Стихотворения
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 10, 2013
Владимир БАУЭР Поэт. Автор книг «Начало охотничьего сезона» (СПб, 2000), «ПАПА РАЦИЙ» (СПб, 2004, 2-е изд. — 2013) и «TERRA CIORANI» (СПб, 2011). Стихи публиковались в поэтических коллективных сборниках «Лучшие стихи 2011 года», «Собрание сочинений», «Аничков мост», «Петербургская поэтическая формация», в журналах «Звезда», «Urbi», «Вавилон», «Воздух», «Белый Ворон», «РЕЦ» и некоторых других. Живет в Санкт-Петербурге.
* * *
Запала мне в душу
статья о душе,
я больше не трушу погибнуть уже,
не жаль мне пожарищ и деток, а все ж —
ну что ты, Товарищ, за пищу клюешь?
Тщета, оболочка, психейный прикид.
…Вот боцмана дочка под юнгой юлит,
под окрики чаек пронзает их нож…
Ну что ж ты, Начальник, кровятину жрешь?!
Летает гиеной, который уж век
по-над ойкуменой бездушный абрек.
И молятся твари — спаси, сохрани —
у, постные хари, о, краткие дни!
Э, видишь ли, Петр, а знаешь ли, Павл, —
всеяден сей ротор и пагубен пар.
Накроет и вдарит — так, страхи струя,
стервятников манит согбенное «я».
А что уплывет на небесной ладье, —
списали давно по скабрезной статье.
Лора
Зимою открываю форточку,
впускаю воздух, чтобы пах,
и подставляю снегу мордочку —
аж прямо иней на клыках!
С любимым вечер слаще патоки,
вдруг вспоминаю хищным телом
(он предложение мне так-таки,
как ни стонала я, не сделал).
Весна уж чуется в скукоженном
промерзшем воздухе из фортки.
Ах, помню, в приступе восторженном
я все его сожрала фотки!
Кому теперь вилять с приязнию
тугим хвостом?
Поджавши
оный,
удрал мил-друг, пропал за Клязьмою,
забыл мой облик лунно-лонный.
Ловлю снежинки, обреченные
на смерть в каморке с батареей…
Зачем сердца ожесточенные
с моей душою-лорелеей
играют в эти игры зверские,
беспечно мчат на рифы страсти?!
На мой златой лобок плебейские
слюнявые раззявив пасти!
* * *
— Я верю в женский ум, — сказала
блондинка, ухмыляясь, мне.
Мы с ней курили у вокзала,
не сговорившись о цене.
Луна угрюмо нависала
над нами в зябкой вышине.
— Ты алчная, однако, льдинка,
а весь твой ум от ремесла, —
ответил.
Побледнев,
блондинка,
как комсомолка без весла,
застыла.
— Твой анализ рынка
смешон, — поддел ее без зла.
Так по дешевке красноречья
я всхлипывающую мял
ночную нежность человечью
на черном шелке одеял.
В немеющей любви оскал
рефлексию кроша овечью.
* * *
Мне больно, а тебе не больно.
Спи вольно, изменяй невольно.
Мне мнемозинно и бемольно,
тебе смешно и алкогольно.
Ку-ку, болванка-растаманка!
Позажигай, дивчина гарна.
Почуять клитором, где пьянка,
ты можешь и впорхнуть шикарно.
Взбухают вены кровеносны,
трещат возбужденные брюки…
И представленья наши розны
фундаментальные о скуке.
Порхай, в оргазмах умиранка, —
ни раздраженья, ни обиды.
Под коркой заживает ранка,
рыданье смолкло аониды.
Не затихает боль в груди лишь.
Немного страшно — не навеки ль?
Крепчает вечер.
К звездам выйдешь
и видишь: Перес мене текел.
* * *
Не передергивай того,
не передразнивай сего,
а мне хватило б одного
и для любви и для всего.
Желаю верность я познать,
в ее блаженствуя глуби,
и чтобы тот, один, дышать
не мог бы без моей любви.
Чтоб нежность только лишь моя
с его души снимала б боль,
а удовольствия струя
была б чиста, как си-бемоль…
Зачем же надо мной бордель
взахлеб смеется смехом злым?
К чему летят в мою постель
одни обдолбанные в дым?
— Мечтай, — мычат, сквозь балдахин
вперяя мутно-нежный взгляд,
туда, где мой, о мрак, Один
им улыбается как брат.
* * *
Прикинь, мне тошно, оттого, што
ты свадьбу с чушкою из Гента
соорудила так истошно —
еще, считай, вчера, раздета,
закрыв глаза с меня тянула
забытую нарошно шмотку…
А вот уже летишь, акула,
жрать можжевеловую водку.
Да, знаю, тыщу раз
случалось,
и даже более небрежно.
Марыся, ты со мной — случалась,
а я — любил тебя, канешно.
Што в том теперь — не ссы,
не сдохну,
и пить до чертиков не стану.
Найду какую-нибудь Домну —
греть грудь утесу-великану.
* * *
Пренебрег деталями и друзьями,
из винтажной кости слона мансарду
в ипотеку вечную,
запах
серы
игнорируя,
как
в полусне оформил.
Был рассеян чертовски любезный брокер,
ЗАО с чудным названьем «Котлы и топки»
поручилось;
На справки забей, — сказали
симпатичные менеджеры, — какие
между нами, сапиенсами,
кривды.
Хорошо в мансарде: чего захочешь,
помечтаешь о чем иль возжаждешь плотски —
все получишь, получишь, получишь.
Трусят
от догадок соседи премьер-министры,
да шестерки опытные — медведи.
Как блистают удачи младой доспехи!
Безмятежность баксы шлет безнадеге.
— Что стряслось? — волнуется просветленно, —
как кишится, как плачется в черной слизи?
Не желаю боли — старо и пошло.
Не волнует правда — с ней рядом страшно.
Но раз это требуется — неспешно
подойду к окошку, шепну послушно:
Ну, давай, кажи мне свою порнуху,
расстилайся дымною лентой едкой,
распаленная низкая жизнь, —
пребуду
украшеньем твоим,
оправданьем,
смыслом.