О поэзии Александра Радашкевича
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 9, 2013
Лидия ГРИГОРЬЕВА Поэт, эссеист и фотохудожник. Участница многих международных литературных, конференций и Всемирных конгрессов поэзии. Ее стихи переведены на английский, японский, французский, чешский, словацкий, китайский, арабский и другие языки. С 1992 года живет в Лондоне и Москве.
Александр Радашкевич.
«Земные праздники».
М.: «Русский Гулливер», 2013.
ПОРТРЕТ ВОЗДУХА
Когда читаешь любимого поэта, градус восторга и
проникновения может и зашкаливать за дозволенные грани. Но
если о нем пишешь, да еще не для себя, а для тех, кто откроет книгу и станет
или не станет ее читателем, то уж тут надо оставить эмоции в стороне и
попытаться объяснить, почему именнно эту книгу,
именно этого поэта должен не упустить из виду, как ценную добычу, охотник за
поэтическими литературными новинками.
В зрелом литературном возрасте, когда и сам написал сколько-то там книжек, а уж
прочел — так бессчетно, уже почти невозможно восхититься чем-то неведомым и
новым. И вот однажды в середине двухтысячных съехались на Фестиваль поэзии на
Байкале несколько русских поэтов из разных стран. Так получилось, что многие из
них по тем или иным причинам надолго оказались за пределами отчизны. Но
русскими поэтами быть не перестали.
Никаких особых открытий и откровений мы с моим мужем Равилем
Бухараевым от этой встречи не ожидали. Тем радостней
было ошибиться уже на первом же поэтическом вечере в Иркутском драматическом
театре. Там мы впервые увидели и услышали поэта Александра Радашкевича.
Чтение поэтических текстов вслух — для многих поэтов испытание. Внутренний
голос, тайная мелодика каждой строки, а иногда и каждого слога, бывает что и не проявляются «на людях». Тихий голос поэта Радашкевича, его почти невнятное проборматывание
некоторых строк, выказывали, на мой пристрастный взгляд и пресыщенный слух,
некоторое пренебрежение к самому акту «озвучивания». С этим мне было трудно
примириться. Я большое значение придаю авторскому чтению, давно устраивая свои
творческие вечера по принципу «Театр одного поэта». Меня несколько и
покоробило, и огорчило такое «выступление». Но…
Вечером того же, первого для нас, перенасыщенного общественными фестивальными
акциями дня, Равиль Бухараев,
мой любимый поэт, иначе я и не вышла бы за него замуж Бог знает сколько лет
тому назад, открыл на ночь глядя альманах «Иркутское время», изданный аккурат к
фестивалю и представивший на своих страницах его гостей.
И вдруг мой муж, до этого сонный и усталый (все-таки путь от Лондона до
Иркутска не так уж легок) радостно рассмеялся и почти закричал: «Да ты
послушай, что за поэт!». И стал читать вслух и с должным интонированным
восторгом стихи нового для нас, но существовавшего и до нашего этого
«открытия», поэта Александра Радашкевича. Сон как
рукой сняло! «Ой! — восклицала я. — Ой, как замечательно! Да этого просто
быть не может».
Конечно же, многие из нас склонны к «куриной слепоте» и близорукости. Сплошь и рядом:
не знаю, не вижу, не слышу — значит, этого и не существует. Я, к стыду своему,
вспомнила, что читала статью о Радашкевиче в газете
«Русская мысль», но… не поверила. Что хорошего может произрасти на Западе, где
поэзия давно кончилась, завершилась, скончалась, а дадаисты и всевозможные
местные ничевоки даже труп похоронили! Но закопали, видимо, неглубоко… Общая
атмосфера упадка культуры и ценности поэтического слова не может не отразиться
и на отдельно взятом чувствительном русском воссоздателе
надмирного словесного образа, прорицателе
неизреченного, именуемого поэтическим восприятием (зримого и незримого) мира.
Все это к тому, что прогнозы и слухи об окончательной и бесповоротной смерти
поэзии редко бывают достоверными.
На Западе сейчас может быть и нельзя СТАТЬ поэтом, но и нельзя ПЕРЕСТАТЬ быть
им, если ты уже поэт.
А Радашкевич задолго до того, как ему пришлось
вдохнуть сухой и неприветный ветер чужедальних стран, был поэтом. Сужу по его
ранним питерским стихам, помеченным датами начала семидесятых.
Золотая словесная скань его, в том числе и последних по времени стихотворений —
не членится на слова и слоги. Это некий благоуханный воздушный поток со свежим
дыханием лесных первоцветов. Некоторые его стихи не членятся на отдельные
традиционные катрены. Строфы его вьются, как виноградная лоза и состоят порой
из одной единственной фразы, длящейся и ветвящейся на двадцать и более строк.
За соль дорог, за хлеб пустых
надежд и ветер акварельный на
плече, за парус рваный, латаный,
холщовый, за прах на стоптанных
котурнах и сирый плащ ветров,
за боль внежизненных обид ночами
спасибо вам, мой раненый пророк
в лавандовом венке на синих
лунных льнах, где кристальною
пылью вселенных обрастает
corona astralis.
Может быть, в этом и секрет его, кажущегося
равнодушным и бесстрастным, чтения, что он уже все сказал, все вплел в
невесомую словесную ткань. Многие его стихи — это легчайшие натуральные шелка
ручной работы. Они для знатоков. Для любителей утонченных, изысканнейших
наслаждений. Эти кружева нельзя тянуть за словесную нитку — могут распуститься.
Их нужно «носить», ими можно любоваться, ими нужно украшать наш неласковый,
потрепанный житейскими бурями и непогодами мир.
На мой взгляд, Александр Радашкевич — прямой
наследник нежной живописи Сомова и Бенуа. Жанры «Мира искусства»: буколики,
пастели и пасторали плюс исторические полотна русского классицизма — почва, из
которой произросли многие его, очень инакие, стихи.
При этом жар его поэтической страсти спрятан глубоко под красиво расшитыми,
орнаментально изысканными одеждами. Но порой прожигает их…
великаны
Ветров и
в лазоревых латах, опираясь о замшевый ствол, паладины
Любви, всеблагой, всемладой,
всенапрасной
Так я вижу и слышу теперь этого поэта, которого люблю не просто читать, но и перечитывать. А то, что кто-то из читателей долгое время не слышал и не читал этого поэта — вполне поправимое упущение. Прочесть его, войти в его сложный поэтический мир — редкая награда для настоящих ценителей изящной российской словесности.
…МОЛЧАТЬ НА ЧИСТОМ РУССКОМ ЯЗЫКЕ…
Написать послесловие к этой книге собирался мой
муж, поэт Равиль Бухараев.
После его внезапной и безвременной кончины в январе двенадцатого года на письменном
столе у компьютера осталась небольшая стопка книг. И сверху осталась лежать
книга Радашкевича «Ветер созерцаний». Равиль читал ее и перечитывал, прежде,
чем приступить к работе над послесловием к новой книге.
Здесь я процитирую отрывки из переписки двух поэтов. Из последнего письма Равиля, 22.01.2012, 19.20 (Лондон)
«Да, брат, я действительно возвернулся и сейчас буду
покрепче устраиваться у компьютера — отдавать долги, из которых долг перед
тобой — наипервейший. Представь, возил с собой в
Москву твой “Ветер Созерцаний”, ибо все-таки на него тоже буду опираться —
вдруг да вознесет, куда надо!»
Ответ Александра:
«Друг мой, честно скажу: мне было бы дорого увидеть запечатленной именно твою
реакцию, твое отражение, потому что у тебя особая
точка отсчета и особый взгляд из драгоценного далека, с высоты “белого
минарета”, где ведутся прозрачные “дневники существования”. Мы толковали об
этом в Коктебеле. А напишешь-не напишешь — это уже
судьба, поелику “покой нам только снится”».
И еще из писем Равиля разных лет:
Равиль Бухараев, 03.06.2008 12:02
(Лондон):
«Милый Саша!
Прочел вчера твою книгу — изумительно трепетно и сильно, спасибо! Хочу написать
о ней — вот ужо найду несколько спокойного времени. Ты
как поэт вызываешь массу не только художественных переживаний и чувств шестого
уровня, но и концептуальных мыслей, посему дело это не простое, но крайне
вдохновляющее. Дай Бог собраться с мыслями и чувствами этими — и сделать это
вовремя».
Равиль Бухараев, 17.02.2008 16:07
(Лондон):
«Да, чудесная подборка в “Сибирских огнях”, дорогой Саша, но “И ты, мой сад”
просто висит в воздухе, как хрустальный звук — и никуда не исчезает. Этот тот
случай, когда слова превращаются в чистейший камертон любви — и звучат
бесконечно в синем-синем, глубоком-глубоком и нескончаемом небе. Слава богу,
что есть стихи и есть поэзия, и есть люди, подобные в ней тебе — “ушибленные
звездой”, как говорится в одном алтайском эпосе».
«Привет, дорогой!
Помню о тебе и твоих стихах. На самом деле я все время порываюсь написать,
вернее, изложить на бумаге то, что у меня связано с твоими стихами. И все время
какое-то опасение, что скажу не то и не так, как они этого заслуживают. Дело
все в том, что ты поэт боговдохновенный, слушающий и слышащий, и столь акварельно-тончайший по слову и чувству, что надо быть
внутри твоих стихов и в полном покое, чтобы правдиво писать о них. Надо быть
как бы стоячими часами, чтобы точно угадать Твое
Время. Вот и жду такого состояния уже много месяцев, надеясь, что дождусь и у меня получится написать не просто рецензию на
книгу, а письмена о тебе, ибо этого она заслуживает, твоя поэзия, запечатленности в письменах, а не просто текучки литпроцесса».
Да, Равиль Бухараев не
успел написать это Послесловие. Но то, что успел написать в немногих дружеских
письмах, говорит само за себя. Эти небольшие заметки в
том числе и дань памяти поэтичекой дружбе двух
больших современных поэтов. Для таких высоких отношений не может быть органичений во времени.
Немного медленной весны во изголовие.
Лохматых птиц слепой полет и
приводнение.
Немного ветра и волны, как послесловия.
МУЗЕЙ РОМАНТИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ
Мастер поэтического портрета, посвятивший ныне живущим поэтам целую вереницу прекрасных стихов, А. Радашкевич умеет дружить и с поэтами разных эпох. В этой его книге, как, впрочем, и во всех предыдущих, много посвящений не только ныне живущим поэтам, но и классикам русской поэзии. Посвящения, цитаты и парафразы из М. Волошина, И. Бунина, С. Клычкова, из Батюшкова и разумеется из А. Пушкина, из многажды повторяемого в разных вариациях Ф. Тютчева.
Который час? его спросили здесь,
А он ответил любопытным: вечность.
Этот знаменитый эпиграф из О. Мандельштама в стихотворении, посвященном Батюшкову, здесь отнюдь не случаен. Над головой Поэта всегда простирается не небо, а бездонные небеса, а у ног его плещется не житейское море, а вечность, или:
А море — прямо у забора,
овеществленное. Вишь, море целое густой
святой воды…
Не случайно и на сайте, названного поэтом с
ориентацией на романтическую уединенность всякой души, склоной
к поэзии, «Остров-сайт Александра Радашкевича», есть
раздел «Стихи моих друзей». Только щедрое сердце может делиться с окружающими
сокровищами других, чужих, но не чуждых тебе поэтических миров. Не секрет, что
творческие натуры часто бывают замкнуты на себе самом.
В поэтическом сообществе принято восхвалять только «ближний круг», остальное же
носителям поэтичеких регалий и доспехов
представляется ненужным и недостойным даже малой похвалы. Не то у Александра
Павловича Радашкевича — страницы его сайта открыты
всем поэтическим ветрам. Помимо собственных произведений и хроники личных
событий, он дал приют на острове многим незаурядным личностям русской культуры
ушедшего и нынешнего века. Поразительно и то, что этот романтический ОСТРОВ
стал вместилищем многих и многих не только литературных сокровищ. Радашкевич делится с теми, кто доплыл до его осторова, музыкальной коллекцией дивной красоты и
наполненности. Там можно прочесть воспоминания о знаковых фигурах русской
эмиграции, которых Александр знал лично; о жизни императорского русского двора
в изгнании — ведь он много лет был личным секретарем Великого князя Владимира
Кирилловича.
Рубрики «Новое стихотворение» и «Случайное стихотворение» вызввают
бурную реацию у постоянных
читателей и посетителей этого заповедного романтического уголка интернет-вселенной. Гостеприимный хозяин Острова-Сайта
предстает перед нами и как интересный эссеист публицистического толка, и как
мемуарист, и как собиратель редких музыкальных записей. Отзывы в «Гостевой
Книге» сайта — это живое общение, обратная связь с ЧИТАТЕЛЕМ, об отсутствии
которого принято говорить уже очень давно. Но слухи о
«смерти читателя поэзии» явно преувеличены. И поэтический обмен веществ на
просторах Острова-Сайта Александра Радашкевича —
прямое тому подтверждение.
И поскольку я пишу это послесловие к новой книге поэта, которого люблю читать и
перечитывать, словно бы вместо моего мужа, поэта Равиля
Бухараева, стихи и поэмы которого тоже читаю и
перечитываю словно бы заново, то и завершить эти небольшие заметки хочу словами
Равиля.
Равиль Бухараев, 15.01.2008 14:28
(Лондон):
«Дорогой Саша!
Окунулся снова в твой сайт — чисто тут и свежо, как в речной старице далеко от
города. Идешь-идешь, и вдруг озерцо, проточное, прозрачное, с кувшинками и
лилиями, со счастьем забвений: а в нем и над ним — безбрежное, высокое и такое
же чистое до хрустального хруста небо.
Чудо что такое, правда. Тебе по-настоящему удалось продышать окошко к людям
сквозь мороз существованья. Я рад этому до осязания счастья — ты ведь поэт и
человек удивительный. Как же отрадно видеть, что ты по-настоящему нужен
сочувственным, понимающим, ищущим чистого людям, не
говоря уж — мне! Спасибо.
Обнимаю и молюсь за тебя и небесный твой дар.
Твой Равиль».
Вот и получилось, что это Послесловие к новой книге Александра Радашкевича «Земные праздники» написано мною не вместо Равиля, а ВМЕСТЕ с ним.
Лондон,
15 ноября 2012 года