Стихотворения
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 1, 2014
Роман Круглов
Поэт, прозаик, критик, редактор, филолог. Родился в 1988 году в Ленинграде. Писать стихи начал в 10 лет, в периодической печати публиковался с
2001 года («Молодой Петербург», «Невский альманах», «Аврора», «День Поэзии»,
2007, «Аничков мост», 2010, «Десятая часть века», 2012, «Литературная газета»
(Москва), «Русское Поле» (Молдавия»), «Енисейский литератор» (Красноярск) и
др.). Автор книг стихов «История болезни» (2010), «36 кадров» (2012).
Член Союза Писателей России. Живет в Санкт-Петербурге.
* * *
Поутру – кровь с молоком –
Небо с хрустким холодком,
Запах твердых поздних яблок.
Солнце сыплется на кровлю
В звонком блеске жестяном.
Никого не подберем:
Выходной – двухместный ялик,
Нас несет куда-то в нем…
– Где мы? – Где-то далеко.
Вечер: в небе молоко
С мутною закатной кровью…
Ночь. – Плывем гулять? – Плывем.
Тихий всплеск под фонарем –
Поцелуй. В ограду сада
Упирается весло.
Занесло нас. Листопадом
Занесло.
* * *
На прогулке обветрились губы,
Неуютные души промокли.
Нежно на ухо что-то шепчу,
Как в колодец глубокий и гулкий
Кричу!
…ричу
…и чу:
Ты устала, ты зла и замерзла,
Осень, скука, охрипшее горло.
Понимаю. Сожму твои пальцы
И пойду за вином и гвоздикой.
Понимаю… Мне страшно признаться:
Иногда может быть мы почти как
Чужие.
* * *
В снегу бегу в свой теплый угол.
Жестикуляция деревьев –
Абсурдоперевод зимы.
Январь – в расход, луна – на убыль,
В лицо охапки белых перьев
Распотрошенной ветром тьмы.
Бегу туда, где нетерпенье,
Упреки, ревность, слезы, грубость…
Бегу, бегу-бы-губы – губы
Твои.
* * *
Смотрел в глаза и думал: потону.
(Без страха думал, хоть и шел ко дну –
Я знал – мне шелком будут эти воды).
Я потонул уже и потому,
Я сам – уже не я, а часть природы.
Уехала, и я теперь – как дом –
От свай и до лепного ангелочка –
Холодная пустая оболочка
Утопленника, что жил раньше в нем.
Насвистывает песенку свою
На горлышке моей пивной бутылки
Тот ветер, из которого в затылке
Я собственную песенку совью,
И голуби едят из рук моих
Снежинки вперемешку с грязным тестом
Близ дома, где мне холодно и тесно
(Хотя в нем было место для двоих).
* * *
То схвачусь за стих, то за
хронику…
Только буквы, как муравьи,
Смысла выронили соломинку,
Расползлись по делам своим.
Я валюсь на постель поверженный,
И со мною глядит на дверь
Стул поломанный, словно сдержанный
После жесткой дрессуры зверь.
Мы вдвоем лежим без движения:
Придавил тишины валун.
«Слышь, вернется она, наверное» –
Шепчет губ моих отражение
В брызгах зеркала на полу.
* * *
Оставив недописанной строку,
Я буду водкой поливать тоску,
Которая уже не плодоносит.
Ты тоже просидишь всю ночь одна,
Зеленою тоской оплетена
(Слеза ползет по ней, как долгоносик).
Давай, глотай свой чай и трихопол,
И у меня еще бутылки пол.
И в этом парнике разъединенья
На остроту проверим каждый лист,
Поймем, о чем нам ими шелестит,
Родная, наше общее растенье.
* * *
В полутьме из-за занавеса
простыней
Руки – медленный нежный прилив на спине,
Шевелящий песчинки мурашек. И мне
Не до недозакрытой двери, не до не…
А потом, разучившись дышать и без ног,
Мы две долгих секунды глядели в поток
Коломбин и чертей, Магдалин и шутов
В коридоре; на фоне висящих пальто
Плыл бескровный Пьеро и кровавый Макбет
И звучал в голове то ли плач, то ли бред,
Замыкающий шествие сонный сосед
Наступил, не заметив, на шелковый плащ.
* * *
Чирикали искренно и голословно
Среди растекающейся кутерьмы
И что-то клевали (так яростно, словно
Поверженный труп своей первой зимы).
Для них потепление это не милость,
А личный триумф, и не важен прогноз.
И ты говорила мне, что изменилась.
И я, улыбаясь, глядел за окно.