях с любимой («Понимаю… Мне страшно
признаться:/ Иногда может быть мы почти как/ Чужие.»)
и с той трещиной, которую дает его мировосприятие в целом (две суицидных
попытки героя — это, как ни крути, много для одного раздела).
Стихотворение «Насторожись: настала жизнь…», начало которого напоминает
звучание набата, завершает первую часть предвестием катастрофы.
Центральный раздел целиком представляет собой иллюстрацию духовной смерти,
именно здесь происходит сгорание героя в собственной внутренней топке. Одна и
та же ситуация предстает перед нами в различных ракурсах, при этом оставаясь
острой. Автора невозможно заподозрить в спекуляциях темами боли, смерти,
человеческих страданий, поскольку точность сравнений и образов делает картину
вполне ощутимой и жизненной («Дрожит штандартом на ветру/ Твой
смех — безликий, обалделый./ Свободный путь — что хочешь делай — / Лежит перед
тобой, как труп…», «По ночам обезумевший Шнитке/ Распускает мне нервы по нитке,/ А проснусь — тишина
загудит./ Почему так воняет в груди,/ Канарейка повесилась в клетке?/ Дайте, доктор, от крика таблетки…»).
Выход как выдох в конце книги как бы замыкает цикл работы двигателя внутреннего
сгорания и одновременно начинает новый. Здесь жизнь робко дает о себе знать
покойному герою. То в одном, то в другом стихотворении появляется подобие
устойчивости художественного мира, спокойствие время от времени сквозит
в авторской интонации. В «Выдохе» мы находим образцы тонкой философской лирики,
результаты глубокого самоанализа, стремления осмыслить жизнь и примириться с
ней («Сквозь», «Свет в окнах, пьяный у ворот…», «В глупые виски…»).
Правдивость, прямота и психологизм делают «Двигатель внутреннего сгорания»
Романа Круглова живым и сильным авторским высказыванием. Честной книгой стихов.
Елена Иванова