Рассказ
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 2, 2013
Проза
Ирина ГОРЮНОВА
Прозаик, поэт, драматург. Окончила ВЛК при Литературном институте им. А. М. Горького. Печаталась в журналах «Футурум АРТ», «Дети Ра», «Крещатик», «Литературная учеба», «День и Ночь» и других, автор многих книг. Живет и работает в Москве. Член Союза писателей XXI века.
ФАИНА
Я люблю касаться рукой отполированного до блеска золотого носа собаки, обреченной вечно встречать поезда, приходящие на эту станцию метрополитена. Не то чтобы я верю в приметы или так уж сильно мечтаю о реализации многочисленных желаний, скорее всего, это просто традиция, дань уважения легендам, соблюдение привычного ритуала, нечто неизменное, а потому ценное, как и само слово традиция.
Я загадываю переживание, необычное приключение, способное вывести из того периода стагнации и состояния кокона, в каком нахожусь уже полтора года после внезапного обрыва романа, прервавшегося на самой высокой ноте. Привычное скучное пространство демонстрирует мне ежедневную картинку: торопящихся, боящихся опоздать, не успеть, не сделать пассажиров, назвать которых людьми в подобном потоке не поворачивается язык. Человек должен звучать гордо, а эта деловая работящая масса, мясная река из костей, плоти и наружного облачения, струящаяся по социально-природным закономерностям в ту или иную сторону, являет из себя нечто другое, приземленное и быдлячее. «Неужели это все, что уготовано? — думаю я, с тоской окидывая взглядом толпу, — бежать по традиционной, привычной, протоптанной тропинке, без шанса сойти с нее когда-либо? Нет, не может быть. Только не со мной. Ничего, скоро я уеду в Крым, дурные мысли смоют морские волны, и все изменится».
Мне давно уже хотелось отдохнуть как-то по-особенному, но все не получалось. Традиционный семейный отдых на Средиземном море вместо ожидаемого расслабления принес еще большее расстройство: я стала дерганная, злая, неадекватная. Вернувшись, я снова принялась за работу, но после нескольких бессонных ночей, одиноких истерик наедине с собой (незачем вмешивать в свои проблемы семью), мне пришлось отправиться на прием к психологу. Послушно и четко по графику, строго соблюдая рекомендации, принимала антидепрессанты и вроде бы слегка отошла, но потом стала ощущать нехватку кислорода и сердцебиение, несколько напугавшее и расстроившее. Таблетки полетели в мусоропровод, а вместо них на письменном столе появилась бутылка с коньяком: пара рюмок на ночь — и спокойный сон обеспечен. Правда, все это ненадолго, но кто знает, что случится потом, вдруг внезапно что-то изменится и расцветит жизнь новыми красками?
Меня уже давно звали в Крым на литературный фестиваль, но я все откладывала — вечно находились более важные дела, неотложные, требующие моего присутствия и участия, но в этот раз я резко, в один миг решила ехать, послав все обязательства к черту: всех дел не переделаешь, можно ведь хоть раз поддаться своим желаниям и устроить неделю-другую безмятежной свободы, гедонистического наслаждения, отключив гнусавый внутренний голос, требующий нести ответственность за все происходящее в жизни.
Очутившись в Коктебеле, я поняла — здесь мне принадлежит все: шумный гомонящий день с многочисленными продавцами стандартных ракушечных сувениров и лотками с россыпью полудрагоценных камней, с торговцами раками, креветками и пивом, с палатками шалей и платьев, теплые бархатные ночи с запахом коньяка и взмывающими в черное небо фонариками счастья, уносящими в море горящие огни чьих-то сердец, дом Волошина, принимающий в свои объятия поэтов и писателей, съехавшихся на фестиваль с разных концов света… Принадлежит как-то по-особому, открывая каждый миг существования очередной искрящейся гранью драгоценного бриллианта, любоваться которым казалось бы могут все, но это только мое изысканное переживание, вызывающее легкую улыбку и такую же легкую радость.
Отель, забронированный устроителями фестиваля, оказался довольно приличным, правда, меня определили в двухместный номер, предупредив, что могут подселить еще кого-то из прибывших: в гостинице как всегда путаница и неразбериха, а отдельный номер для каждого непомерная роскошь… Но и это не могло, по большому счету, испортить мне настроения, легкая тень недовольства тут же осветилась ласковым вечерним солнцем и растаяла, не оставив следа.
На следующий день ко мне подселили какую-то необычную темноволосую девицу с короткой стрижкой и торчащими во все стороны фиолетовыми перьями, похожую на образ Джиа, сыгранный Анджелиной Джоли. Миндалевидной формы зеленые глаза, ямочки на щеках, появляющиеся от ее улыбки, коротко остриженные ногти, которые она любила обкусывать, сосредоточившись на разговоре, казавшемся важным… А еще худощавая фигурка, на которой хорошо сидит неформальная одежда, тогда как платья недоуменно болтаются, будто на вешалке, острые жалобные коленки, тонкие руки с нанизанными в большом количестве браслетами из полудрагоценных камней… Мне было так хорошо и радостно, что я постаралась оказать ей ласковый прием, предложила вина, нашла в шкафу постельное белье и лишнее полотенце. Тем не менее, назвавшаяся Фаиной девушка оказалась несколько странной. В чем заключалась эта странность, я не понимала, но ясно ощущала ее. Мне казалось, что Фаина похожа на японскую шкатулку с секретом, открыть которую сразу не получится, и я присматривалась к ней с интересом, ожидая возможности приоткрыть крышку и посмотреть, что же находится внутри, в душе этого создания, настойчиво демонстрирующего окружающим полную свободу. Внешне она напоминала языческую богиню, дерзкую, непохожую на других, ветреную, таящую в себе неисчислимое количество тайн и загадок. Мое внимание постоянно притягивалось к ней, любопытство становилось сильнее. Фаина не выглядела сексуальной и манящей, но странным образом заключала в себе нечто дразнящее, способное вызвать короткое замыкание и яркие, летящие во все стороны искры. Интуитивно я понимала, что находиться рядом с таким существом опасно: можно увлечься, начать совершать несвойственные себе обычно поступки и зайти за разные неведомые ранее грани, потерять ощущение гравитации и полететь, прекрасно понимая, что не управляешь полетом, и уж какой будет посадка лучше вообще не задумываться…
Совместные посиделки с друзьями на берегу моря или в ближайшем кафе приносили успокоение и чувство освобожденности, гармонизирующее меня настолько, что ничего иного нельзя было и желать. Фаина часто находилась рядом, казалось, она нуждается во мне, льнет, окутывая паутиной комплиментов, и манит в неизвестные мне пространства. Иногда она исчезала, проводя время с другими людьми. Я беспомощно наблюдала, как она обвивает подобно вьюнку одного длинноволосого саксофониста, смахивающего на шелудивого пса, нуждающегося в добром хозяине и хорошем уходе. Создавшаяся ситуация выглядела пошло, и я молчала, сглатывая терпкую обиду и потустороннее бессилие, ледяными пальцами щупающего мою душу. Потом она возвращалась и продолжала играть со мной. Иногда это выводило меня из себя, я раздражалась и обещала не обращать больше на нее внимания, но как только я принимала это решение, она становилась грустной, задумчивой, и на меня накатывали материнская жалость и стремление позаботиться об этом эфемерном существе, поселившемся в одном пространстве со мной.
Днем мы неожиданно пересекались в самых разных местах: на пляже наблюдали за играющими совсем рядом с берегом дельфинами, на литературных чтениях пили коньяк за спинами многочисленных поэтов или слушали музыку на джазовом фестивале, в магазине покупали сигареты, в кафе обедали или ужинали в большой бесшабашной компании…
По вечерам мы забирались в горы, бродили вдалеке от всеобщего веселья и купались обнаженными в море. Помню, как она подплыла ко мне, схватила на руки, качая на волнах, и сказала, что вынесет из моря, потому что я прекрасна, а мое тело совершенно в сиянии луны, покрывающей его золотым светом. Поздно ночью мы танцевали на набережной под незамысловатую любовную песенку, и я хотела, чтобы этот миг не закачивался. Мое увлечение не носило сексуального подтекста, хотя тогда я бы не отказалась ни от слияния душ, ни — тел, но сама не проявляла инициативы, ожидая, как поступит она. Она ускользала снова и снова, шкатулка так и оставалась закрытой.
«Возможно, к лучшему», — думала я, слабо веря в истинность этих слов. Она растаяла одним безоблачным утром, держа в руках свой рюкзак и стеклянный браслет с рыбками, протянутый мне на прощание. Улыбнулась, тряхнула гривой и бесшумно закрыла за собой дверь, незаметно прихватив с собой часть меня.
В последний день отдыха, расположившись недалеко от накатывающих на гравий волн, я с благодарностью принимала массаж, необходимый моей усталой спине, который вызвалась сделать знакомая певица Римма, приехавшая выступать со своими концертами, а заодно и отдохнуть вместе с подружкой — они принадлежали как раз к той ориентации, которую большинство называет нетрадиционной. Сначала мы болтали о пустяках, рассказывая друг другу последние новости, а потом Римма спросила, с силой нажимая на болезненные точки позвоночника:
— И как вы нашли с Фаиной общий язык? Ты ведь знаешь, что она бывшая девушка N, а ведь именно ты послужила причиной их разрыва.
Я не ответила. Разумеется, я не знала.
Иногда я задумываюсь о том, что послужило причиной интереса Фаины ко мне: желание понять, что я за человек, попытка отомстить и показать, что она сильнее и спокойно может манипулировать мной, если захочет? Я неоднократно наблюдала ее интерес к бездомным собакам, которых она гладила на пляже. Казалось, они чуют ее за версту и все сбегаются именно к ней, чтобы получить необходимую порцию ласки. Была ли она искренней, гладя их по доверчивым животам, или это лишь очередная актерская игра на публику, обманка для запутывания всего и всех?
Гораздо позже я увидела в Интернете ее свадебные фотографии с тем музыкантом, которого она обвивала вьюночными путами в те моменты, когда не находилась рядом со мной. Часть фотографий являла вполне счастливую пару молодоженов, но фотографу удалось уловить необычное: на одной из них она оглядывается, и в ее глазах явно читается торжество, причем я точно знаю, что смотрит она именно на меня.