(Людмила Вязмитинова)
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 8, 2013
М.: Русский Гулливер, Центр современной литературы, 2012
Каждое время года имеет внутри себя некую движительную силу — сообразно идущим внутри него, характерным для этого времени, процессам. Собственно, благодаря этому время и движется — от начала одного времени к его концу, которое есть начало другого времени. В природе эти процессы замкнуты в круг года, вновь и вновь повторяясь в новом цикле, перед началом которого есть некий период, если можно так выразиться, времени безвременья, или междувременья. И приходится этот период на осень — как известно, унылую, но и очаровательную пору, время прощания с прошлым и подготовки к уже заявляющему о себе будущему. Это время подведения итогов и оценки новых стартовых возможностей, недаром цыплят считают по осени, и осенней порой состоялся знаменитый диалог муравья и стрекозы. Но если говорить не о природе, а о внутренней жизни человека, то с осенью ассоциируется знакомое каждому неравновесное состояние души, совершающей трудную работу исповеди, в ходе которой принимается и одновременно отвергается прошлое. Оно, это прошлое, еще здесь, но уже невозможное к продолжению, и уже заявляет о себе некое будущее, пока неясное, пока еще в виде надежды на него, пока ему можно только причаститься.
«Вспоминаю — и стекленею», — пишет Борис Колымагин в своей новой книге стихов «Земля осени», — «но обратное ничто/ еще не ничто/ еще не конец/ я радуюсь/ тихо тающей жизни/ и надеюсь на встречу». В этой книге его лирический герой ощущает себя оказавшимся в неизведанной «земле осени», и он всматривается и вслушивается в жизнь вокруг себя, сливается с ней, пытаясь нащупать не смысл происходящего, а «дорогу», по которой ему «надобно шагать».
С этим он обращается к Богу, испытывая естественную необходимость «душу питающей» молитвы. И эта молитва, равно, как и ощущение проявления Божественной воли, стоящей за всеми явлениями жизни, красной нитью прошивают тексты книги. Поиск «дороги», по которой «надобно шагать», не мыслится ее лирическим героем вне Церкви, описанию жизни которой посвящено довольно большое количество текстов. Эта жизнь описана Борисом Колымагиным «изнутри», с любовью и добротой, как естественно встроенная в течение жизни человека ее необходимая составляющая.
«Все дела наши — не служба — служение. В скорбях — но с надеждой тоже. А суета — глаза подхалимские, стук-стук, «а мы вот такие» — суета и есть», — так говорится в одном из текстов второй части книги, носящей название «опытов не в стихах».. Лучшее название для этих коротеньких, то с четко прорисованным, то размытым до неопределенности сюжетом текстов дано в одном из них: «со-бытие — живая жизнь». Это, в отличие от стихов, составивших первую часть книги, проза, существующая на грани с поэзией, относящаяся к жанру «малой прозы».
Эстетика обеих частей книги зиждется на сочетании сложной образности со стремлением к той упрощенности восприятия мира и себя, которая зачастую граничит с опрощением. Здесь это обусловлено открытостью всем проявлениям жизни, готовностью принять их — как равнозначные проявления ее природы, истинный смысл которой сокрыт от человека. В такой системе нет верха и низа, радость бытия рождается из ощущения принадлежности ему, в котором для поэта главное то, что «Движется слово/ Словно сок в дереве./ Стихи из молчания, из дождя».
В отличие от природы, человек может изменить течение своей жизни, совершив необходимую работу внутри континуума, в котором происходит таинство перетекания прошлого в будущее. Иными словами, соответствующим образом прожив пору «осени» жизни души, которая для поэта, как и любая пора его жизни, связана с работой со словом, нащупав «дорогу», по которой «надобно шагать», оказавшись в «земле осени» — между прошлым и будущим своей жизни. Как пишет Борис Колымагин,
Я ищу параллельную плоскость —
ускользнуть от бреда работы
и заняться своим по жизни,
погрузиться в покой субботы,
то есть выйти на край обрыва
и отдаться полету — шире —
эта странная неба жесткость.
Дважды два, конечно, четыре.
Вынужденный подчиняться «жесткости» законов как горнего, так и дольнего миров, человек может уповать только на одно — бесконечное милосердие Бога, ждущего от него не совершенства, а труда по поиску «дороги», по которой ему «надобно шагать». Понимание этого вызывает у героя Колымагина некоторую грусть, но она перекрывается непоколебимо оптимистичным приятием окружающей его жизни. «Не к совершенным пришел Господь/ Преобразится и наша плоть», — так сформулировано в одном из текстов книги основание для этого оптимизма. Оптимизм, побеждающий грусть, и грусть как неизбежный спутник действенного, а не наивного оптимизма — две уравновешивающие друг друга силы, создающие атмосферу новой книги Бориса Колымагина.
Людмила ВЯЗМИТИНОВА