Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 5, 2011
Критика
Александр Петрушкин. Маргиналии: книга стихотворений. — Кыштым: Евразийский журнальный портал «МЕГАЛИТ», 2011
Не очень отклонюсь от истины, если сообщу, что эта книга для подготовленных читателей. Можно сказать, исключительно для литераторов: поэтов, критиков, в меньшей степени прозаиков. Потому что рядовой читатель вряд ли продерется сквозь дебри петрушкинских смыслов, образов, словометаморфоз. Вот, к примеру:
скрипит сугроб — живые — неживые
пульсируют все тайны
ножевые
переходя себя на красный свет
ранета
снегиря тебе здесь нет
Разобрать данную строфу (?) логически невозможно. Но если отнестись к этим стихам как шаманскому заговору, как к забытому праязыку, то, возможно, откроется (да и то далеко не каждому) их своеобразная прелесть. Это не стихи в общепринятом смысле, но, тем не менее, — поэзия. В самом чистом, первозданном виде, наподобие неограненного алмаза. Так ювелир заключает в оправу камень, не обработанный до нужной стадии, с целью заинтриговать пресытившегося стандартными изделиями покупателя. Для Петрушкина подобный метод является основным, излюбленным; он даже не пытается «причесать» свои тексты и совершенно спокойно заявляет:
Мы разучились говорить на русском языку –
Висит соленая вода на ледяном суку.
Затвержен скорый договор бухлом в твоей крови –
Переговорщик с языком, давай поговори.
Поговори за ночь со мной чучмек, поэт и брат.
По хромоте — я там одной, мой дружелюбный гад.
Из съемной этой наготы — я на одной стою
И голожопым языком не с Богом говорю.
«Голожопый язык» — отлично сказано. Но мне, по правде говоря, больше нравится то, что Петрушкин делал до 2005 года, когда публиковался под псевдонимом Александр Вронников. После виртуальной смерти Вронникова (по «официальной» версии — от инсульта), в Интернете возник Натан Хлебник, существующий и по сей день, однако не скрывающий того, что на самом деле он всего лишь маска Александра Петрушкина. Оставим в стороне напрашивающийся вопрос: для чего такое количество псевдонимов? Ответов может быть несколько, и все они в той или иной мере прозвучат убедительно. Интересен тот факт, что после «смерти» Вронникова стихи у Петрушкина пошли более заумные, словно первый исписался и сгинул, а второй только в самом начале пути и увлеченно продолжает дело предшественника.
Коли и режь меня — я сука…
а если нет, то ссучусь позже –
такая в Ч. теперь наука,
такая гниль, такие вожжи.
Меня расколет не ментовка
или филолог пучеглазый –
завитая, как речь, веревка,
психиатрия, метастазы.
И беспонтова блажь и глупость
и тело не готово к смерти –
садись, несмертная подруга,
ты будешь третьей.
Это стихотворение тоже из книги, и датировано 2004 годом (хотя в основном сборник состоит из текстов 2005-2010 гг.). «Ч» — как нетрудно догадаться — это Челябинск, родина поэта. Здесь при стилистической схожести с более поздними стихами Петрушкина, проглядывает и то, что частично было им утрачено, — пронзительность, страстность. А ведь именно такими текстами, как процитированный выше, Петрушкин и обратил на себя внимание. Еще фрагмент из книги, 2003 год:
«О» открывает рот и заслоняет ночь
я на детей смотрю, как на Восток и Запад,
к тому же — это сын, тем паче — это дочь,
а более всего — почти овечий запах.
Почувствуй эту желчь, где сын похож на мать,
где дочка дочерна дыханьем воздух стерла,
где маленький отец ночами, словно тать,
свой голос воровал из собственного горла…
Вот такого у «нового» Петрушкина, к сожалению, мало. Последние тексты заметно уступают прежним по силе и лиричности, хотя, повторюсь, и в них можно обнаружить некоторую прелесть:
огромное прощай огромная страна
мне страшно уходить но быть еще страннее
когда горит береза то дотла
становится
стройнее
Составляя книгу, Петрушкин, очевидно, стремился к единообразию, включив в нее только те из старых текстов, которые отвечают его теперешним установкам. А это, думается, не совсем правильно и даже несправедливо по отношению к самому себе; если уж издавать стихи разных лет под одной обложкой, то желательно обойтись без перекосов и выбрать действительно лучшее. Данный сборник дает исчерпывающее представление о сегодняшнем Петрушкине, но не отражает масштаба его дарования. И даже может ввести в заблуждение людей, не знакомых с творчеством Александра.
Игорь ПАНИН