Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 12, 2011
Критика
Борис Марковский. Мне имени не вспомнить твоего.
СПб. Алетейя. 2011
Выход избранной лирики для любого поэта — событие насколько радостное, настолько и ответственное. Борис Марковский этого события дождался, и по прочтении его последней поэтической книги видно, что меру ответственности автор осознавал. Стихи, как представляется, тщательно отбирались — с тем, чтобы представить творчество поэта с разных сторон и в протяженной временной перспективе.
Первой ощущение от этой книги: автор подводит некий итог. В разных стихах из разных разделов проглядывает рубеж, который перейден поэтом, и заставляет его итожить жизненный путь: «Жизнь свою достаю и разглядываю, как последний пятак на метро». Вполне уместен в этом контексте стихотворный цикл «Семья Марковских» с посвящениями: отцу, матери, брату и т. д. Оглядываясь назад, человек вспоминает, прежде всего, близких — свою семью, которая была некогда надежной защитой, основой, а теперь живет только в памяти автора.
Семья Марковских в полном сборе
сидит за праздничным столом.
Все в серебре и мельхиоре,
и елка блещет серебром.
В этом стихотворении-воспоминании в финале «все плохое отступает в недосягаемую тьму», хотя на самом деле во тьму времени отступает именно семья. Вот что написано о могиле отца:
На задворках Европы, в крестьянской глуши,
на высоком холме — за чужие гроши —
ты оставлен лежать навсегда в феврале
в неподатливой, жесткой и мерзлой земле.
Пересчитывается и культурная копилка, каковую каждый из нас собирает в течении жизни. Подвергнутая пересчету на определенном жизненном этапе, копилка оказывается не столь богата, как думалось в начале пути.
Раздарил, растерял, не сберег:
Пастернак, Цветаева, Блок.
И Камоэнса пасмурный лик —
сколько было вас, избранных книг?
Автор существует на страницах этой книги вроде как вполоборота назад, что, в принципе, вполне оправданно. Существует какой-то естественный ход событий, вешки, которые расставляет время на пути от рождения к небытию, и каждому обозначенному этапу надо соответствовать («Смешон и ветреный старик, / Смешон и юноша степенный…»). Борис Марковский своему этапу жизни соответствует — в его возрасте, как правило, за спиной столько утрат и разочарований, что поневоле начнешь выстраивать в ряд тех, кого «уж нет», и кто «далече».
Впрочем, было бы весьма несправедливо сводить смысловое наполнение книги к теме подведения жизненных итогов. Это лишь один из мотивов, которые разрабатывает автор, весьма далекий от того, чтобы погружаться в ностальгию с головой. Поэт открыт миру, он не живет в своей раковине, а бежит по «ипподрому жизни», он ее участник…
На ипподроме — флаги,
на ипподроме — вой…
Налей-ка мне из фляги,
пусти по круговой.
Куда вы мчитесь, кони,
копытами звеня?..
В прокуренном вагоне
везут, везут меня…
С другой стороны, исследовать «раковину» внутреннего мира тоже весьма интересно. «Познай себя» — рекомендовали древние, что для поэта вдвойне насущно. Одна из сквозных тем книги, как представляется — именно самопознание, разговор автора (а может, лирического героя — неважно) с самим собой.
…И вот — двойник, не я,
возникнет вдруг из недр небытия,
чтоб быть, как я, слепым, чтоб быть всегда на страже,
чтоб чувствовать, как я, чтоб в зеркало, в упор
уставясь, поправлять пробор и виновато
рассматривать меня, пока рассвет, как вор,
по крыше не стечет шероховатой.
Естественно, разговор поэта с самим собой рано или поздно должен перейти к разговору о стихах, о смысле поэзии вообще, о ее смысле для тебя лично и т. д. И автор переходит к этому разговору, причем довольно часто. Если взглянуть на эту книгу пристальнее, обнаружится главный пафос автора — то, что двигает им на протяжении многих лет, вновь и вновь заставляя заполнять словами пустое поле листа (или экран монитора — это не существенно).
Прохладный белый звонкий лист
Бумаги,
В нем только что переплелись
Ручьи, овраги,
И чьи-то руки, и стихи,
И чьи-то встречи,
Как ласточки из-под стрехи —
Из русской речи
То есть, основным здесь является неудержимая тяга к поэзии, та «высокая болезнь», которой заражаются обычно в юности и болеют, как правило, до глубокой старости. Волшебство переплетения на листе бумаги «встреч», «ручьев», «оврагов» и множества другого завораживает, и автор вновь и вновь пытается разбудить в себе этого волшебника… Каждый ли раз получается? В большинстве случаев, я думаю, получается. Не буду сравнивать стихи, выделяя наиболее удачные — корпус написанного столь велик, что одно лишь перечисление творческих попаданий займет очень много места. При этом автор не очень-то склонен к возвеличиванию себя, любимого, он понимает, что «гоняется за сквозняками»; и что былого пафоса внутри уже нет, но что делать?
Слагать стихи — нелепая забава,
когда душа заведомо черства,
но где предел и мера мастерства,
и кто нам дал таинственное право
плодить на свет слова, слова, слова?
Толпа не примет их, не крикнет: «браво!»,
их не коснется ветреная слава
и будет, к сожалению, права.
Тяга к стихосложению — вещь необоримая, неудержимая, пусть даже из знаменитого «пишу для себя, печатаю для денег» стихотворцам осталась лишь первая часть высказывания. Не за то стараются поэты, и наш автор прекрасно это понимает.
Не тревожься, моя душа!
Нам ли думать с тобой о славе?
Только как это — не дышать?
Только кто же меня заставит?
В отношении эстетики Борис Марковский довольно консервативен. Он придерживается традиционных методов стихосложения, которые слегка устарели, быть может, но если уметь ими пользоваться — не подводят. То есть, любителям авангардных эстетик здесь будет нечем поживиться, зато те, кто привык к серьезным размышлениям о бытии и судьбе человеческой, почерпнут из этой книги многое.
Не нравится, когда о бытии и судьбе говорят в рифму? Обратитесь к разделу «И реквиема медь», составленному из отрывков из записных книжек. Здесь автор уже не использует приемы стихосложения — он высказывается прозой. Но это высказывание тоже ценно, здесь каждый фрагмент — частичка своеобразного дневника души. «Последние лет 7—8 имею дело, в основном, с текстами. Иногда слышу голосa (по телефону). Время от времени некоторые авторы присылают по электронной почте свой профиль (или анфас). И уж совсем редко (несколько раз в году) кое-кто из виртуальных собеседников материализуется — тогда я имею сомнительное удовольствие общаться с живым (и не всегда умным) человеком». Или вот такой фрагмент: «В юности стеснялся того, что сочиняю стихи. Когда с кем-нибудь знакомился, говорил: грузчик, полотер, ювелир, на худой конец». В этих небольших текстах автор зачастую ироничен, что по отношению к лирике смотрится контрастом. В стихах Борис Марковский, как правило, серьезен, исключение составляет разве что шуточная поэма «Боричев ток», написанная в первой половине 80-х годов прошлого века и посвященная друзьям молодости.
Завершают книгу поэтические переводы. В основном это европейские поэты: Рильке, Гессе, Тракль, Целан и др. Здесь автор позволяет себе отойти от традиционной силлабо-тоники, иногда переходя к верлибру или к белому стиху, но в данном случае прием оправдан, поскольку в переводе требуется прежде всего сохранять близость к оригиналу.
Интеллектуальное обрамление книги — статьи Андрея Коровина и Бориса Левита-Броуна. По счастью, это не критика в ее классическом понимании, поскольку оба автора — сами поэты. Это откровенный и глубокий разговор о стихах собрата по перу, попытка вникнуть в чужой поэтический мир и открыть его для потенциального читателя. И это обрамление — тоже свидетельство того, что автор подошел к составлению избранного весьма ответственно.
Я на финишной прямой.
От рассвета до заката
все бегу, бегу куда-то…
(Еле слышен голос мой.)
Как мы видим, поэт далек от любых иллюзий как в отношении жизни вообще, так и в отношении себя любимого. Но движение продолжается. А значит, есть надежда, что «финишная прямая» будет длинной, и мы еще увидим новые книги Бориса Марковского.
Владимир ШПАКОВ