Стихотворения
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 6, 2011
Поэзия
Михаил ЛЯШЕНКО
Поэт. Родился в 1946 г. Учился в институте иностранных языков и в Академии художеств. В печати дебютировал в 1995 г. С этого времени регулярно публикует оригинальные стихи, переводы, критические, культурологические, литературоведческие и искусствоведческие статьи в различных российских и грузинских литературных изданиях. Автор трех стихотворных сборников. Редактор и оформитель ряда книг. Редактор тбилисского журнала поэзии «АБГ». Организатор и президент «Ассоциации литераторов АБГ».
НА ПРИВОКЗАЛЬНОМ НОЧНОМ ПЯТАЧКЕ
* * *
Вода меня огнем прошибла
до перепутанных корней.
Я прежде не знавал огней
такого рьяного пошиба.
Гуляли молнии по сгибу
отметками карандашей
и, завернув за кромку, гибли
как будто гнали их взашей,
этсетера, ну и ваще…
* * *
Анне
Город к полуночи выстудит лужи,
вывернет время изнанкой наружу.
На привокзальном ночном пятачке
темный толчок размыкает колечком
шпили бутылок с подсветкой из свечек.
С жиденькой денежкой в твердой руке
вот он и я, выбираю бутылку,
взгляд уношу напряженным затылком,
и за спиной оставляю вокзал,
перемахнув кружева огражденья,
предвосхищая ночное раденье
с калейдоскопом в прозревших глазах,
чтобы простроить весь город по метру
шагом дотошным и мартовским ветром
и догонять свой упущенный хвост,
табор цыганский услышать за стенкой,
высмотреть в омуте черном оттенки
и насчитать на стене сотню звезд,
окна потрогать, пройтись парапетом…
Тут-то и вспомнить, что тут меня нету.
Нет меня тут. Я за тридевять верст,
за перевалом, за долгой равниной,
в тщетном усердии выбить клин клином
или прошедшее довоплотить,
прозасидевши согбенную спину,
дую до боли в свою парусину,
чтобы взлететь и по небу поплыть.
Я ль это там разливаю по полной
на привокзальном участке за полночь
и отмечаю густую луну —
кадмий лимонный по ультрамарину, —
и отбываю в свою половину,
и прислоняюсь к чужому окну.
«Братья мы все! Но тбилисские гены!..»
Пасынок окросубанской* богемы
в позе, при жесте, при слове, при мне
ниткой банальные мудрости нижет,
в рамках уклада, но несколько книжно,
и отражается в темном окне:
«Вспомним родителей — это наш корень!»
…Все же не я отучился в той школе,
азы и буки не принявши в толк,
но убаюкивал мир на ладони
азбучным рыцарем в латах картонных…
«Вспомним друзей наших — это наш долг!»
«Выпьем теперь за любимейших женщин!»
«Ну, а сейчас за всех наших ушедших —
всех нас Всевышний к себе призовет…»
— Рядом последний приют Пиросмани** —
«…Жизнь даст надежду, а время обманет.
Жизнь обещает, а время возьмет».
Пеплом присыпаны серые кроны,
город уснул, как уставший фантом.
Век подытожил сплошные уроны
и ничего не ссудил на потом.
Воля вселенская, с биоценоза
лоб отрезвив на российском морозе,
ось развернула на Северо-Юг.
Тут и запело нам, и загудело,
и засквозило со знанием дела
чутким дыханьем всех мыслимых вьюг.
Грею стакан об озябшие пальцы.
Время как время. И беды как беды.
«Жизнь постоянна. А мы постояльцы
зоны курортной на взмории Леты».
…Да, это я с головою повинной
на годовщине, на сороковинах
и наяву отправляю обряд
щедрым вином на могильную глину.
Строгий канон. Разблатная калина.
Стройный застрой, перепад невпопад,
тина болотная, воздух музейный.
Певчим дроздом и немым ротозеем,
рубленым срубом, акантным листом
это не я собираю пространство,
беглой природе дарю постоянство
и балагурю за умным столом.
Непредсказуемый мартовский ветер
пеплом разносит по улицам узким
песен обрывки, клочки междометий,
горечь реального, искус искусства
или седьмое, восьмое ли чувство.
Были наследством решетки витые,
будут в наследство резные балконы.
Память навеет нам сны золотые.
Я изогнусь в манекенном поклоне.
Я разрыдаюсь казенной латынью
и изваяньем из гипса застыну.
Будет, что будет, а с веком мы квиты.
Время с собой расквитаться, а там…
Анна и Анна. И Анна, от «А»
будем до «Я» продолжать алфавитом.
Век состоялся. Ничто не забыто.
Плыть будем дальше.
Суши якоря.
* Окрос убани (грузинск.) — буквально «Золотой район», (традиционное название жилого квартала, прилегающего к Центральному вокзалу Тбилиси).
** Пиросмани — место последнего обитания легендарного грузинского художника Нико Пиросманашвили, ныне дом-музей на улице Пиросмани, 29, выходящей на Вокзальную площадь.
* * *
мне бы в этом полусвете
век свободы на паркете
па-деде и антраша,
на пол-лАптя, ни на шаг
по измученным гардинам,
канделябрам, колким льдинам,
вымыслом неугомонным,
только — ша!
Если что подскажет ветер
не отсеется в ответе
безответна, как лапша
скипидарами с мастикой
everybody, Эвридика,
повилика, Береника,
Ника, Вика… Но душа…
Это — ша!
Если в лоб — то это к месту
месту лобному, уму
ну, и сердцу (моему).
ГУСИНОВКА*
Небо в луже и овраг,
где-то тут и море рядом.
Вдруг — ампирный особняк,
голубая колоннада,
золотая охра, лира,
три нахальные менады,
два застенчивых сатира
за фронтон отводят взгляды,
кот на крыше, как копилка,
в струях вешнего эфира.
Завершая колоннаду,
довершением к ампиру
валенки стоят и вилы,
дров припас, мешок опилок…
Несказанная страна,
Черноземная Пальмира.
* Гусиновка — район в Воронеже — родина поэта Алексея Кольцова.