К 90-летию феерии А. С. Грина «Алые паруса»
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 5, 2013
Публицистика
Евгений ЛУКИН
Поэт, прозаик, переводчик. Автор ряда книг, в том числе «Пространство русского духа», «По небу полуночи ангел летел», «Времени холст» и других. Член Союза писателей России и Союза писателей XXI века.
К 90-летию феерии А. С. Грина «Алые паруса»
АЛЫЕ ПАРУСА ЛЮБВИ
«Алые паруса» — лучшая романтическая повесть Александра Грина. Она увидела свет в 1923 году, и с тех пор звучат о ней восторженные отзывы. «Если бы Грин умер, оставив нам только одну свою поэму в прозе “Алые паруса”, — отмечал Константин Паустовский, — то и этого было бы довольно, чтобы поставить его в ряды замечательных писателей».
Александр Степанович Грин (1880—1932) мечтал снять художественный фильм и даже попытался набросать киносценарий «Алых парусов», однако его замысел так и остался нереализованным. Лишь в 1961 году режиссер Александр Птушко осуществил экранизацию феерии, где в роли Ассоль дебютировала юная актриса Анастасия Вертинская. Фильм имел успех, хотя его и критиковали за прямолинейность режиссерских ходов и сентиментальность. Со временем он был причислен к классике советского кино, и в этой ипостаси благополучно пребывает и поныне. Никто толком не подвергал его критической переоценке.
Между тем, внимательное изучение киносценария дает серьезные основания сделать вывод: сценаристы добавили в романтическое повествование два эпизода, которые не только исказили главную идею произведения, но и навязали ему антигуманные установки, коренным образом противоречащие духовной сути подлинника.
Речь идет о двух сценах. Первая происходит в трактире, куда заходит главный герой капитан Грей (его играет Василий Лановой) в сопровождении своего помощника Атвуда. Моряков встречает трактирщик Сандро. Между ними завязывается разговор:
«Сандро: Вот уже второй день, как Зурбаган вроде на осадном положении.
Грей: На осадном положении? А по какому поводу?
Сандро: Позавчера днем у здания городского суда двое смельчаков — студент и лекарь — отбили у конвоя карету с арестованными террористами, покушавшимися на жизнь самого губернатора.
Атвуд: Клянусь всеми ветрами, вот это молодцы! Вот это люди!
Сандро: Недаром губернатор обещает тому, кто укажет, где они скрываются, уплатить две тысячи золотых.
Грей: Я вижу, ваш губернатор — щедрый человек.
Сандро: Вряд ли в Зурбагане найдется человек, который польстится на эти грязные деньги. Вот поэтому полиция и шарит по дворам».
Во время разговора слышатся выстрелы, и в трактире неожиданно появляются две подозрительных личности в черных плащах и шляпах. Оказывается, они хорошо известны трактирщику, который тут же уводит их за барную стойку, открывая потайную дверь. Спустя мгновение в трактир вбегает капрал и требует от хозяина выдачи террористов. Завязывается драка. Капитан Грей швыряет в полицейского табуретку, сбивая того с ног, и скрывается следом за преступниками в потайной двери.
Следующая сцена происходит на корабле. Капитан Грей записывает в судовой журнал: «Встреча в Зурбагане с двумя повстанцами совершенно случайно привела меня в порт Лисс». Судно швартуется в порту. Капитан высаживает террористов, которых тайно вывез из Зурбагана, и на прощание говорит: «Ну, друзья, вот вы и дома. Желаю вам удачи в ваших благородных намерениях». Спасенные преступники сердечно благодарят капитана.
Следует еще раз подчеркнуть, что этих сцен в романтической повести Александра Грина нет. Но для создателей фильма они, видимо, были крайне важны, поскольку позволяли произвести трансформацию чисто романтического героя в социально активную личность. По сути, капитан Грей волею сценаристов становился не только пособником террористов, но и их единомышленником, ибо определял террористический умысел как «благородное намерение».
Чтобы зрители случайно не прониклись жалостью к абстрактному губернатору, на жизнь которого покушаются по непонятной причине, рыцарские образы капитана Грея и террористов в черных плащах оттеняет гротескная фигура другого представителя власти — капрала, которого играет комедийный актер Евгений Моргунов. Правда, каких-либо оригинальных красок в свою игру он не внес, фактически воспроизведя стандартный советский образ глупой полицейской ищейки царских времен.
Введя два эпизода в повествование, сценаристы существенно исказили основной замысел поэмы Александра Грина. Судя по всему, они считали, что таким образом «расширили» потенциал реализации мечты, которую можно собственноручно построить как в личном плане, так и в общественном. Логика социальной мысли была проста и вульгарна: почему бы мечтательной девушке Ассоль дожидаться не только алых парусов своей любви, но и алых парусов всеобщего счастья — коммунизма? Капитан Грей, этакий революционный волшебник, готов, должно быть, соорудить и то, и другое. Что нужно для построения всеобщего счастья? Всего лишь убить губернатора.
Идея убийства некоего властного лица, олицетворяющего собой зло, которое стоит на пути светлого будущего, в начале минувшего века превратилась для российской прогрессивной общественности в навязчивую. Эту всеохватывающую социальную маниакальность, к примеру, красочно описал Леонид Андреев в рассказе «Губернатор», где убийство действующего градоначальника обсуждалось общественностью как фатальная неизбежность, сходная с солнечным затмением, а о нем самом, еще живом, просто забывали, как о мертвом. Поводом для написания рассказа стал террористический акт против московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича: его осуществил зимой 1905 года Иван Каляев — член Боевой организации партии социалистов-революционеров.
Между тем, общеизвестно, что в 1902 году рядовой Александр Грин, дезертировав из армии, вступил в партию социалистов-революционеров и был определен руководством Боевой организации в террористы-смертники. Находясь на нелегальном положении, он несколько месяцев проходил так называемый карантин, духовно готовясь к свершению убийства. Именно этот факт из экзотической биографии писателя, судя по всему, и дал основание сценаристам включить в фильм два упомянутых эпизода.
Однако в этой истории есть один нюанс, который целиком меняет картину. В рассказе «Карантин», написанном Александром Грином по горячим следам, главный герой, проходящий подготовку к террористическому акту, неожиданно отказывается от выполнения задания Боевой организации и говорит приехавшему наставнику: «Быть героем я не могу, а винтиком в машине — не желаю». Очевидно, что прообразом главного героя был сам писатель, а его революционным наставником — видный эсер Наум Яковлевич Быховский (1874—1938). Впоследствии этот решительный отказ стать убийцей Александр Грин оценит как поворотный в судьбе, а Наума Быховского назовет своим «крестным отцом» в литературе.
О том, что писатель «отошел от партийных дел», знала и его любимая девушка — фанатичный член Боевой организации эсеров Екатерина Александровна Бибергаль (1879—1959), которая тем самым объяснила окончательный разрыв с ним в 1905 году. Три года спустя выйдет первая книга Александра Грина «Шапка-невидимка», где его соратники по партии эсеров будут лишены романтического ореола и предстанут в весьма неприглядном виде.
А к 1918 году, когда писалась феерия «Алые паруса», у писателя уже не было никаких социалистических иллюзий, и к террору он относился резко отрицательно. Об этом вспоминает и его тогдашний товарищ — литератор Николай Константинович Вержбицкий (1889—1973), который однажды написал для большевистской газеты передовицу о необходимости революционного насилия. «Ты одобряешь матросов, которые привязывают камни к ногам офицеров и бросают их на съедение рыбам?» — прочитав передовицу, спросил Александр Грин и посоветовал Вержбицкому не разжигать ненависть.
Таким образом, добавление двух эпизодов в киносценарий «Алых парусов», хотя и соотносилось в некоторой степени с биографической правдой, но никак не соответствовало ни сюжетной канве, ни духу произведения. Видимо, сценаристов подвигали на это какие-то другие причины. Для Алексея Петровича Нагорного (1922—1984) и Александра Яковлевича Юровского (1921—2003) фильм «Алые паруса» был первым в их богатой фильмографии.
Алексей Нагорный был сыном терского казака, царского офицера, активного участника Белого движения, убитого в 1922 году. Примечательная деталь: отец Алексея с 1913 по 1915 год был личным охранником царской семьи, которую три года спустя расстрелял чекист Яков Михайлович Юровский (1878—1938). Сам Алексей, окончив Военный институт иностранных языков — кузницу кадров советских спецслужб, занимался организацией специальных операций за рубежом, а в 1957 году был назначен начальником штаба Первого Московского Международного кинофестиваля, где познакомился со многими деятелями из мира кино и принял решение переменить профессию.
В отличие от своего коллеги, Александр Юровский был профессиональным сценаристом — выпускником Всесоюзного института кинематографии, имевшим солидный стаж руководителя киноредакции Центрального телевидения. Не исключено, что их сблизила не только совместная работа в рамках Московского кинофестиваля, но и общие воспоминания о Великой Отечественной войне — оба храбро сражались на фронте. Но главное — оба сценариста были убежденными коммунистами и государственниками, о чем свидетельствуют их последующие сценарии: Алексей Нагорный стал автором милицейского эпоса «Рожденная революцией», а Александр Юровский — чекистского сериала «Операция Трест».
К сказанному следует добавить, что поддержка т.н. народно-освободительного движения за рубежом, практиковавшего террористические методы борьбы, была в те годы официальной позицией и коммунистической партии, и Советского государства. Поэтому появление в киносценарии двух упомянутых эпизодов диктовалось стремлением сценаристов соответствовать текущей политической конъюнктуре.
А как сам Александр Грин относился к идее государственности — ведь он, проведший несколько лет в царской тюрьме и ссылке, вряд ли симпатизировал власти как таковой? В феерии «Алые паруса» есть ответ и на этот вопрос.
В конце повести рассказывается о событии, которое произошло во время следования алого парусника к городку, где жила Ассоль. Неожиданно на горизонте возник военный крейсер, подавший сигнал «лечь в дрейф!» На борт алого парусника поднялся лейтенант в белых перчатках и целый час беседовал с капитаном Грэем, а потом, потрясенный историей любви, вернулся на крейсер и дал команду к салюту. «Весь день на крейсере царило некое полупраздничное остолбенение, — заключал Александр Грин, — настроение было неслужебное, сбитое — под знаком любви». Мысль писателя состояла в том, что любовь есть всепобеждающая сила, способная очеловечить и такую стальную государственную машину, как военный крейсер.