Стихотворения
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 12, 2014
Владимир АЛЕЙНИКОВ
Поэт, прозаик, переводчик, художник. Родился в 1946 году. Один из основателей и
лидеров знаменитого содружества СМОГ. В советское время публиковался только в
зарубежных изданиях. Переводил поэзию народов СССР. Стихи и проза на Родине
стали печататься в период Перестройки. Публиковался в журналах «Дети Ра»,
«Зинзивер», «Знамя», «Новый мир», «Октябрь», «Континент», «Огонек», «НЛО» и
других, в различных антологиях и сборниках. Автор многих книг стихов и прозы.
Лауреат премии имени Андрея Белого. Живет в Москве и Коктебеле.
СЕНТЯБРЬ
I
«Маленький принц» —
Ремингтонъ
в дождевике — сквозь стекла
круглые фишки так же
буквы скрывают свои —
это чехол из плаща
скроен чужими руками
не закурить ли? — вновь
радио просит слова
и обещает дождь
как покачнулась ты
мне же тепло —
в прихожей
мельница ветряная
машет крылами — или
вешалок планки держат
груду осенних пальто —
о летучих моделей
гибель и хвастовство!
и летучих мышей
отдаленное сходство
перечень всех обид
рыб на безлюдье всплески
ветер с балкона астры
чуть шевелит —
один
и Калоян с Десиславой
с этого началось.
___
Пепельница сигареты
а по утрам газеты —
это вечерний выпуск —
может еще не высох
слой типографской краски
свой для огласки сказки
может журналов шорох
словно снежинок ворох
кавалеристам бравым
принадлежит по праву —
или красавиц глазки
не рождены для ласки?
может гитаре можно
тоже бренчать нарочно —
старый приятель слова
и пошутить готова —
как дирижабль повисла
не различая мысли
кони стрекозам братья
не суждены объятья
пчелы стрекозам сестры
школы с три коро — просто
короба вязь простая
города связь листая
короба — лыком шиты
города — ликом сыты
рой лепестков с пыльцою —
кто окольцован с нею?
скажешь: была пустою
да на весу развею —
может стихами спешить
и навсегда утешить?
значит к фонтану к снегу
саду над сердцем самым
и глухоте до брега
в терцию к прежним слабым
слышишь? стучит землею
не обнимая нежность —
не зарастет с зарею
не занимая внешность
белого пуха клочья
смежного дыма речью —
сердце! откуда ночью?
и не разыщешь вечно.
II
Осень себе самой
не устает служить
над городскою стеной
в башне воздуха плотной
гнезда ласточек ниже
чем пригретые солнцем
окна передвижные
с запада глянет слепо
нынешняя молва —
и музыкальный ящик
с кручеными панычами
не установят вам
может быть мне придется
из этикеток марок
винных наклеек спичек
выстроить город новый
с лодками из фольги
листьями в желтой пене
свечками в целлофане
пригоршнями сердоликов
шахматною резьбой
бабьего лета сваи
и паутина
шелковые террасы
медные циферблаты
яшмовые ступени
южное море карты
компас и виноград
грушевые деревья
секретари считают
но не заносят в списки
карликовую лозу
в это же время осень
шлет гонцов непрестанно
ждут торговые гости
и уроженцы извне
с травами в табакерках
и благородным лавром
летчики в кожаных шлемах
грузят плоды речные
и дорожные знаки
в прочные рюкзаки
меркнут в мешках созвездья
прячут ключи в карманы
перья Жар-птицы в подушку
и в простыню металл
что опустело? ива
так же слизнет рисунок
дерева молодого
острыми язычками
но за мостками слева
в той пустоте несомой
что замечают между
замыслом и судьбой
слышится трель чижа
ждет наместник вселенной
заместителя спеси
ждет правитель высокий
заседателя шири
ждет холодная накипь
на речных перекатах
ждет сыночек свиданья —
навестить не пришла —
может дверью с балкона
приоткроешь движенье
или слогом знакомым
убедишь наважденье?
может лето в изгнанье
там где некогда видел
посреди начинанья
убедительный вымпел?
может время в раздумье
с циферблата слетая
называет безумье
делегата сметая?
что отшельнику — вычерк?
а священнику — прочерк?
посредине кавычек
впереди многоточий!
что лукавому — слава?
а бывалому — имя?
простодушное право
говорить за другими!
или может — картина
из разъятия меры?
или смерть? — паутина
до изъятия веры!
так кому-то побольше
а кому-то поменьше
убедительно тоньше
относительно реже
нарастая и силясь
навестить и растаять
огибая Россию
невозможно представить
— а на юге шелковицы
закрывают клейкие веки
и пеньковой веревкой
стволы не обмотаны их
и в степи для пословицы
созданы крепкие реки
корешками сноровкой
и перерасходом других
о любовь мудреца!
надвигается певчая стая
и в пещере темно
и в глуши не отыщется след
посредине крыльца
где стояли глазницы листая
прорубили окно
и зажгли электрический свет
известковые стены
лесной перелет гобелена
полотенце в углу
птица Феникс на фоне икон
пережди непременно!
непомерно размытые тени
будут селезня с уткой
держать заглушив перезвон
и в чернилах моих
шевельнется наветренный случай
и коснется перо
золотистого шелеста щек
посредине других замирай
и намеренно мучай
только вымолвит срок
черепичная рента дорог –
III
УБЕЖДЕНИЕ
Тают тают уходя
руки опуская
перевалами дождя —
и тоска такая!
Пусть желтый лист к стеклу
как чей-то поцелуй —
сентябрь! мой верный друг
сентябрь! пора разлук
ломаются привычки
забыт условный стук
и мчатся электрички
как вестники разлук
и листьями усыпаны
прощальные аллеи
и все прощанья сыграны
и все печали зреют
росчерками птичьих стай
скреплены разлуки —
начинают облетать
мнения и слухи
и властно к нам стучится
не зная что к чему
но что-нибудь случится
вначале оному
и памятью разбужены —
пора, мой друг! — и вдруг
хорошее заслужено
как шарики из рук
и вырастая в нас близки
разбавлены слезой
откатятся как глаз белки
часы перед грозой.
IV
ОТКРОВЕНИЕ
Как окно приоткроют
а потом уже ветер
довершит остальное
надо мною на свете
как окно приоткроют
а потом уже листьям
удержать надо мною
виноградные кисти
как окно приоткроют
а потом уже вести
завершат над страною
одержимые местью
круговую охрану
трудовую поруку —
это времени надо
уберечь заваруху
___
словно к Господу Богу
выпивая до капли
входят в чистую воду
застывают как цапли
придорожье размято
бездорожье обуто
но кому-то когда-то
не хватало уюта
для чего различая
что растет не со мною
привкус крепкого чая
шелестит за спиною?
словно шапка торшера
наполняется реже
коньяком из фужера
кипятком из прорешин
и в московской квартире
открывается дом
незаметной рутине
и бутылке со льдом
и варенье на блюдце
разливается вмиг —
откровения бьются
переплетами книг
корешками названий
пузырьками кислот
усыпляемой вами
перемены частот
за шкалою прибора
перезвонами рад —
шириною забора
все равно наградят
незадолго до смеха
замыкается тьма
элементами эха
неспокойна сама
однозначностью слуха
незавидностью сна
перегаром сивухи
незаметно сильна
обрывается тихо
уцелевший овал —
вековая кручина
мировой ритуал
отчего же? отчасти?
за себя ли? за всех?
золотые напасти
не заменят — огрех —
___
но с пластинки стекая
не замедлит сквозь сон
появиться ступая
за тобой Купидон
позолоту земную
принимая скорбя
и шкатулку резную
принести для себя
там где бархату славу
острословия шелк
язычками отравы
превратил в кривотолк
там где кружеву слиться
с убеждением тех
кто в косынке из ситца
не дождался утех —
чаровница крылатка
торопливая — вмиг
продвигая закладку
возникала из книг
в белоснежии зримей
ознакомлена с тем
что разыграно в гриме
и ушло насовсем
на Ивана Купалу
за ресницами игр
словно нега листала
по странице за мир
а за нею и с теми
кто свободно простер
при темнице к поэме
пролетит Черномор
бородою разводы
на двери оставлять
чтобы утром погоду
не могли повторять
только в трубах оркестра
где от меди к смычку
предоставлено место
полевому сверчку
растворяются вальсы
пустяками звеня
словно ангелы ваши
перешли от меня —
___
как окно приоткроют
а потом уже ветер
довершит остальное
надо мною в ответе
как окно приоткроют
а потом уже вихорь
завершит надо мною
очертания лиха
как окно приоткроют
а потом уже ветер
довершит надо мною
очертания эти.
V
Шла бессмертная осень
с бамбуковыми шестами
для разжиганья свечек
лодками откидными
Словом на самом днище.
ОСЕНИ
I
Ты рябина — ты ель поняла
и заставила слушать — не спрашивай
что Марина с тобою была
чернокнижие наше нестрашное
мало льда — на завалинке чист
отпечаток души недоверчивой
колоколенки вылинял лист —
II
С колоколенки лист упадет
черепица разбитая старится
в переулке останется старица
смельчака провожая в полет
что же славится и переждет?
что же станет понятнее кажется?
остановлена осень — уляжется
или брошена в грязь и живет?
сколько шерсти — вязать свитера!
много чести измена досужая
ограничили срыв серебра —
разбирайте дорожками ужина
в полушубке нужнее стоять!
каменистые сумерки скрадывали
необычные вести обрадовали —
холода начинались на ять
что из жажды роняя питье
разбиваться о равные времени
озабоченным быть и ничье
растерять отрываясь от стремени?
это каждому врозь суждено
запинаться и падать в увечии —
поджигатели чина овечьего
все равно пропадают в кино
неразменный неравный немой
отголосок молчания высится
на скамейке молчание мыслится
на траве оседая сурьмой
чуть колышется лес и опять
заметет загудит за оградою
за тебя никогда не нарадуюсь
никогда не отправимся спать
на кочевье сентябрь виноват
загремит у колодезя ведрами
отпускаемый ветками мокрыми
в монолитные руки ребят
может прежней уловкой стрижа
не орешником — пряжей лосиною
чтобы просеку к сердцу прижал
и почувствовал кожу гусиную?
может вместе? а может мостом?
где трамвай грохоча перевертывал
так небрежно журналы с оберткою
на обложке на месте пустом?
где же ты? где же струн желтизна?
где же бронза и меди величие?
статуэток на полке приличие
и весла круговая тесна —
где же гость? это гроздь это грусть
это грузди ушные отдушины
это брусья которыми нужно мне
как свече вырастать наизусть
слава Господу! и седине
поклонение искренне вялое
ибо требуют росчерки алые
разметать впятером по стерне
слава Богу — шестого не ждут
остывают повадкою вздрагивают
но звезда разгорается радует
и лучи выжигают и жнут
самолеты летят невпопад
корабли обрываются ягодами
поезда полоумные якобы
но прикидываются назад
а над всеми висит синева
но ее собирают по капельке
и слышны отголоска — мелка в руке –
неуместные как бы слова:
что тебе от простуд от дремот?
что тебе нежеланье невидное?
встанешь раньше — любовь напролет
у зеленого солнца на выданье
что от птицы певуньи на грудь?
что же в ней нарастает и высится?
что желает и крадучись путь
намечает маршрутами лиственницы?
сколько нам предстоит еще ждать
и судить и рядить и ругаться
задыхаясь в чаду иллюстраций
самолично повергнутых звать?
сколько шерсти — вязать свитера!
поравнявшись на крупную вязку
уплотнению спешной развязки
начинают служить вечера
о монашества стриженый чин!
угрызения совести зреют —
разогрей ему что ли скорее
семикровную гущу овчин
дай желанию вырваться в миг
в бесподобие кровного смысла
оставляя ступенями свиста
за пролетами тающий лик.