Стихотворения
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 3, 2012
Поэзия
Владимир ЗАХАРОВ
Поэт. Родился на Урале, по образованию инженер, окончил Санкт-Петербургский технологический институт. Живет в Санкт-Петербурге. Участник литературного общества «ПИИТЕР», редактор отдела поэзии литературного портала «Точка Зрения». Публиковался в различных сетевых изданиях, стихи автора вошли в антологию петербургской поэзии «Аничков мост», 2010 г.
ВОКЗАЛ ДЛЯ ОДНОГО
Разбуди меня рано утром
Разбуди меня рано утром,
Мысли мне растревожь,
Станем смотреть на небо,
Гладить его вихры,
Пальцами взглядов
Ощупывать его мощь,
Из голубых глубин
Удить белоснежных рыб.
Облачно было мне,
Стало как день светло,
Незачем больше
в прошлом искать причин,
Крошится в памяти
Матовое стекло
Боли, и оттого
Мы по ночам кричим.
Но утро едва настанет,
Тронет зрачки рукой,
Выдернет из-под сердца
Острый крючок тоски,
И сразу нахлынет
Сверху такой покой,
Словно сам бог нам
Уксусом тер виски.
Экзистенция созерцания
Рассыплет бог над миром звезд немых,
Над фонарем всплывет луна, рогата,
Чтоб в мутном небе цвета суррогата
Навеки утопиться в то же миг.
Дорогу до ларька переходя,
Чтоб после выпить пива за идею,
Я гляну вверх — не будет ли дождя, —
Не будет вроде, упс… и обалдею,
И встану с фонарем спиной к спине.
Мурашки со спины доложат мне,
Что на дворе и холодно, и сыро,
Но я, задрав башку, гляжу, стою,
И стройная моя картина мира
Ломается, и голову мою
Взрывает словно сто нейтронных бомб —
Зачем я здесь, и так спешил куда я?
Уж не за тем ли, чтоб стоять столбом,
За небом как лунатик наблюдая?
Рожь
Когда все полегли, словно рожь на стерне,
Кроме голой земли, что останется мне?
Что останется, в сущности, после меня,
Когда я вам достану каштан из огня,
Что останется им напоследок от нас,
Когда наши следы запечатает наст,
Чем потомкам запомнятся их имена,
Когда только и будет, что надпись одна
На холодном граните, на ржавом кресте,
Перочинным ножом на сырой бересте,
Фиолетовой кровью на белом листе
Нанесенной, как рана, ему от руки,
С еле видимой точкой в финале строки.
Гори, гори…
Во тьме среди иных небесных тел
Усталый спутник в космосе летел,
И звезды в объектив ему мигали —
На небе ночью звезд не до фига ли?
Но вдруг одна, сошедшая с орбит,
Упала вниз, и он о ней скорбит,
И в атмосферы плотные слои
Несет антенны тонкие свои,
За нею следом падает сгорая,
И вся земля под ним от слез сырая.
Печальная, но яркая судьба.
А ты живешь зачем, спроси себя?
* * *
Жизнь задалась, точнее, задала
Урок труда под видом легкой трепки,
И вот грызешь со злости удила,
Во рту катая вкус железа терпкий.
Кругом довольно пищи для ума,
Но, в основном, она уже протухла,
Среди отбросов, брошена сама,
Лежит удачи тряпочная кукла.
А мимо пролетают поезда,
Набитые по крышу разным сбродом,
И тут бы рифму засветить — «звезда»,
Но звезды все с другой планеты родом.
Пока с катушек прочь не унесло,
Держусь, да только ниточка тонка мне,
А достижений мнимое число,
увы, не измеряются деньгами.
yellow-blue submarine
это ад, или рай водрузили опять на руины,
злую песню играй на бандере своей украины,
одногруппник в понтах, или гопник — все песня к лицу им,
ну а мы им гопак, или барыню хором станцуем,
двухголовым, увы, и не всякая птица-ворона
до середины невы доплывет без большого урона,
вылетая в трубу, где и так покупателей вдоволь,
зря ногтями в гробу скреб доску умирающий гоголь.
вот такое у нас, генацвале, кругом цинандали,
всенародный намаз, мы за родину душу отдали,
по команде и так, за здорово живешь, за спасибо,
деды брали рейхстаг, ну а мы умираем красиво,
до известной поры поклоняешься русским березам,
а потом в топоры запишись и напейся тверезым,
кто сказал, что для нас на луне не открыты райкомы,
светит в небе глонасс, и дороги любые знакомы.
Окно
Мой вид из окна постарел, обтрепался, поник
От частых дождей, перемены знамен ли, ветров ли
Как будто он хочет укрыться, подняв воротник,
И капает мокрое время на ржавые кровли.
Дробится мой мир на разводах воды по стеклу,
И нет мастеров в составлении этих мозаик,
Мы с прошлым моим, что ни к городу здесь, ни к селу
Друг друга понять не хотим, как поэт и прозаик.
И я отраженью в глаза своему не гляжу,
Боясь обнаружить приметы случайного сходства,
Что было — мое лишь, и не подлежит дележу,
И это немногое то, что спасает от скотства.
Вокзал для одного
Время идет по кругу, катится по наклонной,
Не обретает контур формулировка счастья,
Стынет комод вокзала массой многоколонной,
Я никогда красиво и не умел прощаться.
Поезд закроет двери, тронет платформу боком
И потечет в ночную сутолоку из стрелок,
Хочется на прощанье что-нибудь о глубоком,
Но разговорный русский на удивленье мелок.
Я постою снаружи, я подышу на руки —
Выдую из-под пальцев мыльный пузырь сарказма,
Вдену в него неловко тонкую нить разлуки,
Спичкой прижег бы узел, да на ветру погасла.
Нынче такие дуют — как поезда Р-200,
Не успеваешь свистнуть, как пролетает мимо,
Я никуда не еду — я остаюсь на месте
Нашего преступленья через границы мира.
Третий возраст любви
Мучайся бытом, вари разносолы, стирай да шей —
Даром труды — так склоняется над умирающей
Старой кобылой цыган — не наваришь теперь деньжат,
Стопкой журналов прошедшие годы в шкафу лежат.
Было ли в них хоть на йоту такого, чего нельзя
Не сохранить до конца, по наклонной во тьму скользя, —
Запах гвоздики, что смертию смерть поправ,
В том же шкафу среди груды других приправ,
В пряном дурмане, где вянут без света за свет счета,
Копится медленно в банки рассыпанная тщета,
Некто бесплотный скрипит половицами за дверьми,
Не беспокойся напрасно, пойди валидол прими.
Редьки не слаще на запах ментоловый хрен его
Все, что осталось на память от тела бренного,
Все, что досталось в итоге на поругание,
Сходства не больше, чем между «Агдамом» и Португалией.
В теплые края
И вот, приходит такая вся из себя и говорит:
Я прекрасней всех Беатриче, загадочней всех Маргарит,
Мне нужен коктейль из грез, салат всех благ, заветных желаний пицца,
И велит не тянуть и с заказом поторопиться,
А у тебя и так уж давно на все не хватает рук —
Где, например, дело всей твоей жизни, любимая женщина, лучший друг?
И ты берешь ее нежно за талию, ощущая, как ее стан упруг,
Поворачиваешь вокруг — на сто восемьдесят
И говоришь: погляди, у нас тут экзистенциальная осень,
И тебе, пташка, пора улетать на юг…