Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 9, 2012
Публицистика
Евгений ЛУКИН
Прозаик, поэт, эссеист, переводчик. Родился в 1956 году. Окончил исторический факультет Ленинградского педагогического института имени А. И. Герцена. Проходил военную службу, работал учителем и журналистом. С 1974 по 1983 год занимался в литературном объединении «Нарвская застава» под руководством поэта и переводчика Г. С. Семенова. В 1994 году выпустил первую книгу — переводы древнерусских песен «Слово о полку Игореве», «Слово о погибели Русской земли», «Задонщина» — с предисловием академика Д. С. Лихачева и художественным оформлением книжного графика А. Н. Аземши. С 1996 года — член Союза писателей России. В 1997 году создал и возглавил литературный клуб «Молодой Петербург», объединивший около 70 начинающих литераторов культурной столицы России. В 2000-2001 годах издавал журнал «Культура Петербурга». С 2005 года — учредитель, издатель и главный редактор литературно-художественного журнала «Северная Аврора». Лауреат литературной премии имени Н. В. Гоголя за роман «По небу полуночи ангел летел» (2006). Лауреат премии журнала «Нева» за повесть «Танки на Москву» (2010). Живет и работает в Санкт-Петербурге.
ПОСЛЕ ГУТТЕНБЕРГА
Мы живем в постгуттенберговскую эпоху, когда книга постепенно становится таким же анахронизмом как восковая свеча. Ее уже не читают в семейном кругу долгими осенними вечерами, предпочитая посидеть у телевизора. Ее не достают с полки, чтобы отыскать необходимую цитату — теперь куда удобнее, включив компьютер, воспользоваться поисковой системой. Книга незаметно превращается в некий декоративный элемент домашней обстановки — некую «книжную мебель», как печально шутят мастера книжной графики.
Но книга не может исчезнуть навсегда, ибо в ней изначально заложена идея бессмертия. Подобно змее — символу вечной жизни, книга меняет одну оболочку на другую. Сначала она обитала в папирусных свитках, целомудренно сохраняя хрупкую индивидуальность. Печатный станок облек ее в роскошное бумажное платье, расширив круг знакомств. Сегодня новые технологии сделали книгу доступной практически каждому. Обратившись в вездесущий электронный поток, она обрела призрачную вечность.
Мало того, теперь книга перестала нуждаться в редакторе, корректоре, печатнике, торговце. Даже перевозчик не нужен, поскольку ее перемещение осуществляется молниеносно в любую точку земли — от экрана к экрану. Между автором и читателем исчезли какие-либо препятствия, условности, ограничения. Произошло чудесное освобождение книги. Она обнажилась — остался лишь голый текст.
В одночасье обрушилась традиционная иерархия ценностей, а значит, размылась граница между талантом и бездарностью, избранником и толпою. Пушкин стал неотличим от Хвостова. Как отмечал Бодрийяр, сегодня все оказались потенциальными творцами. В этом хаосе, где отсутствует золотой стандарт, книга потеряла имя. Не имеет значения, как зовут ее создателя. Автор обезличен, следственно, читатель безразличен.
Литературные жанры смешались, соединившись в один бесконечный роман, как будто сбылось пророчество Бахтина о его безграничности. Книга все более экранизируется. Теперь не требуется воображение, потому что есть изображение. Акционистское искусство стало мейнстримом. На смену книжной культуре пришла видеоцивилизация.
* * *
Старые литераторы собираются в Книжной лавке писателей на Невском проспекте. Хором ругают прошлое — твердолобых коммунистов, воинственную цензуру, партийные спецраспределители. Хвастаются собственной смелостью в борьбе с тоталитаризмом. И с умилением вспоминают потаенное окошечко в Книжной лавке, где некогда им, избранным, предоставлялась возможность приобрести настоящие книги — Ахматовой, Мандельштама, Пастернака. Обыкновенный читатель туда не имел доступа и был вынужден взирать на полки, уставленные сочинениями тех самых творцов, которые шествовали мимо к потаенному окошечку.
Старые литераторы, предаваясь этим благостным воспоминаниям, не понимают всей комичности ситуации. Проклиная тоталитарную систему, они оставляют для себя маленькую лазейку в виде окошечка, которое на самом деле и являлось духовным спецраспределителем. Казалось бы, надо радоваться, что теперь вокруг полным-полно фолиантов на самый изысканный вкус. Но что-то не наблюдается на лицах старых литераторов радости, быть может, оттого, что среди этого книжного богатства, ныне доступного каждому, нет достойного места их трудам.
Между тем, в этой сакрализации потаенного окошечка есть какая-то скрытая мудрость. Оно напоминает то самое отверстие, которое видят люди, живущие в платоновской пещере бытия. Это отверстие — источник света, источник истины. К нему устремлены все чаяния и помыслы. Оно является как бы золотым стандартом, определяющим подлинные ценности. Получается: чтобы познать настоящее искусство, требуется потаенное окошечко, отверстие в вышине, небесный спецраспределитель.
* * *
Сегодняшнее искусство тем и живо, что имеет ограничения. Театр является спецраспределителем хотя бы уже потому, что туда необходим билет. Выставка живописных работ или концерт классической музыки обладают теми же ограничительными свойствами. Только литература распахнула ворота настежь. Впрочем, еще Лев Толстой порицал всеобщую уверенность в легкости писательского труда: этому надобно учиться так же, как виртуозной игре на скрипке.
Но и литература возводит свои преграды. Прежде всего, своеобразным спецраспределителем становится литературный журнал. Составитель берет на себя ответственность представить произведения, отвечающие высоким критериям. Тем самым он ограничивает круг авторов. Возникла замечательная практика: журнал, отпечатанный в типографии малым тиражом, предназначается для библиотек и авторов, а его электронный двойник, размещенный на сайте, — для читателей, интересующихся новинками. Вот прекрасный симбиоз книжной культуры и видеоцивилизации.
Правда, сегодня всех — и писателей, и печатников, и книгопродавцев — заботит одно: уменьшается интерес к книге как таковой. Но это — проблема всечеловеческая. Недавно правительство Испании попыталось приобщить народ к чтению: закупив книги, стало бесплатно распространять их на железнодорожных вокзалах. Увы, испанцы равнодушно проходили мимо книжных развалов. Идеалист Дон-Кихот так и остался в одиночку сражаться с виртуальными ветряными мельницами.
Санкт-Петербург