(о поэзии Сергея Ныркова)
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 11, 2013
Наталья ЛАЙДИНЕН Поэтесса, прозаик, критик. Родилась в Петрозаводске, окончила МГИМО, кандидат социологических наук. Член Союза писателей России. Автор многочисленных книг и публикаций.
В наше время выход в свет поэтической книги для
многих авторов — событие вполне будничное. Но у сборника Сергея Ныркова «В плену у алфавита» совершенно иная судьба: он
дожидался воплощения долгие годы.
Наполненная неожиданными событиями и крутыми поворотами жизнь автора сама по
себе могла бы стать источником сюжетного вдохновения. Тридцать лет назад
талантливый, амбициозный и харизматичный
Нырков метеором ворвался в мир поэзии и авторской песни, вскружил головы
поклонникам, сорвал аплодисменты в разных регионах России, почувствовал сладкий
вкус популярности. Его творчество удивило многих маститых
авторов, о первых книгах молодого поэта восторженно отзывалась пресса, песни на
его стихи исполнялись на концертах, одаренность автора отмечали академик В. Кожинов и многие известные литературные критики, эссеист И.
Шевелева издала книгу о творчестве Ныркова «Поэт из
русской ночи» и поставила его в один ряд с такими поэтами, как И. Бродский и Ю.
Кузнецов, назвав Сергея наследником русской классики, в журнале «Наш
современник» вышла повесть Анны и Константина Смородиных
«В поисках славы», где одним из главных героев стал Нырков. Для молодого поэта
сразу распахнулись двери творческих союзов, он стал своим человеком в богемной тусовке Центрального дома литераторов, о нем говорили, о нем
спорили.
Однако, вопреки звездному началу пути, поэзия не стала главной линией в судьбе
Сергея. Неожиданно для всех он резко оставил творчество и принял на себя карму
поколения «лихих девяностых», сполна разделив его взлет и трагедию: занялся
крупным бизнесом, носился между городами и странами, много заработал, не меньше
— потерял. Случались опасные ситуации и предательства. Казалось, поэзия осталась
для него в далеком романтическом прошлом и Муза не вернется уже никогда…
И слава пусть с дороги сбилась
И на две жизни отдалилась…
Как признавался мне Сергей, пристальный взгляд в бездну творчества вызвал в его душе первобытный ужас, и он предпочел пойти другой дорогой. Трагические судьбы друзей-писателей, которые вспыхивали и сгорали рядом, мучительные духовные поиски, увеличивающиеся дозы алкоголя, разгул и лицемерие богемных тусовок заставили его задуматься об абсолютной фатальности пути русского поэта.
Шли и падали от удушья,
Обнажив бунтовской оскал:
От навозной рязанской лужи
До роскошных московских зал.
Иного — кроме страшного, смертельного! — исхода для себя ошеломленный поэт в сумерках творческого хаоса тогда не увидел. Последней каплей, определившей окончательное решение, стала внезапная смерть близкого друга и учителя — Бориса Авсарагова. С его уходом для Ныркова завершилась эпоха поэтических исканий.
Без нимба и с венком терновым
ужель предстанем перед Ним?
И понимая с полуслова,
мы тайну, может быть, узрим.
И вздрогнем вдруг перед распадом,
сойдя на звездные пути.
И никого не будет рядом,
кто крикнет нам: «Повороти!»
Оставив литературные занятия, Сергей сменил сразу
все: образ жизни, круг занятий, друзей и знакомых. Обратился к религии и нашел
истину в православии. Он наивно думал, что муки творчества наконец-то оставили
его, и он сможет начать жизнь сначала, стать таким,
как все.
На некоторое время его мятежная душа действительно успокоилась. Поток терзающих
творческих озарений прекратился. Наступила долгожданная тишина. Однако, спустя
годы, невидимая властная сила начала вдруг снова прорываться изнутри, лишать
сна, заставляя переосмыслить истоки творчества. Нырков обратился к рукописям
многолетней давности — и вновь с головой погрузился в стихию поэзии…
Ангел горний терзает лучами
своими,
и крылатое небо ночами с ума меня сводит.
Нужно иметь незаурядную смелость и силу, чтобы вернуться в прошлое, достойно завершить начатое когда-то и брошенное дело, возобновить прерванный на полуслове полет. Автор собрал стихотворения разных лет и, мужественно отбросив все лишнее, с высоты обретенного опыта выстроил сборник, как будто прочертил линию жизни с ее изломами, обрывами, поворотами — и озарением в конце пути.
Моим лесам вовек не отгореть,
моим прудам не зарасти осокой,
моей реке все тем же руслом течь
и не размыть дождям моей дороги.
Лирика Ныркова вырастает из глухих рязанских и мордовских чащоб, брошенных деревень, колдовских болот его малой родины. В этих произведениях особенно ярко проявляется музыкальность и народная, песенная основа творчества поэта.
И промчатся к реке молодые веселые
кони,
Будет счастьем для них ледяная речная вода.
Станут листья кленовые, как у мамы ладони,
И счастливой слезой станет в небе звезда.
За Мордвиновским шляхом блеснет позолотой
И исчезнет в тумане Алешинский лес.
Я из дома уйду незнакомой дорогой,
Как неузнанный сын этих северных мест.
Много стихотворений в сборнике посвящено растерзанной вихрями времени России, ее трудной и печальной судьбе, в которой скрыто сильнейшее мистическое, небесное начало. За распевностью строф и своеобразием ритмического рисунка скрываются уже знакомые мотивы блоковской смуты, бестолковое снежное кружение, крушение иллюзий, предчувствие внутреннего бунта, тревожное бегство от разума. Как будто ослабевает связь между людьми, утрачивающими корни родства, и их небесными защитниками, скрытыми источниками глубинной силы и мудрости нашей страны.
А Русь? Кому какое дело?
Под тяжестью своих порфир
Свечой дешевою горела
И согревала этот мир.
И твоего больного слуха
Едва достигнет чудный звон,
Ты вспомнишь, как крестом и духом
Здесь каждый росс был окрещен…
Сергей Нырков, несмотря на открывшиеся возможности, не уехал из России, остался на Родине, чтобы принять все испытания. Но за внешней уверенностью, силой и поэтической бравадой скрывается боль и непонимание дальнейшей траектории движения и развития. Точно рухнула духовная основа, наполнявшая смыслом человеческую жизнь.
Скрипка холода боится,
Скрипача бросает в жар.
Никогда мы не уедем:
Я в Париж, а ты в ЮАР.
А пойдем по ресторанам
Под гитару песни петь —
Видно, в яме у дороги
Суждено нам умереть.
Сборник стихов «В плену у алфавита» интересен еще тем, что в нем можно проследить не только вехи жизни автора, но и обобщенную судьбу лирического героя его поколения со всеми метаниями, сомнениями, искушениями и глубоким раскаянием, возвращением к глубинному творческому началу. Искания некоторых ярких личностей девяностых завершились гибелью, иные, подававшие надежды поэты и музыканты, сломались, спились, растворились в эмиграции либо нырнули в бизнес, поставили творчество на коммерческие рельсы, или вообще от него отреклись. Одни ушли в монастыри, другие до сих пор с болью замаливают грехи у Стены Плача. Пришло время осознания себя, переосмысления эпохи и нашей роли в ней, без этого не будет желанной гармонии и покоя, — к этому подводит нас лирический надрыв книги Сергея Ныркова.
Одеждой ангела коснулся,
С тех пор как меченый живу.
Читая стихотворения поэта, мы движемся по зигзагам его судьбы, погружаясь в алкогольный угар, пленяясь карибским закатом, рыдая над поруганной Родиной, болезненно расставаясь с любимыми, предельно остро реагируя на несправедливости мира…
Шел домой я, повесив голову,
Отливали рельсы оловом.
Шпал до дому три тыщи
восемьдесят,
А у нас лишь три встречи осенью.
Стихи Ныркова отличают внутренний динамизм и философичность, интуитивное принятие вращения колеса жизней, присутствия в ежедневной суете надмирного великого начала. Иногда у автора возникают потрясающие прорывы в вечность, выходящие на уровень подлинного «псалма XX века»:
Взлететь и медленно упасть,
Как от рожденья до могилы.
И ощутить святую власть
Того, что не было и было.
Русский поэт всегда находится в поисках истины и
осознании Всевышнего. Через все превратности судьбы
Сергея, вопреки воле обстоятельств, пробивается нездешний свет высшей
божественной силы, мудрости и любви. Нырков точно проходит путь падшего ангела,
срываясь с горних высот в обманы, искушения и мытарства земного мира, и
поднимается вдруг, чтобы снова почувствовать свою высшую принадлежность к силам
Добра и Света и вернуться обратно — к Богу, спасая свою душу и жизни близких
людей.
Эволюцию проходят и отношения Ныркова с женщинами: из
угара страстей, кратких огненных встреч, помрачающих разум разрывов, он
поднимается к осознанию единственной благословенной Любви, которая навсегда
становится путеводной звездой. В этом — один из его главных жизненных уроков.
Я пробился сквозь сумрак ночей
К твоему золотому причалу,
Где у каждой из тысяч дверей
Ты меня столько лет ожидала.
Устав быть безбожниками и отчаявшимися бунтарями, в стремлении к очищению и прощению Нырков и многие его ровесники, проходят трудный путь принятия мудрости и воли Единственного Создателя.
И Млечный Путь всего лишь
переход
назад домой из бездны адовой.
В лирике Сергея Ныркова звучит таинственная многоголосица: она питается религиозными исканиями Гоголя и фантасмагорией Борхеса, глубочайшими разочарованиями Лермонтова и холодным анализом Набокова, порой безучастным созерцанием китайского гения Ду Фу и лирическими озарениями Рубцова и Есенина, вмещает в себя рваные откровения французского символизма и бредит распадом и отчаянием Серебряного века. Она как будто совмещает в себе мистический опыт разных поколений, личностей, источников вдохновения.
Я не пел, а только лишь
подпевал,
И, закрыв глаза, мелодию ждал.
То ли ветер подметал пустыри,
То ль мелодия звучала в ночи.
Нелегко за многочисленными скрытыми цитатами,
аллюзиями и намеками уловить внутренний голос автора. Скорее, читателя
захлестывает вывернутость наизнанку его души, пронзительная
эмоциональность, пугающая откровенность стихов. Иногда
грезится, что нет уже выхода из пучины отчаяния и боли, но тогда приходит на
помощь абсолютная уверенность автора в том, что всему свое время, и его
Послание будет все-таки прочитано теми, кто не остался равнодушным в смутные
дни, прошел похожим путем поиска Высшего Света в кромешной тьме мироздания, не
разуверился, и в самой тяжелой ситуации продолжал уповать на Чудо.
В этом смысле запоздавший на десятилетия сборник «В плену у алфавита» вышел в
свое время и является своеобразным итогом духовных исканий Сергея Ныркова, за которым следует открытие следующей страницы
жизни, и возможно, — новой главы в творческой биографии поэта.