Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 6, 2012
Критика
Платон Беседин «Книга Греха». — СПб.: Алетейя, 2012 («Книга Греха». — Луганск.: Шико, 2012)
Читается текст молодого автора Платона Беседина нелегко. Дело не в языке, не в стиле — он лаконичный, отточенный, стремительный, в меру метафоричный. Отдельные фразы звучат как афоризмы. Но тематика, плоть повествования густо замешана на том, что принято обозначать словами «жесть», «чернуха», «бытовой апокалипсис».
Приходит на ум «Заводной апельсин» Энтони Берджесса, по которому Стэнли Кубрик снял свой знаменитый фильм. Так же, как в романе английского автора, повествование идет от первого лица. Главный герой рассказывает, обстоятельно и со всеми подробностями, об актах насилия и зверствах, в которых принимает участие, либо непосредственно наблюдает. Тут и избиение «кавказцев» на рынке, и изнасилование азербайджанской девочки, и двойной суицид подростков, и заражение ничего не подозревающих прохожих смертельным вирусом.
Правда, есть разница, и существенная. Если Алекс из «Заводного апельсина» не рефлексирует, а только излагает: легко, со смешками, перемежая хруст костей и вопли жертв музыкой Бетховена, то Грех (прозвище главного героя романа Беседина) постоянно раздумывает о происходящем. Пытается понять, осознать, что и зачем делает, по каким законам устроено общество и мироздание в целом, есть ли Бог, и если да, все ли на земле происходит по Его воле.
Эпиграфом к тексту взяты слова Достоевского из «Дневника писателя»: «Я неисправимый идеалист; я ищу святынь, я люблю их, мое сердце их жаждет, потому что я так создан, что не могу жить без святынь, но все же я хотел бы святынь хоть капельку посвятее; не то стоит ли им поклоняться?»
Роман именно об этом: о поиске святынь «посвятее» тех, каким поклоняется большинство в нынешнем обществе тотального потребления и развлечения. О грехах — как надругательстве над святынями, и их искуплении. Недаром на протяжении всего повествования явственно звучат темы из «Преступления и наказания»: тут и размышления о «твари дрожащей» и «праве имеющем», и приход героя с чистосердечным признанием в полицию, и преобразующая сила любви.
Стилистически и композиционно роман необычен. Подробно и тщательно выписанные, бьющие по нервам картины драк, вандализма, извращенного секса (не только без любви, даже без влечения партнеров друг к другу) перемежаются бесстрастными справками: статистическими, социологическими, психологическими.
Вот две девочки совершают «дабл» (двойной суицид), спрыгнув по очереди с балкона. Автор-наблюдатель описывает: «Вокруг меня умирают люди. Я наблюдатель смерти. Юля. Раз. Маша. Два. Лена. Три. Смертушка, приди! У подъезда толпятся люди. На асфальте два тела. Маши и Лены. Когда приедут врачи и поднимут их, головы отделятся, а из всех клеток хлынет кровь». Автор-аналитик бесстрастно информирует: «По статистике, в России каждый день примерно семьсот человек кончают жизнь самоубийством… Реальные цифры предположительно больше в четыре раза… Основные причины самоубийств: 41% — неизвестна, 17% — душевная болезнь, 19% — страх перед наказанием, 17% — неприятности в семье и быту, 6% — любовная страсть».
Короткий секс в туалете бара. Без презерватива, не говоря уже о чувствах: оба партнера одинаково наплевательски относятся к своему будущему. Ведь «жизнь — это боль. Секс — анестезия. Партнер всегда должен быть новым». И тут же статистика: «Ежедневно в России происходит боле двухсот пятидесяти случаев заражения ВИЧ. В возрастной группе восемнадцать-тридцать лет каждый сороковой — инфицирован».
Пивные посиделки со старыми друзьями: без алкоголя общаться не о чем, нет ни общих тем, ни интереса друг к другу. «Пиво как скрепляющий элемент… Я задаю себе вопрос, что значит быть кому-то другом. Для ответа мы должны взять еще пива». Как следствие, медицинское резюме: «В состав пива входят соли тяжелых металлов, вызывающие изменения в эндокринной системе. При злоупотреблении пива наблюдается жировое перерождении семенных канальцев и разрастание соединительной ткани в паренхиме яичек»…
Роман многослоен, многоголосен. Голос рассказчика, вовлеченного в гущу событий — кровавых, грязных, леденящих — перемежается отстраненным, вознесшимся над фактами и обобщающим их посредством абстрактных размышлений гласом ученого-гуманитария.
Есть и еще один голос: идущий с самых высот, и в то же время, звучащий из глубин каждой души — голос Бога. Или совести, кому как угодно.
«Книга Греха» трудно поддается жанровому определению. Образец постмодернистской прозы? Но, при явных признаках постмодерна (обильное цитирование, отсылка к классике, снятие запретов самоцензуры), есть кардинальное отличие: Беседин не играет, не развлекается и не развлекает читателя, не тасует смыслы, переворачивая верх и низ, смешивая свет и тьму. Он предельно серьезен. (Что, кстати, немалая редкость для современной литературы двадцати-тридцатилетних.)
Возможно, это один из поджанров фантастики — антиутопия? Да, в романе говорится о будущем — близком будущем. Но если оно и отличается от настоящего, то лишь концентрацией зла, разрухи, отчаянья и абсурда — н? о никак не их качеством и многообразием. Автор берет в фокус самое насущно-больное и страшное в современном мире, оставляя «за кадром» нейтральное и позитивное.
Сам Беседин, кстати, определяет жанр своего текста как «новый реализм» (при этом замечая, что некоторые относят его к гиньолю). Что еще раз подчеркивает актуальность, современность романа.
Главный герой входит в националистическую организацию. Наиболее отличившиеся в «боевых действиях» — вроде безжалостного избиения приезжих с Кавказа и Средней Азии на рынке, публично провозглашаются героями и настоящими патриотами, людьми, заслужившими благодарность потомков. Это более чем современно: и пламенные речи, и побоища, устраиваемые «героями» и «патриотами», и благодарность потомков, которую, к примеру (по мнению достаточно большой прослойки россиян) заслужил норвежский террорист и идейный убийца Брейвик.
Вот страшная и абсурдная история о серийном маньяке, на счету которого 47 детских жизней: «Он убивал абсолютно идентичным способом — топором в спину. Насиловал и готовил из жертв мясные деликатесы… вырезал молочные железы. Поэтому его прозвали Веселым Молочником. Когда поймали, то избили до полусмерти. На следующий день появился адвокат и принялся трубить о правах человека. Полицейским, избившим Молочника, дали срок за превышение должностных полномочий». Выдуманный абсурд ничем не ярче реального. Скажем, в питерском суде не так давно рассматривалось дело о двух молодых каннибалах, вскоре после которого матери жертвы, 16‑тилетней девочки, пришла повестка. Один из негодяев судился с ней за «оскорбление чести и достоинства», имея в виду выкрики в свой адрес, от которых не удержалась несчастная женщина.
Да, читать «Книгу грехов» страшно и тяжело. Но не потому, что автор, обладая мощной и раскованной фантазией, держит в напряжении, не отпуская, не давая передохнуть, заставляя трепетать все нервы. Страшно, поскольку описана реальность, в которой все мы живем.
Роман Беседина можно назвать экзистенциальным. (Хотя мне не очень хочется употреблять это слово: по большому счету, каждый глубокий и серьезный текст о человеческой душе можно обозначить данным понятием.)
Герой предельно одинок. Он не сирота, есть заботливые и любящие родители. Но можно ли их уважать, прислушиваться к их мнению? «Отец мог стать для меня образцом; отец должен служить подобием Бога». Но «Бог» почти всегда пьян. «Мой отец ненавидит своего отца. Я презираю своего отца. Преемственность поколений». Семейные ритуальные встречи наполнены скукой: «Одни и те же беседы. Одни и те же фразы. Все расписано на часы вперед».
От одиночества не спасает ни механический секс со случайными подружками, ни распитие пива с людьми, лишь по инерции называемыми друзьями. И даже общее дело — националистическая организация, куда вступает герой, ища смысловое наполнение своей жизни, не избавляет от ощущения неприкаянности.
«Мне казалось, что в толпе, обществах единомышленников я никогда не буду один, но ошибся. Среди людей чувствуешь себя еще более одиноким. Общества, позитивных или национал-социалистов, готов или толкиенистов, неважно, любые общества, секты или организации уничтожают волю человека, его самость и личность; они как конвейер по производству биороботов, которые всегда вместе, но всегда одиноки».
Последняя попытка найти близких по духу — Интернет. В сети общаются миллионы: казалось бы, вероятность обрести единомышленников велика. Но и здесь ожидания героя терпят крах. На его отчаянную запись в блоге оставлены два комментария: хамский и насмешливый. «Два ответа на мой затяжной крик. Всего два ответа. Словно ты выхаркал с кровью свое сердце на чей-то праздничный стол, а его съели и раскритиковали за вкус».
Помимо организации националистов, Грех является членом еще одного сообщества — секты «позитивных»: ее участники заражают себя и окружающих смертельным вирусом. Большинство зараженных умирают спустя три года, но отдельные единицы выживают. Правда, герой пока не заражен и не успел заразить никого другого: колеблется и сомневается.
Лидер группы так объясняет ее смысл и цель: «Мы вольны делать все, что угодно. Нас не держит страх. Нам все дозволено, потому что единственный сдерживающий фактор для человека — это страх расплаты. Но… когда ты знаешь, что скоро умрешь, знаешь от чего именно, то тебя ничего не держит. Да, первое время тяжело, невыносимо, но потом у тебя вырастают крылья. Это кровь божья».
А может быть, дьявольская? Но и на это существует ответ: «А где гарантия, что дьявол или тот, кто исполняет его обязанности, не есть сам Бог, а Бог не есть дьявол, а? Кто это тебе сказал? Если все это Бог, и на все воля Его, то как происходит то, что происходит?»…
Автор нашел очень точный образ своего героя: пустая тыква на Хэллоуин, в которой пылает огонь. Огонь — как жажда жить, действовать, созидать. И пустота — как отсутствие смысла. «Я забивал голову пустяками, чем угодно, лишь бы не быть наедине со своей пустотой. И чем дальше я шел, тем все больше утопал в пороке».
Герой осознает, что живет в аду, куда пришел, чтобы развлекаться, заполнять пустоту, создавать имитацию полнокровной жизни.
Точкой перегиба в его сознании, или моментом истины становится известие, что в крови матери обнаружен смертельный вирус (тот самый, что распространяют «позитивные», вещая о своей полной свободе и вседозволенности). Привыкнув рассуждать в христианских категориях — ведь в детстве ему была сделана «прививка Богом», герой делает вывод, что смерть матери — следствие его грехов. Мать заключила внутренний контракт с Богом, попросив в расплату за грехи сына взять ее жизнь, пусть даже самым страшным образом, путем страданий, боли, болезни.
В отличие от сына, в ее жизни никогда не было пустоты: она заполнила ее любовью.
Платон Беседин подводит своего героя к страшному концу: обвиненный в преступлениях, которых не совершал, публично названный серийным маньяком, чье лицо глядит с обложек «желтых» журналов, он завершает свою жизнь в тюремной камере. Конец?..
Начало. Искупление, за которым следует новое рождение — осмысленное, с открытыми глазами и обретенной полнотой, и не важно, что физическое тело вот-вот умрет.
«Моя жизнь, ставшая погоней за наполнителями, была тяжелой душевной хворью. Все, что происходило до нее, — инкубационный период. Я переболел, приняв страшные лекарства».
Один из последних эпизодов романа глубоко символичен: девушка из секты «позитивных» заражает героя вирусом, делая насильно укол в вену. Он видит, как крохотная капля крови сваливается с кончика иглы. В этой капле частичка чужой души, следовательно — целый мир. Миры смешиваются, взаимопроникают… Все мы — едины. И потому ответственны — за себя, за другого, за всю нашу вселенную в целом.
«Грех — жить без ответственности».
Александра Созонова