Стихотворения
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 1, 2012
Поэзия
Марина ТАРАСОВА
Поэт, прозаик. Родилась в Москве. Окончила Московский Полиграфический институт, редакторское отделение. Впервые опубликовала стихи в «Московском Комсомольце». Занималась в Студии Давида Самойлова при Московском Отделении СП. Первая подборка стихов с предисловием Александра Межирова была напечатана в «Литературной России» в 1966 году. С 1968 года стихи регулярно публиковались во всех центральных изданиях. Является автором 9 поэтических книг и книги прозы. В 1988 году выпустила пластинку-Гигант со стихами на фирме «Мелодия».Участвовала во многих международных фестивалях поэзии, стихи переведены в Польше, на Кубе, в Македонии. Представляла поэзию России на Международном Фестивале в Черногории, в июне 2011 года. Член Русского ПЕН Клуба. Живет в Москве.
В СИНИХ ИСКРАХ
* * *
Все завалено мертвыми бабочками,
время года изменилось в лице,
листья желтыми тапочками
валяются на крыльце.
Мертвых бабочек столпотворение,
леденящие взбрыки стрекоз
напоминают стихотворение,
где все строки наперекос,
где все буквы черными ртами
раскололи башку тишине,
а слова глубокими рвами
навсегда залегли во мне.
Бабочка — грамота, формула,
пропуск в книгу небес,
бабочка — яркая гранула
хрупких и вечных чудес.
* * *
…Опять проехал полустанок,
захлопнулась тугая дверь.
Но что за поезд без приманок,
без заморочек и потерь?
Стихи на стекла налипают,
как веки Вия тяжелы,
они тебя напоминают,
волчару из уральской мглы.
Проехал… выкрали мобильник,
пустяк, а все-таки улов.
Прощай ничтожный кипятильник
чужих страстей, досужих слов.
Поэт живет в наплыве строчек,
пусть отдыхают рифмачи,
он от рожденья одиночка,
знак бесконечности в ночи,
петля на горле, гладиатор
боев без правил. Дух зимы.
Он аватар, он ликвидатор
аварий взорванной земли.
ПИКОВАЯ ДАМА
Неслышно плывущая осень — богиня
с янтарною мушкой на желтой щеке,
зловеще-прекрасная, словно графиня
в помятом и пряном своем парике.
Зачем же пугал пистолетом, как опер,
тот Германн безумный — два «н» на конце?
Фальшивящий тенор, тот выкормыш опер
с жестокой гримасой на бледном лице.
Не лучше ль ему, потушив канделябры,
коснуться губами померкнувших плеч,
и тайна открыла бы черные жабры.
Такая игра точно стоила свеч!
Три карты, три карты — сграбастать в подарок,
зловещие цифры пьянят, как вино
узнать и взнуздать их заветный порядок
и куш долгожданный сорвать в казино!
Кураж не случился… в итоге три трупа,
обычно одна не приходит беда.
Черна и ворсиста, как шерсть у тулупа,
на серый гранит налипает вода.
Да, смерть терпелива, как пахарь за плугом,
когда до костей пробирает мороз.
А дальше?
Летящая невская вьюга,
да снежные букли склоненных берез.
Томятся в колоде три мрачные карты,
в картонном колодце. Все блажь и химера.
— Три карты! — Сквозь снежное вервие каркнет
вселившийся в ворона дух офицера.
* * *
В том саду, где Бог молился Богу…
Семён Липкин
…он видел свет на дне морей
и в век партийных упырей
он словно жил среди царей
и на таком играл кимвале
и улетал в такие дали,
где проницаешь с высоты
одни лишь главные черты.
…И с Моисеем был на «ты».
* * *
Ты приходишь мне чем-то помочь,
и опять я боюсь зарыдать,
нам обоим, обоим невмочь
в эту странную дружбу играть,
эту странную дружбу лепить,
как горбатого в сумраке дня,
ах, любовь, молодая Лилит
в синих искрах чужого огня.
И трещат кастаньеты фламенко,
твое платье похоже на сеть…
Ах, любовь моя, невозвращенка,
без тебя как мне жить, как стареть?