Сергей Арутюнов «Нижние Котлы»
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 9, 2013
Сергей Арутюнов. «Нижние Котлы»
М.: «Вест-Консалтинг», 2013.
Промокни платком, и не станет их,
Только мне уж не позабудется
Вонь полей ночных, кровью залитых,
Изуродованные улицы.
Кажется, что это четверостишие — из стихотворения, которому нежное название «Романс» придает вид саркастический — лейтмотив не только новой книги стихов Сергея Арутюнова «Нижние Котлы» (о том, что она восьмая по счету, любезно информирует подзаголовок), но и всего его творчества. В этой книге, какое стихотворение ни открой, взгляд упирается то в пугающую пустоту:
Жизнь проста, мила и кнутобойна,
А за ней и вовсе пустота…
…От пустоты твоей последней
Ни грамма сути не возьмет.
То в свинцовые мерзости жизни:
Оскудели скважины
Сырьевыми струями.
Пустыни изгажены,
Капища изрублены.
С дикими коленцами
Пополам кромсается
Зимняя коллекция
«Русские красавицы».
Детей своих кидает в топку
Ночная Русь без ног передних.
Пусть погода сердится,
День упит в говно,
Мне одеться смертницей —
Самое оно.
…Ни ржавчина звезды солдатской
Под небом выжженным и злобным.
Загорались ярко огни вокзальные:
То хвостатый прапор, то поп в цилиндре…
Пока тоска не обуяла,
Тряслись, как листья на осине,
Женились под разлив баяна,
Гробы в подъезды выносили.
Вроде бы во всех этих штрихах бытия «ничего
такого»… Сергей Арутюнов описывает не кошмары, не безобразия, не преступления —
жизнь как жизнь. Но он, пожалуй, как никто из современных русских поэтов, умеет
придавать описываемому объекту (либо субъекту, либо даже сверхобъекту)
вид крайности, за которой — Ничто. Может быть, это умение поэта называется
наоборот: передавать подлинную суть «картины». Она всегда безрадостна, если не
постыдна. Этот эффект достигается подбором эпитетов, цветовой серо-коричневой,
плесневелой, заржавленной гаммой, «простонародным» языком, местами намеренным
попранием технических норм рифмования — о неправильном можно писать только неправильно.
В исполнении Сергея Арутюнова своей «теневой» стороной оборачивается не только
недавнее советское прошлое:
Пройдет ли это с возрастом, усилится ль,
Трясусь и плачу над седым быльем,
Когда пугали «Памятью» васильевской,
Мол, всю страну кровищею польем.
Еще газеты выходили
С призывами «за мир» бороться,
А воротилам с водкатини
Уже мерещились банкротства,
Галдеж сирен, глухие стены,
Складские скользкие канавы,
Где камни сыры и бездетны,
А лужи гнилы и контактны.
Воздух желт, безумием отравлен,
Словно нескончаемый ожог
От Москвы до самых до окраин,
С бледных губ до страждущих кишок.
На шее след от хомута,
И никнет воля к изголовью,
И проступают холода
В глазах, подернутых золою… —
но и вовсе давняя история, «устои земли русской», к которым Сергей Арутюнов обращается опосредованно, ернически применяя в своих стихах фольклорные (либо эпические) мотивы:
…Исповедь века, предавшего верных слуг,
Чахлая повесть, нудная и сырая,
Перечень дат минувших, глухих разлук,
Бьющих в набат, из бездны к тебе взывая.
А барскими палатами
Проносятся скабрезности —
Закалка им простецкая вредна.
Точат ножи булатные,
Хотят меня зарезати,
Да, видно, не зарежут ни хрена.
Ты не верь, березонька кудрявая,
Наклонившись над судьбой своей,
Что со зла они тебя корябали,
Эти люди с лицами свиней.
…Не со зла тебя убили, деревце —
Ради сока, стекшего в лохань.
Ах вы, шашни-шашечки с террористами,
Ох, Обама-батюшка, канцлер Меркель!
Ой, ты небо-небушко сернокислое,
Серый-серый дождичек, мелкий-мелкий.
Тут, как видим, жутковатое прошлое прорастает
«сернокислым» настоящим…
Единственная апелляция к русскому народному эпосу, где брезжит свет (названный
по имени) — это стихотворение «Час придет призыва знобкого…», развивающее тему
сегодняшнего «поднятия ратного воинства на битву за Родину» в несколько
сардоническом, но все же не безнадежном контексте:
Что слова твои чумазые,
Если свет привычно теплится
Там, где над овощебазами
Свищет вольная метелица.
Впрочем, актуальной политике от Арутюнова тоже «достается», причем без различия — «красный» ли, «белый», «левый» или «правый». В книге «Нижние Котлы» соседствуют на равных правах неприятной для поэта реальности «демократыши-демократики», «пидорасы с чифирем», «мировое братство», «безобидные сволочи, потребители благ», «оккупанты Абая» — «благонамеренные выкресты от Зильбертруда с Чхартишвили», «четыре пресветлых лика с колонн фальшивых», «узники ударных строек», «Ефремов, целую эпоху обманувший», «офигенная истина имперская» и т. д., и т. п. Даже «Выборы — 2011». Пожалуй, у этих креатур художественное значение куда более сильное, нежели авторское (либо общественное) порицание — они все — образцы уродливого извращения образа и подобия Божия. Хотя Сергей Арутюнов не из тех поэтов, кто «к слову» и не к месту поминает Господа и злоупотребляет религиозной лексикой. И все-таки мне прочиталось именно такое понимание. Кстати, оно отнюдь не «ура-патриотическое» и не в духе «самодержавия-православия-народности». Какой ура-патриотизм после емких строк:
Не обзаведшись двойным гражданством,
Не залупайся, что гражданин.
Или
И те, кто ради длинного рубля
Поверили, что чернь иногородня,
Забыл или не знал, что Русь родня
Лишь тем, кто ей ни в чем еще не ровня.
На основании своих предыдущих
книг и публикаций поэт Сергей Арутюнов последовательно заслужил эпитеты: «очень
живой и неудобно честный» от Татьяны Бек, мир ее праху; «свойский читателю» от
Игоря Дуардовича; «поэт жаргонизмов» от Ольги
Ворониной (в сугубо положительном смысле — Сергей умеет речь улицы совмещать с
эстетическими канонами Золотого века, имеет в виду Ольга Воронина);
поэта с интонацией «трудного человека» от Бориса Кутенкова.
А сам свои стихи «припечатал», цитируя ту же рецензию Дуардовича (Игорь Дуардович.
Сергей Арутюнов. Хор Вирап: Стихи —
М.: Луч, 2011), как «сорвавшийся с цепи текст». В основу этого
определения ложатся, по мнению Дуардовича, «не
плохая/не хорошая подростковость, трагикомизм,
глаголосинтез, эксплуатируемая эрудиция,
шаржированная или спародированная действительность».
Это все было сказано про седьмую книгу Арутюнова. Но
похоже, что все эти оценки применимы и к восьмой книге. Разве
что интонации «маргинальности», перемешанные с
интонациями «злободневности» в самом что ни на есть «газетном» ракурсе, стали в
«Нижних котлах» еще гуще, концентрированнее. С подтекстом — «не мы
такие, жизнь такая».
Книга «Нижние Котлы» самим названием и оформлением наталкивает на какие-то
уличные полукриминальные ассоциации. Название дано на книге одинаковыми по
величине буквами, а под ним на фотографии угрюмые крепкие парни шагают по
довольно убогой постсоветской заснеженной улице — спинами к читателю. И слава Богу, что спинами — у таких спин не может быть
хороших лиц!.. Эта панорама напоминает, что на фене «котлами» называются
дорогие часы, лакомая пожива уличных урок…
Но настоящая поэзия — не в самом простом, «линейном» и поверхностном прочтении.
Настоящая поэзия должна быть парадоксальной. Сергею Арутюнову, на мой взгляд,
отлично удался парадокс — сделать книгу из очень острых, политически
злободневных, публицистических… настоящих стихов, к которым политика не имеет
ровным счетом никакого отношения. Его поэзию можно и нужно «вывернуть
наизнанку» — как и впечатление от книги.
На самом же деле «Нижние Котлы» — это название подмосковной платформы, на
которой Сергей часто бывает по работе, и это вовсе не филиал земного ада, а
обыкновенный поселок, где живут нормальные люди, не плохие, не хорошие — просто
живые и настоящие. Как и сам поэт.
Люди — и есть главный смысл стихов Сергея Арутюнова. Его «высший пилотаж» в
изображении Человека доказывает «Баллада о картошке», берущая за душу история
якобы вовсе без сюжета — или с бесконечным сюжетом. Наблюдатель (поэт или сам
Господь?) стоит на затерянном полустанке и смотрит, как ковыляют мимо него
старухи, сажающие картошку вдоль путей на крохотных участках, огороженных
спинками от кроватей:
Те, которых я уже не помню
Щепками от срубленных дровишек,
Проводивших суженых на бойню,
Заживо себя похоронивших.
Под унылый гром одноколеек
Ведра волоча с визжащей дужкой,
Жили смирно, гибли на коленях,
Возносились высь душой тщедушной.
Единственное, что сказали Наблюдателю эти старухи —
…не озоруйте,
Это, ведь, сынки, не на продажу…
Словно я какой-нибудь подонок,
Будто ничего не понимаю, —
отвечает им Сергей Арутюнов, и больше тут ничего не нужно говорить. Хочется больше «впивать» таких стихов —
В мире бесцельном, навек
чужом,
К дому идущим.
От них мир становится не столь чужим.
Думаю, правдивее всех определений поэта Сергея Арутюнова —
наиболее «давний» из перечисленных, но не стареющий отзыв Татьяны Бек:
«Очень живой и неудобно честный». Неудобства за свою честность Сергей Арутюнов
не испытывает, судя по тому, что он выбрал собственную поэтическую стратегию:
очень человеческий, очень неравнодушный, очень возмущенный голос, который так
легко спутать с плакатом на митинге. Но чуткому читателю — достаточно четырех
строк:
И такая тоска защемит,
Что покажется горловой
Песня гибели, птичий щебет,
В синем небе над головой.
Или:
Только тени серо-сини
Вдруг замрут от лепоты:
В гаражах по всей России
Крутят гайки и болты.
Не спутает.
Елена САФРОНОВА