Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 1, 2013
Портреты поэтов
Борис КОЛЫМАГИН
Поэт, прозаик, критик. Родился в 1957 году в Тверской области. Окончил отделение критики Литературного института им. А. М. Горького. Автор многочисленных публикаций. Живет в Москве.
ЧЕЛОВЕК В ПОЭЗИИ ВСЕВОЛОДА НЕКРАСОВА
В России, несмотря на все застои и периоды тотальных запретов, процесс перехода от модернизма к contemporary art проходил достаточно резко. В поэзии демаркационная линия обозначена лианозовцами, оппонентами которых явилась не традиционная поэтика, а соцреализм и массовая культура.
Одна из самых заметных фигур лианозовской школы — Всеволод Николаевич Некрасов (1934 — 2009). В интервью Анне Альчук поэт охарактеризовал свой стих как открытый. Его поэзия открыта речи, она ориентирована на выделение речи из языка, на объективно сильную речь. Сегодня, когда многие слова стерты, превращены в мертвые тени, некрасовская работа с языком представляется чрезвычайно важной.
В своем творчестве поэт искал, как пишет Владислав Кулаков, конкретное, помнящее о своей речевой функциональности слово. Некрасову удается создавать поэтические тексты из клишированных, повседневных слов и фраз и даже из частиц и предлогов. Американский славист Джеральд Янечек обращает внимание на значение контекста для существования этого конкретного слова. Этим контекстом был мир советского человека. В своей речи Некрасов использует язык советских газет, литературные штампы и повторы. Он обращается к мифологемам повседневности и идеологическим клише. В его стихах нет поэтизмов и пафосности. Но, обращаясь к прозе языка, он создает поэзию.
Некрасов по натуре своей был правдолюбцем. И это его стремление к правде воплотилось, прежде всего, в честной оценке качества текстов, в объективном взгляде на произведения, с разбором всех их достоинств и недостатков. Но его поиск правды, конечно, не ограничивался только критикой. Он спорил — и в стихах, и в эссеистике — со стереотипами восприятия литературных произведений, с социокультурными мифами и теми людьми, кто их транслирует.
При этом Некрасов не выходит из пространства художественности, живого поэтического слова. Его политические стихи также конкретны и убедительны, как, например, тексты о природе. В этом смысле он выгодно отличается, скажем, от Дмитрия Быкова, чья политическая риторика в стихах не поднимается до уровня поэзии. Не случайно в 2011 году Быкову и артистам, читающим его вирши, вручили чисто политическую премию «Политпросвет».
Правдолюбие Некрасова вынудило его в постсоветские годы выступить против «диктатуры блата» и «науки как не знать». Со всей силой своего обличения он обрушивался на тех, кто отвечал за энтропию культуры. Можно спорить о правомочности тех или иных оценок деятельности авторов, выбранных Некрасовым в качестве козлов отпущения, но сам его пафос понятен и приемлем.
Поэтическая речь Некрасова обращена к нормальным гражданам, ко всем без разбору. И эта речь стремится стать языком нормального человека.
Каковы же характеристики этого нормального человека? Сразу оговоримся, что этот человек не находит себе подобных по принципу Интернет-сообществ. Он не соприкасается с другими только в точке схождения определенных интересов, взглядов и увлечений, хотя признаки такого рода тоже есть. Он шире Интернет-групп и представляет собой «мы» значительного числа доперестоечных людей.
Человек Некрасова интересуется живописью, кино, поэзией.
Человек Некрасова имеет вполне определенные демократические взгляды. Его нельзя назвать «антисоветчиком», диссидентом, он не участвует в политических акциях, не распространяет антисоветскую литературу, но он предельно дистанцирован от власти и не приемлет коммунистическую идеологию. В каком-то смысле он разделяет призыв Солженицына «жить не по лжи», хотя народнический тренд лауреата Нобелевской премии ему чужд. К слову, Некрасов неоднократно высказывался о роли писателя в общественной жизни. И эти высказывания имеют интонации недоверчивости: «Из-под глыб / булыги / Александр Исаевич / на том стоит / и этим он / потрясает». Некрасовский человек ушел в культурное инакомыслие. «Своих» он находит по отношению людей к деятелям официальной культуры.
Человек Некрасова — «западник». И его антиславянофильский тренд обнаруживается во многих суждениях. Например: «чего надо-то / ась / русскую идею / в действительности / то есть нет / идеи-то есть / есть / врать не надоть / а ведь / это идея / воровать не надоть / и ведь опять / это ли не идея / идея / да и правда ведь / и гадить не надоть / надо полагать / идеи / куды тебе / и идеи / идеи / одна одной / русее русее / все русей / русей и русей».
«Надоть», к слову, отсылает нас к языку новых почвенников, к творчеству Василия Белова, в частности. С Беловым Некрасов полемизирует не в одном стихотворении.
Человек Некрасова не делает различий между советским и досоветским патриотизмом. В этом смысле он идеологизирован, следует в фарватере либеральной идеологии XIX века. Особенность этой идеологии — неспособность полемизировать с представителями других идеологий. Красный, марксистский подход унаследовал черты этой непримиримости. В то же время человек либеральной идеологии до щепетильности честный, открытый к своим, последовательный. Его непримиримость — больше дань эпохе воинствующих однозначностей. Отступление в прошлый век, оглядка на его культуру — особенность доперестроечного человека некрасовского образца.
Человек Некрасова живет в пространстве кухонного общения. Он принципиально не публичный человек. На высокие трибуны, на телевидение/радио его не пускают. Но дефицита общения он не испытывает. Он легко вписывается в различные неформальные группы, в различные объединения. Известно, что сам Некрасов много читал по разным кухням, участвовал в многообразных акциях. В концептуальных акциях «Коллективное действие» Андрея Монастырского, например. И язык некрасовского человека связан с непубличным, кухонным разговором, с полемикой, которая разгоралась на таких посиделках. Язык Некрасова показывает, между прочим, что культурное подполье было очень разнообразно. И «славянофилы-государственники», и «западники» пересекались в нем очень часто. Отсюда и градус спора. Речь Некрасова обращена к «своим — не своим». Он последовательно занимается деконструкцией, декларацией рационализма, здравого смысла. Вот, например, как он работает с мифом о величии России: «величие величие / во / и более ничего // величие / и величие / до потери приличия // величие чие / видимо ядерное / да и ядерное / видимо краденое / ай да родина моя / вроде как / и видимо так / вроде как / а вы говорите // и демократия // как по всей видимости крайне / крайне темное дело /// не почему-нибудь / что-нибудь // а по-видимому / по-прежнему / по подлому все / потому что».
Человек Некрасова при всей своей «кухонности» чужд богемности. Он не пьет, не курит, не любит пафосных жестов и громких слов.
Но он любит природу и все, что хорошо, с любовью сделано на земле. В этом смысле его можно назвать естественным патриотом.
Иван Ахметьев однажды написал о Некрасове: «Всеволод / всем / всем / всем / вла-деет миром / как Владимир / или Велимир».
Некрасов, действительно, создал особый поэтический язык и дал слово до этого безъязыкому человеку, верней, тому человеку, который раньше говорил на чужом, стилизованном языке.