(О Владимире Кострове)
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 11, 2014
Александра КОВАЛЕВИЧ
Поэт, критик. Автор многих публикаций. Член Союза писателей XXI века. Живет в
Санкт-Петербурге.
Не так просто в наше сумбурное, стремительное и неспокойное время отыскать в
свободном пространстве всемирной сети или в книжных киосках вдумчивые,
спокойные, мудрые строчки. Но если вдруг это удается, то происходит чудо:
раздвигается пространство, исчезают границы времен и миров, и кажется, что
где-то недалеко, за ближайшим поворотом, можно встретить литературного героя
полузабытого романа или юного поэта, еще не ставшего классиком…
Именно такое чувство возникает, когда читаешь стихотворения Владимира
Андреевича Кострова. И не только потому, что Костров
не приемлет в поэзии новомодных веяний в виде верлибров или звуковых стихов, а,
скорее, потому, что в его негромких, лиричных, недлинных произведениях видно то самое «исконно русское», о котором многие прозападно настроенные современники либо забывают, либо
стесняются помнить. В стихах Кострова — чистый свет
Млечного пути, отблеск заходящего солнца на спинах лошадей в ночном, терпкий
вкус спелой черемухи… Двумя-тремя строчками мастер превращает чистый лист
бумаги в объемную картину, да такую картину, что возникает «эффект присутствия»
с существующими, словно наяву, звуками, запахами, цветами.
Я лежу у костра на рассвете
Под копной над певучим ручьем.
Я сегодня свободен, как ветер,
Как крестьянские дети в ночном.
………………………………………………………..
Черемуха, красавица, невеста,
О, сколько лет сквозь ветви утекло.
Твои цветы ломать мне было любо,
Дарить соседке, чувства не тая.
Оскоминою мне вязала зубы
Горчащая ягода твоя.
……………………………………
Мне и сейчас ночами снится:
На тропке дымные следы,
Цветет сирень, щебечут птицы,
И наливаются плоды.
Возможно, привередливый читатель небрежно фыркнет, прочитав эти строки, что, дескать, «это все уже было, например, у Мятлева, Некрасова, Есенина, Рубцова…» Не стану возражать — может быть, и правда, есть похожие штрихи, но поэт, осененный светом таланта, всегда пишет по-своему, и свое у Кострова — это философские рассуждения его лирического героя. Его нынешний лирический герой — особенный, он прожил долгую, насыщенную, непростую жизнь, и поэтому сейчас, в возрасте мудрости, понял одну великую истину: он должен и имеет право соблюдать не только внешнюю, но и внутреннюю чистоту. Поэтому-то и нет в сегодняшних стихотворениях Кострова обилия восклицательных знаков, призывов к бунту, проявлений ярости или восторга. Он просто наслаждается миром, природой, каждым прожитым днем и говорит об этом так, как может сказать истинный поэт. Да, он грустит о том, что этих дней, видимо, осталось меньше, чем хотелось бы, но эта грусть — светлая.
Земных обольщений я сбросил пустую породу,
Уже недалек мой дымок в крематорной трубе.
Для поздних творений я выбрал старинную моду —
Простую свободу не врать ни тебе, ни судьбе.
О, я не чураюсь любимцев густого пиара,
Но классики голос во мне еще, кажется, жив.
Когда исчезает налет фимиамного пара,
Порой и природный талант унизительно лжив.
Для многих знакомых мои построения шатки,
Но я никому не навязываю кредо свое.
Как въехал в столицу я на деревенской лошадке,
На той же лошадке уехать хочу из нее.
Я слово свое не считаю товаром,
Хотя не скажу, что на деньги мне наплевать.
Но то, что во всех словарях называется Даром,
Пожалуй, честнее бы даром другим отдавать.
«Поэт, который проживает громадную прозрачную, как пасхальный воздух, жизнь,
он созидает, испытывая самый большой страх: перестать писать стихи. Но есть
несомненное действие, которое не оборвется, которое будет существовать в веках
— это возведенная по классическому образцу поэтическая школа Владимира
Андреевича Кострова, поэта, живущего с глубочайшим
чувством веры в себя как в часть Божьего замысла» — пишет ведущий рубрики
«Поэтическая седмица» журнала «Основы Православной культуры в школе» поэт
Александр Орлов. В этом вступительном слове к подборке Владимира Кострова сказано действительно многое о герое моего
повествования, но, конечно, не все.
В поэзии Кострова всегда чувствуется некоторое
фольклорное начало, близость к родной земле — не к земле современного бушующего
города с его стремительным дерганым ритмом, а к земле русской деревни, с
теплыми деревянными избами, с прозрачными неторопливыми реками, со светлыми
опушками лесов, пахнущих грибами. Иногда это фольклорное начало отдаленно
напоминает плач, иногда — былинный напев, иногда — песенный заговор, и при этом
практически каждое стихотворение Кострова обладает
афористичностью наряду с тонко и точно написанными образами, с неброскими, но
ощутимыми аллюзиями:
Завершается бал.
Опустели кулисы.
За окошками Русь,
Дед Мороз на юру.
Белоснежен простор,
В нем купаются лисы,
Горностаи любовную водят игру.
………………………………………………………
В березовой серебряной купели
Ты отбелила волосы свои.
Ужели наши соловьи отпели
И нам остались только журавли?
……………………………………………………….
Я стою, как дерево в лесу,
Сединой купаясь в синеве,
И славянской вязью времена
На моей записаны листве.
Ничего я лучше не нашел,
Никуда я больше не уйду,
И когда наступит судный срок,
На родную землю упаду.
Уступлю пространство молодым —
Пусть они увидят божий свет
И прочтут по кольцам годовым
Дни моих падений и побед.
Да стоят по родине кремли,
Утишая яростную новь —
Белые, как русские тела,
Красные, как пролитая кровь.
…………………………………………………..
Мы на тяге ракетной березовых дров
Улетим далеко от мороза.
Расцвела знаменитая Роза ветров —
Наша русская роза.
Все дымы в горностаях,
Тайга в хрусталях,
И дулевский фарфор по затонам.
Дикий белый цветок на продутых полях
Завязался крахмальным бутоном.
Эта особенная мелодичность стихотворений Кострова,
совмещенная с афористичностью, уже отмечалась в статьях о его творчестве,
например, поэтом Геннадием Красниковым: «Интеллектуальный блеск, афористичное
культурное оснащение стиха, ритмически неровная поэтика в сочетании с
сострадательной, скорбной нотой народного плача — создают сильное
художественное и смысловое впечатление».
Присущая стихотворениям Кострова напевность дала
возможность часть из них положить на музыку. К его поэзии обращались и
продолжают обращаться многие композиторы современности, среди которых такие
мэтры, как Свиридов, Пахмутова, Мурадели.
И даже особенность поэзии мастера в виде некоторого сбоя ритма настолько
органична, что читатель именно в этом месте строки, в унисон с автором, делает
вдох, отчего возникает тесная связка «поэт-читатель», превращающая стихи Кострова в очень близкие и почти родные. Родными они
становятся еще и потому, что любой живущий на планете человек глубокими своими
корнями уходит в природу. Не верьте людям, которые говорят о себе, что они —
урбанисты до мозга костей и что для них органично жить в мегаполисе в
небоскребе на 101 этаже! Я готова биться об заклад, что эти люди лукавят. Да, в
городе жить ленивей и комфортнее, но — положа руку на сердце — любому из нас
хотя бы иногда хочется проснуться под пение соловья в пахнущем деревом и
сиренью доме на берегу широкого озера или прозрачно-неспешной реки. Костров не
лукавит. Он честен перед собой и читателем, никогда не скрывая свои корни, ибо
нет ничего страшнее, чем Иваны, не помнящие родства. Когда в спину человеку с
пристальным вниманием смотрят его предки — быть может, не великие и не герои, а
просто люди с честью и достоинством — то невозможно осквернить себя
предательством или подлостью. Есть у Кострова такое
произведение «Иван, не помнящий родства», которое мне бы хотелось привести
здесь полностью, поскольку мысль его очень созвучна мне лично и, надеюсь,
любому мыслящему человеку:
Не как фольклорная подробность,
Как вызов против естества,
Был в русской жизни
Страшный образ —
Иван, не помнящий родства.
Ни огонька,
Ни поля чести.
Ни проливного бубенца.
Ни доброй памяти,
Ни песни,
Ни матери
И ни отца.
Тут не увечье,
Не уродство,
Не тать — рука у топора,
А сердца вечное сиротство
И в светлом разуме дыра.
И в ближней стороне,
И в дальней,
В часы беды и торжества
Нет участи твоей печальней,
Иван, не помнящий родства.
О творчестве Кострова написано довольно много познавательного и интересного, интересующийся читатель легко найдет статьи и Старшинова, и Бокова, и Смелякова, но я не стану здесь их цитировать, потому что хотела попытаться рассказать лишь о своем восприятии его русской, негромкой, мелодичной поэзии. Сожалею лишь о том, что рамки статьи, написанной мной в основном при использовании стихотворений Владимира Андреевича Кострова из сборника «Пока еще…» (М., ИЦ. «АЗБУКОВНИК», 2014), не дают возможности высказать все, что мне бы хотелось. Я лишь скромно надеюсь, что мое краткое погружение в творчество мастера подвигнет кого-нибудь почитать, подумать, увидеть и принять то, что хочет подарить нам истинный русский поэт, поскольку после принятия такого чистого дара человек становится лучше. А если лучше станет человек, значит, станет лучше и весь мир.