Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 11, 2012
Алексей Ахматов. «Воздушные коридоры»
СПб.: Береста, 2011
В поэтике питерского поэта Алексея Ахматова соединяются традиционные (силлабо-тонические) взгляды на стихосложение и рефлексия над бытием человека-поэта в непоэтическое время. То есть — отверженного, не гонящегося за славой, а ищущего голос, оправдывающего поэзию. Такова тема («поэзия как удел поэта») новой книги А. Ахматова «Воздушные коридоры». Книги, в которой автор (пишущий талантливые стихи, как вскользь заметил Дмитрий Быков) пытается постичь необходимость поэтического ремесла. В первую очередь, для самого себя. А если этот поиск затронет и читателя (соавтора)?
Фамилия — Ахматов — обязывает. А потому и опасность, подстерегающая поэта, на виду: литературная игра и перекличка напрашиваются, и… Алексей Ахматов откликается на них, впускает в себя поэтический пантеон предшественников. Но не пытается влиться в их ряды, определяя себе место не только после, а в стороне:
Морозцем, как рубанком, на ветру
Снимает стружку с набожных прохожих.
В такую ночь, я знаю, что умру,
И то, что «весь умру», я знаю тоже…
Но если поэт умрет «весь» (то есть — вместе со своей поэзией), зачем творить, зачем переживать себя и свою смерть раз за разом, пытаясь проникнуть в сердцевину запретного плода — Слова?
Может быть, потому, что у любого поэта, сколько бы ни обделенного талантом (и, конечно, наоборот), есть право на Спасение. Не только и не столько себя — читателя, человека, поверившего ему, услышавшего случайно или между делом, но вклинившего стихи в пространство между повседневными делами и чем-то нематериальным — уже маленькая победа!
Это как звучащие в метро стихи (вычитано из книги Татьяны Бек) — вроде бы, люди в сутолоке пробиваются на работу/домой, мысли затуманены/перегружены многочисленными мелкими и не слишком проблемами, а вместо рекламы — над эскалатором разносятся стихи. И если один из многотысячной толпы просветлеет — это ли не Спасение?
Однако Ахматов, в первую очередь, пытается спасти себя, оправдать свое существование поэта (то есть — пока не верит в предназначение?)
Мне долго ангелы шептали:
«Ты избранный, ты не такой,
Как все. Иди по вертикали,
Мы заняты твоей судьбой.
<…>
И я, быть может, им поверил…
(Что оставалось, право, мне?)
Когда б не санитар у двери
И не решетки на окне.
Все правильно. В сознании обывателя (успешного, современного, продвинутого обывателя) поэзия — удел сумасшедших, а все поэты закончились в Серебряном веке. И вот когда, казалось бы, сказано все, появляется еще один «поэт» и — говорит.
Но говорит честно, не оспаривая стереотип, соглашаясь — да, все сказано. Но внутри этого «сказанного» таится непознанное. Как в человеческом организме и — шире — Земле. Кто скажет, что Слово — меньше по объему или значению?
И он (с маленькой, естественно, буквы) подтверждает слова свои для неверующих. Действительно, я «весь умру», в самом деле, «санитар у двери» и «решетки на окне». А еще:
Мои стихи из сора не растут.
Они растут, скорее, из позора,
Из воспаленной совести. Измором
Они меня, как правило, берут.
Что одуванчик или лебеда?!
Для хищных строчек нету лучше яства,
Чем на душе измучившейся язва,
Чем сердце сокрушившая беда.
Литературная перекличка, о которой мы говорили в самом начале, ощутима. И естественна. Кому еще отправлять послания, как не тем, кто из-под железного занавеса мог созидать. А разве нынешнее человеческое безразличие — не этот самый пресловутый железный занавес?
А если так, то книга Алексея Ахматова «Воздушные коридоры» представляется совсем не оправданием себя как поэта, и даже не своей поэзии, а оправданием всех пишущих сегодня, всех «сумасшедших», «умирающих полностью», «выращивающих стихи из позора». И, значит, его существование как поэта — оправдано. И, более того, наше существование — как читателей.
Владимир Коркунов